***
На улице было холодно, и последний поезд на Базель уже ушёл. Ночевать пришлось на вокзале, на скамейке. К утру ноги превратились в сосульки, а правая рука опухла. Может быть, стоило бить не так сильно. Но… если уж ставить точку, то жирную и наверняка — так я успокаивал себя.
Было ли это окончанием, я старался не думать. По крайней мере, не в ту ночь. Просто сидел на промерзшей скамейке, уставившись в пространство, и пытался не вспоминать растерянное выражение на Валеркином лице и не думать о том, что творилось в этот момент в его голове. Мне казалось, я вполне знаю, о чём он думал… Всё то, что думают люди, пойманные на месте преступления.
***
Начала учёбы я ждал с нетерпением. Мне нужно было на что-то отвлечься. Но почему-то не получалось. Сначала я, как идиот, ждал звонка, постоянно пялясь на телефон. Когда спустя неделю сел аккумулятор, я, обыскав всю комнату, понял, что забыл зарядное устройство в Валеркиной квартире. Телефон в приступе истерики улетел в пыльный угол и так и остался там лежать…
Учёба тоже отвлекала не сильно. Нахватав курсов, которые мне были вовсе не нужны, я вскоре понял, что не справляюсь. Один за другим я забросил половину из них, а те, что остались, посещал через раз. Бегать по утрам я, конечно же, перестал.
К прочим радостям меня стала мучать бессонница. Почти каждую ночь я валялся до рассвета в кровати, пялился в потолок и думал… Думал обо всём на свете и всё чаще о том, что, возможно, было ошибкой уехать в Европу. Что, может быть, стоило вернуться назад. Бросить всё здесь и вернуться домой. Но… это было бы окончательной и бесповоротной точкой перелома. И хотя я и без того был уверен, что уже потерял того единственного человека, который для меня столько значил, всё еще где-то очень глубоко внутри надеялся, что рано или поздно мы с ним увидимся. Даже если просто случайно…
Вся эта ситуация и бессонные ночи сильно выматывали. Так что даже Луиджи отправил меня в отпуск. Нет, я не выглядел так жалко, что милый итальянец сжалился и отправил меня отдохнуть и развеяться. Но когда я за одну неделю умудрился разбить десятка два тарелок, Луиджи вызвал меня на ковер. А точнее, попросил остаться после рабочего дня.
— Ты мне не нравишься в последние дни. Невнимательный стал совсем. Что-то случилось? Я могу тебе чем-то помочь?
Луиджи сидел за столиком напротив и по-отцовски тепло улыбался.
— Ничего такого, в чем бы ты мог помочь, — признался я.
— С твоим молодым человеком что-то произошло?
Удивленный его наблюдательностью, я поднял глаза. Он наклонился вперед и похлопал меня по плечу.
— Знаешь, почему я взял тебя на работу? Мне не нужен был еще один неуклюжий слон в фарфоровой лавке. Свен… Он рассказал мне о твоей ориентации. И я решил тебе помочь.
— Но… — я открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не нашел, что именно.
— Много лет назад мои родители уехали из Италии. Мой младший брат признался, что он гей. И его стали преследовать, избивать и вообще всячески издеваться. Родители долго сами не могли смириться с его ориентацией, но и позволить над ним издеваться не могли. Поэтому мы переехали в Швейцарию. Здесь брату стало проще жить. Но я знаю, как непросто быть… другим.
Луиджи нахмурился. По его глазам было видно, как нелегко ему дается разговор. Его брат умер несколько лет назад — это я знал от Свена.
— Мы расстались, — не без труда признался я.
— Понимаю, — Луиджи задумчиво закивал. — Брат мой тоже постоянно с кем-то встречался, расставался. Трудно вам. Ведь нормальных отношений не построишь…
Впоследствии эти слова долго звучали в моей голове. А что, если и правда не суждено таким, как я, иметь нормальные человеческие отношения? Что, если это действительно приговор и я так и буду теперь всю жизнь болтаться как неприкаянный. Неужели всё так банально?
Мне не раз приходилось слышать о том, что серьезные отношения бывают только у «нормальных» пар. А у таких, как я, всё крутится вокруг секса и потому рано или поздно заканчивается… Эта мысль стала какой-то навязчивой идеей: а зачем вообще что-то делать, если в итоге не получишь того, что хочешь?
Я практически перестал ходить в университет и попросил Луиджи взять меня помощником повара — эта работа требовала большей отдачи и занимала намного больше времени и сил, не оставляя пространства для лишних, ненужных размышлений.
К концу семестра я забросил почти все курсы и из пятнадцати запланированных зачётов сдал только два. И те с горем пополам.
Когда закончились занятия, времени стало снова невыносимо много — хотя я и не учился почти весь семестр, в университете всё же ошивался и общался с другими студентами. Моя голова была чем-то занята, и это было совсем неплохо. Каникулы же оказались сущим адом…
Чтобы занять себя хоть чем-то помимо вечерних подработок у Луиджи, я устроился на стройку. Абсолютно бредовая идея, которая стоила мне нескольких слоёв кожи и пары недель бессонных ночей. Уже на второй день нас отправили заливать крыши битумом. Это было бы не так страшно, если бы в то лето сильная жара не мучала всю Европу. В Базеле температура поднималась выше тридцати градусов, а на крышах, под открытым солнцем, это было больше чем просто неприятно. Я умудрился сгореть в первый же день. На следующий день я был умнее и перед началом работы намазался с ног до головы солнцезащитным кремом. Не помогло. К концу недели я был похож на вареного рака и приблизительно так же себя чувствовал. Странным образом это было хорошо — физическая боль отвлекала от пустоты внутри.
Меня перевели на работы в помещении, но это не особо помогло: ожог был такой сильный, что мне было сложно даже шевелиться — кожу тянуло, и казалось, она вот-вот лопнет. Этого, конечно же, не случалось, но еще через пару дней она начала отслаиваться, и я смог почувствовать себя гадюкой в процессе линьки. Именно в тот момент всё изменилось…
Однажды, вернувшись после рабочего дня, уставший и с единственным желанием упасть и спать, я застал у себя в комнате нежданного гостя. Или наоборот — очень ожидаемого. Но неожиданного.
