— Можно ли ему взять эту, — девушка смотрела на Себастьяна, — вещь с собой в музей? У нас нет специального места для животных. — Банни ответила. — Это ведь человек из твоего экипажа, Лок? Животные выглядят вполне домашними. — Она повернулась к Себастьяну. — Оно умеет быть смирным?
— Конечно, он будет смирным, — он почесал коготь, поблескивающий на его плече.
— Можете взять его с собой, — разрешила девушка. — Циана уже вышла к месту встречи.
Лок обернулся к Катину.
— Почему бы тебе не пойти со мной?
Катин постарался согнать удивление с лица.
— Конечно, капитан.
— Юго-Запад, двенадцать, — повторила девушка. — Вы можете подняться на этом лифте на один этаж. Больше никого?
— Никого, — Лок повернулся к экипажу. — Пока.
Катин последовал за ними.
Рядом со спиральным лифтом, на постаменте из мраморных блоков, высилась голова дракона. Катин задрал голову, разглядывая гребни вокруг каменной пасти.
— Мой отец подарил ее музею, — сказал Лок, когда они вошли в лифт.
— О?
— Она с Новой Бразилии, — они начали подъем вокруг центрального столба и оскал пасти перестал быть виден, — когда я был ребенком, я играл внутри ее сородичей. — Внизу толпились туристы, казавшиеся отсюда крохотными.
Золотая кровля накрыла их.
Они вышли из лифта.
Картины, развешанные по галерее тут и там, освещались естественными источниками света. Многолинзовая лампа бросала на каждую висящую здесь раму свет — согласно предположениям нескольких ученых Алкейна — наиболее близкий к тому, под которым была написана каждая картина: искусственный или естественный, свет красного солнца или белого солнца, желтого или голубого.
Катин поглядел на дюжину людей, обозревающих выставку.
— Она будет здесь только через несколько минут, — сказал капитан. — Она только что вышла.
— О, — Катин прочитал название выставки.
Вверху был экран объявлений, меньший, чем в вестибюле.
Сейчас на нем светилась надпись, сообщавшая, что все представленные здесь картины и фотографии созданы за последние триста лет и показывают мужчин и женщин разных миров за работой или развлечениями. Взглянув на перечень авторов, Катин вынужден был признать, что ему были известны лишь два имени.
— Я позвал тебя с собой, потому что мне надо поговорить с кем-то, кто может понимать суть сказанного.
Удивленный Катин поднял голову.
— Мое солнце — моя нова. В мыслях я почти привык к ее сиянию. Я стал человеком, освещенным ее лучами. Всю мою жизнь окружающие меня люди делали то, что я хочу. Если же нет…
— Вы заставляли их?
Лок сузил желтые глаза.
— Если же нет — я искал то, что они могут делать и использовал их для этого. И всегда находился кто-то еще, кто мог выполнять нужную мне работу. Я хочу поговорить с человеком, который может понять. Но разговор не выражает того, что я хочу сказать. Хотел бы я сделать что-нибудь, чтобы показать, что все это значит!
— Я… Я не думаю, что все это понятно.
— Поймешь.
«ПОРТРЕТ ЖЕНЩИНЫ» (Беллатрикс IV): одежды двадцатилетней давности. Она сидела у окна, улыбаясь, в золотом свете солнца, оставшегося за рамой картины.
«С АШТОНОМ КЛАРКОМ» (не указано): старик. Его рабочий комбинезон вышел из моды лет двести назад. Он собирался отключаться от какой-то громадной машины. Но она была так велика, что нельзя было понять, что это такое.
— Удивительно, Катин. Моя семья — по крайней мере со стороны отца — происходит из Плеяд. Однако я с детства разговаривал у себя дома как выходец из созвездия Дракона. Мой отец принадлежал к тому обособленному ядру старой гвардии граждан Плеяд, которые позаимствовали множество идей у своих предков с Земли и из Созвездия Дракона, только это была Земля, которая умерла через пятнадцать лет после того, как старейший из этих художников взял в руки кисть. Когда я обзаведусь постоянной семьей, мои дети тоже будут так говорить. Не кажется ли тебе странным, что ты и я, похоже, ближе, чем я и, скажем, Тай и Себастьян?
— Я с Луны, — напомнил Катин. — Я знаю Землю только по продолжительному визиту на нее. Это не мой родной мир.
Лок не обратил на это внимания.
— Но в некоторых отношениях Тай, Себастьян и я очень похожи. В этих основных характерных чувствах мы гораздо ближе, чем я и ты.
И снова Катину понадобилась целая секунда (довольно неприятная секунда), чтобы вспомнить, что означает выражение боли на рассеченном лице Лока.
— Некоторые наши реакции на возникающие ситуации будут понятны кому-то другому, а не тебе, да, я знаю, что так дальше не пойдет, — он замолчал. — Ты не землянин, Катин. Но Мышонок — с Земли. И Принс. Один — беспризорник, другой… — Принс Ред. Существует ли некая связь между ними, как между мной и Себастьяном? Цыган просто зачаровывает меня. Я не понимаю его. Но в том смысле, в каком, я думаю, я понимаю тебя. Принса я тоже не понимаю.
«ПОРТРЕТ НЕТРАЙДЕРА». Катин посмотрел на дату: задумчивый нетрайдер с негроидными чертами лица просеивал туман сквозь свою сеть двести лет назад.
«ПОРТРЕТ ЮНОШИ»: современника, конечно. Он стоял на опушке рощи… деревьев? Нет. Чем бы это ни было, но только не деревьями.
— В середине двадцатого века, в 1950 году, если быть точным, — Катин снова взглянул на капитана, — на Земле была маленькая страна, называемая Великобританией, в которой существовало пятьдесят семь довольно сильно разнящихся друг от друга диалектов английского языка. Была также большая страна, называемая Соединенными Штатами, с населением, в четыре раза большим, раскинувшаяся на в шесть раз большей территории. Там тоже существовали диалекты, но только две крошечные группы, включающие менее двадцати тысяч человек, употребляли язык, который мог быть непонятен человеку, владеющему только литературным английским: я привел этот пример, чтобы пояснить свою точку зрения: ведь обе страны говорили на одном и том же языке.
«ПОРТРЕТ ПЛАЧУЩЕГО РЕБЕНКА» (2852 год нашей эры. Вега-IV).
«ПОРТРЕТ ПЛАЧУЩЕГО РЕБЕНКА» (3052 год. Новая Бразилия).
— Что у тебя за точка зрения?
— Соединенные Штаты были продуктом коммуникационного взрыва, развития способов передвижения, перемещения людей, движения информации, развития радио и телевидения, что стандартизировало речь и образ мышления — не самых мыслей, однако, что означало, что персона А может понять не только персону В, но также и персон С, X и Y. Люди, информация и мысли пересекают сейчас галактику значительно быстрее, чем Соединенные Штаты в 1950 году. Возможность взаимопонимания значительно возросла. Наши родные миры разделяет треть галактики. За исключением случайных воскресных визитов в Университет созвездия Дракона — в Центавр — во время моей учебы, сейчас я впервые покинул пределы Солнечной системы. Однако, вы и я по способности к обмену информацией гораздо ближе друг к другу, чем уроженцы Уэльса и Корнуэлла тысячу лет назад. Помните об этом, когда размышляете о Мышонке или о Принсе: Реде. Хотя Великая Змея свернулась вокруг колонны всего сотни миров, жители Плеяд и Окраинных Колоний признают ее, мебель Республики Вега то и дело напоминает то же самое о своих хозяевах, Аштон Кларк значит одинаково много как для вас, так и для меня. Морган убил Андервуда и это частично сделало наши познания… — он остановился, так как Лок нахмурился.
— Ты хочешь сказать, что Андервуд убил Моргана?
— О, конечно же… Я имел в виду… — краска смущения проступила на его щеках. — Да… Но я не хотел…
Между картинами показалась женщина в белом. Ее серебряные волосы были уложены в высокую прическу.
Она была высокой.
Она была старой.
— Лок! — она протянула навстречу ему руки. — Банни сказала, что ты здесь. Я думаю, нам следует подняться в мой офис.
Конечно! — подумал Катин. — Все ее портреты, которые он видел, были сделаны пятнадцать-двадцать лет назад.
— Спасибо, Циана. Мы и сами могли бы подняться. Я не хочу отвлекать тебя, если ты занята. Это не займет много времени.