— Понятно. С Эркором, конечно?
— Да. Мы трое снова понадобимся. Вы…
— Все на борту, — доложил герцогине Джон.
— Тогда, в путь.
Она повернулась, чтобы отдать команду. Яхта приподнялась и затем нырнула вперед, в ночь.
Когда тьма омыла небо и высыпали звезды, Джон и Петра задержались у поручней.
— Война где-то там. В каком направлении? — спросила Петра.
— Кто знает… — Джон оглядел горизонт. — Где-то за радиационным барьером.
— Торон впереди! — крикнули с мостика.
— Мы постоим там, — сказала Петра.
Они посмотрели через воду, поверх носа яхты.
Вообразите руку в черной перчатке, расшитой по швам мириадами бриллиантов, и аметистов, бирюзы, рубинов. Теперь представьте, что эта сверкающая рука поднимается над полуночным горизонтом, и у каждого камня свой внутренний огонь. Это остров Торон подымается над краем моря.
Окна бального зала в королевском дворце Торона, поднимались двумя этажами к потолку и имели форму гробов. Когда стекла осветились, музыканты выдули из морских раковин музыку ветра, и в эти морские аккорды вплелся голос. Изумрудные, и коралловые сетки сверкали на женских плечах, пурпурные и малиновые на жакетах мужчин.
Сквозь широкие окна виднелась темная полоса транзитной ленты, выпрыгнувшей из башни-лаборатории и исчезающей среди других башен города, затем она парила над морем, над бухтой материка, над лесом пышных пальм и потомков тех дубов, что росли на земле пятьсот лет назад, над каторжными рудниками, где заключенные добывали из шахт металл тетрон, над равнинами, где всего три года назад стала робко проявляться растительность, и наконец, попадала в материковый город Тилфар. Три года назад он был превращен в сильную военную базу, какую когда-либо знала земля — по крайней мере, так хвастались ее генералы.
— Утренний бал, — воскликнула девушка в рубиновом шелке. Платье скреплялось на плече медным омаром, изогнутый хвост которого покрывал ее правую грудь. — Вы не находите, это потрясающая идея — бал на рассвете?
Женщина в годах рядом с нею поджала губы.
— Смешно, — тихо сказала она. — Я помню времена, когда балы были делом вкуса и происхождения. — Мимо прошел слуга, предлагая закуски. — Вы посмотрите, — продолжала она. На голове ее был серебряный парик с продернутой в него ниткой жемчуга. — Только посмотрите на это! — на кружочках тостов лежали ломтики рыбы. — Это рыба из аквариумов. Рыба из аквариумов служит делу государства! А я помню время, когда никто не думал служить чему бы то ни было, а рыбу просто привозили с материка. Рыба, выращенная в аквариуме! Ну и идея! Куда катится мир?
— Я никогда не видела разницы между той и другой рыбой, — ответила девушка, вгрызаясь в паштет из икры с нарезанным зеленым луком.
Женщина в серебряном парике хмыкнула. Джон Кошер отошел и побрел через зал по белому полированному камню, отражающему сказочные наряды. В одном конце зала одиноко стояли два закутанных в меха представителя лесных стражей, гиганты из громадного леса на материке. В нескольких шагах от них стояли три приземистых посланника от неандертальских племен. Они носили кожаные юбки и бронзовые браслеты на запястьях. В другом конце зала народ собирался вокруг почетных гостей — представителей аквариума Тилдона. Да, три года назад было бы все по-другому. Но сейчас…
Кто-то взвизгнул. Джон обернулся. Визг снова пронесся по бальному залу. Все головы повернулись. Люди двинулись вперед, напирая друг на друга, а затем вдруг подались назад. Джона толкнули, кто-то заехал локтем ему в грудь. Многие кричали и пятились от того, что началось на полу зала.
Что-то внутри Джона, всегда заставлявшее идти его наперекор толпе, толкнуло его вперед, и он внезапно очутился на краю пустого пространства. Старик в ярко красном костюме, шатаясь, шел, прижимая руки к глазам. За ним тянулась алая накидка. Она пригибалась к его лодыжкам, а затем снова волочилась, когда он наклонился вперед. Что-то липкое и красное пузырилось между его пальцами, капало на манжеты, покрывая их темными пятнами. Он снова завизжал, и визг его перешел вдруг в бульканье.
Старик упал на одно колено, а когда встал, на полу было пятно, а штанина на колене стала темно-коричневой.
От толпы отделилась другая фигура, вся в белом, тонкая, светловолосая. Джон узнал короля. Алая фигура скосилась к полу, к ногам Величества, и упала. Скорченные руки упали с лица.
Люди снова закричали, и даже Джон задохнулся.
Кровь лилась из манжет и штанин. Красное желе соскользнуло с того, что было лицом. Выпуклая грудь опала, и красная одежда обвисла, словно под ней были только голые кости. Одна рука, лежавшая на залитой кровью накидке, чуть приподнялась, но снова упала и стала распадаться на мелкие кусочки. Череп скатился с шеи и тоже распался на отдельные кости.
Сквозь толпу Джон увидел герцогиню, идущую к одному из выходов. Он тут же повернулся и через три минуты был у выхода, где она ждала его. Петра схватила его за руку.
— Джон, — вы знаете, кто это был? Знаете? — прошептала она.
— Я знаю, как это было сделано, — ответил он, — но не знаю, кто.
— Это был первый министр Черджил, глаза Совета. Теперь скажите, что это было.
— Когда я был в тюрьме, в рудниках, один из не слишком близких моих друзей был опытным токсикологом и иной раз кое-что выпускал изо рта. Это — теренид. Его ферментное действие — клеточный транквилизатор.
— Вы хотите сказать, что клетки тела становятся настолько спокойными, что уже не могут держаться друг за друга?
— Что-то вроде этого. Результат вы видели на Черджиле.
Музыка, прекратившаяся было, снова зазвучала, но над мелодией поднялся голос через громкоговоритель.
— Леди и джентльмены, мне очень жаль, что такая неприятность прервала мой утренний бал. Страшно жаль. Однако, я вынужден просить вас всех отправиться по домам. Сейчас нам наш оркестр сыграет Победный Гимн Торомона.
Мелодия резко оборвалась, а затем бросилась в стремительно повышающуюся тему Победного Гимна.
— Немедленно поднимайтесь в мои комнаты, — шепнула герцогиня Джону. — Я еще до этого хотела показать вам кое-что. Сейчас это уже необходимо.
Первый свет пятнами лег на стекла гробоподобных окон. Он тянулся через комнату поверх суетливо расходящихся гостей, но обошел красный кошмар, высыхающий на полу танцевального зала. Джон и Петра поспешили уйти.
У герцогини Петры была своя квартира среди личных помещений дворца. Через несколько минут она ввела Джона через тройные двери в мягко освещенную комнату, застеленную пурпурным ковром.
— Джон, — сказала она, едва они вошли. — Это Рольф Катем. Рольф, это Джон Кошер, о котором я вам рассказывала.
Джон остановился в дверях, глядя на… человека в кресле. Он даже протер глаза, но то, что он видел, не собиралось исчезать. Половина лица Катема была прозрачной. Часть черепа была заключена в пластиковый чехол. Через него было видно, что кровь течет по сети искусственных капилляров, в пластиковую челюстную кость были вставлены металлические зубы, а над местом, где раньше был глаз, нависали призрачно-серые извилины мозга, полуприкрытые сетью сосудов.
Опомнившись от первого изумления, Джон сказал:
— Катам. «Пересмотренная история Торомона» Катама. — Он ухватился за первую знакомую мысль и повернул ее в шутку, чтобы победить удивление. — Мы изучали вашу книгу в школе.
Три четверти рта Катама, которые были плотнее, улыбнулись.
— А ваша фамилия Кошер? Есть какая-нибудь связь между вами и Аквариумами или Гидропоникой Кошера? Или с доктором Кошер, которая открыла обратные субтригонометрические функции и применила их в случайной системе пространственных координат, каковая является более или менее технологической причиной внешних конфликтов, в которые ввязался Торомон?
— Кошер Аквариумов и Гидропоники — мой отец, доктор Кошер — моя сестра.
Одна бровь Катама поднялась.
— Профессор Катам, — сказала герцогиня. — Мы собираемся сегодня обменяться историями. Одну минутку. Эркор!
