— Как вы этого добиваетесь?

Иногда обсуждаешь, а иногда топаешь ногой, когда начинаются свары. А когда сам неправ, как можно скорее признаешь это и меняешься в правильном направлении, если можешь.

— А потом?

— А потом надеешься, что все пойдет как надо, и что сохранишь свое шоу на следующий сезон.

Принц посмотрел на кружащихся артистов.

— Они прекрасны. Сила и изящество одновременно. Стоит стараться поддерживать это.

— Да, — сказал мистер Тритон, складывая руки на животе. — Ты стал бы хорошим хозяином цирка.

Кли решила еще раз обойти территорию цирка, прежде чем лечь спать. Она прошла мимо потемневшей шоу-палатки и шла к чудо-колесу, когда почувствовала чей-то взгляд. Она повернула голову и увидела гиганта со шрамами, который пришел с ее братом. Он издали смотрел на нее.

Он смотрит так, словно пытается читать в моем мозгу, подумала она, но отбросила эту мысль. Под всем тем, о чем она думала недавно, был ее новый портрет. Это была поразительно прекрасная и глубоко унифицированная теория поля. Она была куда точнее любой другой теории… вернее, будет, когда закончится. Она вставала в башнях логики, измеряя глубины океанов отражающих обертонов среди силлогизмов ритмов и превосходила всю ее предыдущую работу по случайным пространственным координатам — «Джентльмены, более чем вероятно, что переделав уже существующую транзитную ленту, мы сможем посылать двести или триста фунтов материи в любое место планеты с точностью до микрона».

Нет, не думать об этом. Выкинуть эту мысль. Я же долго-долго не думала об этом.

И она вспомнила его спокойную улыбку, рыжие волосы, неожиданную усмешку и медвежий рев-смех. И остановилась, удивленная, потому что воспоминание было сейчас гораздо отчетливее, чем она позволяла себе раньше, и прошептала: «Тумар», ожидая боли, но боли не было. За последние несколько месяцев рана зажила, но он не ушел, он подошел ближе, хотя бы потому, что она жила в мире жизни, как предполагала, а не отступила в мир смерти. Когда она остановилась, пораженная этим открытием, что-то стало выбиваться из глубин ее мысли, всплывать к сознанию, как прояснившаяся схема превращается в узнаваемую прекрасную мысль…

Нет! Она одернула себя, боролась с этим, стараясь не допускать это в свой мозг. Нет! Нет! О, помогите мне! Нет!

И… И… оно снова ушло в забвение.

Она прищурилась, посмотрела на Эркора, слегка кивнула головой и отвернулась.

Они встретились у черного чудо-колеса и поздняя луна серебрила ее волосы. Их глаза были глубокими впадинами.

Джон улыбнулся.

— Как ты живешь теперь в нормальной жизни?

— Ты называешь цирк нормальной жизнью? — она тоже улыбнулась. — Как дела с войной? Вы остановили ее?

— Мы сделали еще одну попытку. Мы изгнали Лорда Пламени из короля Оска.

— Что он сделал в этот раз?

— Мы еще не знаем. А вот Кли знает. Во всяком случае, так думает Эркор. Но это слишком глубоко в ее мозгу.

— Должно быть, он это и имел в виду, когда разговаривал со мной. — Сказала Алтер. — Но откуда Кли может знать?

Он пожал плечами.

— Точно это неизвестно, но похоже, что у нее есть темная информация, совпадающая с той, что была в мозгу короля Оска, когда Лорд Пламени вышел из него.

— Понятно. Странная вещь, я имею в виду себя и Тила. Мы были единственными в Торомоне, кто знал кое-что о том, что вы в действительности делаете, и оба мы отошли от всего этого. Он в армии, а я в цирке. Он на войне, которую вы пытаетесь остановить, а я… Ну, я здесь. Надеюсь, что он скоро вернется. Я хотела бы увидеться с ним снова. Джон, а как твой поиск свободы?

— Я не получу ее, пока не кончится война и я освобожусь от Тройного Существа. По крайней мере, я так говорю себе. В тюрьме я научился ждать, это я и делаю теперь. А возможность ходить везде делает ожидание много легче. И я все еще учусь вещам, которые, я думаю, мне пригодятся, когда все это кончится. Но иногда я завидую вам, юным. Надеюсь, что вам обоим повезет.

— Спасибо, Джон.

В 6.30 утра цирковые повозки покатились к берегу и докам, где красный с золотом цирковой корабль повезет их обратно в Торон.

В это утро подъем прозвучал рано. Тил проверил 606-Б перед тем, как машину закатили в танк. Погода была теплой, несмотря на густой туман.

— Король умер!

— А?

— В Тороне, во дворце, умер король Оск. Сегодня утром пришел рапорт.

— Ты думаешь, это убийство?

— Не знаю. Я же не видел рапорта.

Слух волной прокатился по лагерю. Хотя никто ничего точно не знал, все решили, что смерть как-то связана с их внезапным движением. Это было удобным объяснением, поскольку устанавливало хоть какую-то причину.

Тил вернулся со склада с мотком провода для 606-Б и обнаружил, что провод там почти сгорел. И увидел Илло, тащившего что-то на плече.

— Что это? — спросил он неандертальца.

— Это указатель. Я спросил Курла, взять ли указатель с нами, а он ответил «Зачем?» И пошел прочь. Ну, а я принес.

— Хорошо сделал, — сказал Тил.

Вернувшись к 606-му, он поспорил с двумя парнями, которые хотели взять машину, не дожидаясь, пока сменят провод. Но затем один из них увидел хлопуна.

— …А, ты, значит, тот самый парень, который, как говорят, приручил это существо?

И пока они разглядывали пернатое создание, Тил поставил провод на место, и парни покатили 605-й. Возвращаясь в барак, Тил прошел мимо Торна и Курла.

— Может, это сражение будет последним, — сказал Торн. — Ты упоминал, что был разговор о мире?

— О победе или мире, — сказал Разведчик, — коль скоро король умер.

Тил зашел в хижину, взял рюкзак и снова зашагал по грязи. Он слышал грохот танков, выстроившихся на другом конце лагеря. В его приказе говорилось, что он должен идти к танку ГЗ. Он размышлял, будут ли у него проблемы со взятием хлопуна, когда его окликнул знакомый голос. Перед ним вырос Креветка. С ним был еще кто-то.

— Привет, Тил. Здесь Кудряш.

— А, привет, — сказал Тил, пожимая руки.

— Слушай, Тил, — сказал Креветка, — мы тут малость поспорили насчет тебя и хотели, чтобы ты помог нам разрешить спор, если ты не прочь.

— Конечно, — сказал Тил. — В чем дело?

— Какого цвета у тебя глаза?

Тил свел брови и неловко пошевелился.

— Зеленые. А что? — и тут же пожалел, что спросил.

— Можно посмотреть?

— Я… думаю, да.

Креветка подошел поближе, а Кудряш смотрел через его плечо.

— Вот видишь, я же говорил, — вскричал Креветка. — Зеленые, как и у меня. Это потому, что мы оба с побережья. Там почти у всех зеленые глаза.

— Я не это имел в виду, — сказал Кудряш. — Я говорил о том, что случается в темноте, а не на свету. Давай-ка, иди в тень.

— Слушай, — сказал Тил, — мне нужно идти. Мой танк, наверное, уже готов к отправке.

— Ты на какой танк?

— На третий.

— Прекрасно. Я его водитель. Пошли.

Тил бросил свой мозг в пяти разных направлениях, но везде висел «кирпич», так что пришлось идти к длинному ряду танков.

— Вот мой бэби, — сказал Креветка, похлопав черный металлический корпус.

— Давайте внутрь, — сказал Кудряш, открывая дверцу. Гидравлический трап спустился в грязь. — Там я покажу, что я имел в виду.

Тил вошел в танк за Креветкой и Кудряшом.

— Нет, не включайте. Это главное.

В танке, освещенном теперь только через купол в дальнем конце, Тил встал у стены, а Креветка и Кудряш вгляделись в его глаза. Сердце Тила было как бы сжато пальцами.

— Все в порядке, — сказал Креветка. — Какой, по-твоему, у них цвет?

— Ничего не понимаю, — нахмурился Кудряш. — Там, на учебной базе, как только стемнеет, его глаза выглядели так, словно их вовсе нет.

— Но… у меня зеленые глаза, — сказал Тил. Что-то в нем повернулось, вроде дымчатого кристалла, набитого воспоминаниями, которых он не мог увидеть. — Глаза у меня зеленые.