Алексей Федорович спокойно попросил назначить авторитетную комиссию и разобраться во всем на месте. Комиссия, к счастью, поняла суть дела. Все кончилось хорошо, а на душе противно, — осадок остался неприятный. Этак недолго отбить у людей всякую охоту делать что-то новое, непривычное для глаз и ушей начальства.

Вчера вернулись ребята, в доме стало весело. Трофим стал совсем большой. Завтра ему в школу.

По случаю начала учебного года Леонид притащил уйму подарков Трофиму, все солидные, деловые вещи: кожаный портфель, пластмассовый пенал с каким-то абстрактным рисунком, цветные карандаши, школьную авторучку, тетрадь для рисования. А Татке — шелковое платье, белые с красным туфельки. Наша маленькая кокетка любит повертеться перед зеркалом!..

Детские сады хотя и вернулись в город, но откроются дней через пять-шесть, — идет не то ремонт, не то подготовка к приему детей. Так повторяется каждый год. Никому до этого нет дела, а работающим матерям — горе. Малышей-то в эти дни девать некуда. Вот и у нас: Милочка уходит в школу к восьми часам, я бегу на комбинат еще раньше…

5 сентября

…Наконец на комбинат поступил один экспериментальный экземпляр бесчелночного, бесшумного ткацкого станка, сконструированного Власовым. Правда, станок этот работает пока еще неважно, но главное — он перспективный. Я не ткач, мне судить трудно, однако специалисты утверждают в один голос, что это — станок будущего.

Уже одно то, что он избавляет ткачих от страшного грохота, от профессиональных болезней — глухоты и нервного расстройства, — великое дело. Главный плановик Шустрицкий подсчитал, что оснащение нашего комбината такими станками освободит целый зал ткацкого цеха и даст возможность установить дополнительно сто сорок станков.

10 сентября

С некоторых пор у нас на складе готового товара пусто. Каждое утро, по графику, к нам приезжают представители торгующих организаций и забирают выработанный за предыдущий день товар. Наши ткани не залеживаются на прилавках, покупают их охотно. Еще бы не покупать! Они красивы, недороги, отвечают разным вкусам.

На днях я стал свидетелем интересного явления. Наш юрисконсульт, не имеющий, казалось бы, никакого отношения к производству, бегал по красильно-отделочной фабрике, шумел и бушевал, требуя выполнения плана строго по графику и согласно расписанному ассортименту. Наконец он поймал заведующего фабрикой и прочитал ему нотацию:

— Прошу вас не забывать, что сейчас у нас прямые договоры с магазинами тканей и базой Текстильторга на поставку товара не только по количеству, но и по рисункам и расцветкам. По вашей вине торгующие организации буквально разденут нас штрафами, пустят по миру!

— Дайте нам суровье по рисункам и нужные красители, тогда и спрашивайте. А так… — Заведующий фабрикой развел руками.

Юрисконсульт ничего не хотел слушать, он угрожал, что будет жаловаться Власову.

— Можете жаловаться хоть самому господу богу, от этого суровье и красители не появятся. Вы бы лучше подумали, как бы притянуть к ответственности наших безответственных поставщиков, чем без толку шуметь. — Заведующий фабрикой повернулся и ушел.

Конечно, хорошо, когда за план болеют даже юрисконсульты, но толку от этого мало. Над нашими поставщиками, как говорит мастер Степанов, не каплет, — они исходят только из своих собственных интересов и часто ставят нас в безвыходное положение. Вырабатывают то, что им выгоднее. Химики, например, в течение целой декады поставляют нам одни темные красители, потом переходят на выработку светлых. То же самое с прядильщиками. Чтобы выпускать товар строго в ассортименте, нам приходится делать большие запасы сырья и материалов, а это невыгодно со всех точек зрения, в особенности теперь, когда дорога каждая копейка.

Нужно, чтобы поставщики отвечали перед нами так же, как мы отвечаем перед торгующими организациями.

25 сентября

Ну и дела! Власов предложил доктору химических наук Николаю Николаевичу Никитину вернуться на комбинат и возглавить лабораторию, пообещав создать ему все необходимые условия для научно-исследовательской работы. К великому удивлению всех, Николай Николаевич принял предложение Власова и вчера, в понедельник, приступил к исполнению своих обязанностей. Вместе с ним к нам пришли работать еще трое молодых химиков — один кандидат наук, два инженера. Ясно, что возвращение к нам такого знающего человека, как Николай Николаевич, очень важное событие. В современных условиях ни одно большое предприятие не может работать успешно без собственной лаборатории и экспериментальной базы.

Интересно, как будут ладить между собой Леонид и Никитин? Ведь деятельность Леонида тесно соприкасается с работой лаборатории.

Утром я спросил об этом Леонида.

— Думаешь, сработаешься с ним?

Он пожал плечами.

— Отчего нет? Нам с ним не детей крестить, а общее дело делать… Постой, ты думаешь о Наташе?

И я увидел, каким растерянным и смущенным стало его лицо.

Леонид получил разрешение в течение недели являться на работу к двенадцати часам: он должен был в Институте теплотехники консультировать по утрам специалистов, строящих экспериментальный образец парового котла его системы.

Перед этим он встретил, как всегда, Музу в метро и попросил ее прийти в половине седьмого к главному входу парка «Сокольники».

— Пойдемте куда-нибудь, а то я вас не скоро увижу, — сказал он.

Простившись с нею, он, как всегда, встал за углом дома, чтобы проводить ее взглядом, пока она не исчезнет за массивными дверями своего института.

Что это? Он не верил своим глазам: откуда ни возьмись появился Никонов и торопливо стал догонять Музу Васильевну.

Леонид тотчас же пошел следом за ним и услышал, как он, поравнявшись с Музой, сказал:

— Прошу вас, уделите мне несколько минут внимания!..

— Нам не о чем разговаривать, — ответила та не поворачивая головы и скрылась в дверях.

Юлий Борисович постоял некоторое время, глядя на захлопнувшуюся перед его носом дверь, повернулся — и лицом к лицу столкнулся с Леонидом.

— А-а, теперь я понимаю, — злобно проговорил он, — она стала твоей любовницей!

— Объясните мне, почему вы преследуете эту женщину? — сдерживая кипевшее в нем возмущение, спросил Леонид.

— Тебя это не касается!

— Касается. Больше, чем вы думаете…

— Я на нее имею больше прав, чем ты. Понял? — отрезал Юлий Борисович и быстро пошел по направлению к метро.

…В Институте теплотехники Леонида встретили радушно. Руководитель работ, пожимая ему руку, сказал:

— Вы молодчина, Леонид Иванович! Нам остается только уточнить с вами кое-какие детали и приступить к сборке. Не бойтесь, это займет не много времени: дней пять — семь, не больше. Потом встретимся во время испытаний.

Леонида радовало такое отношение, — он знал, что в институтах чужое изобретение далеко не всегда встречают благожелательно. Здесь же люди всячески старались помочь делу и поскорее изготовить котел. Он разъяснял неясные места в чертежах, быстро находил новые, оригинальные решения, но из головы не выходило столкновение с Никоновым. Сомневаться не приходилось: Никонов имеет на Музу какие-то права, иначе он не стал бы так петушиться…

Сославшись на неотложные дела, Леонид уехал из института на комбинат, но и здесь, на своем обычном рабочем месте, не нашел успокоения. Он не мог думать ни о чем другом — только об отношениях между Музой и Никоновым. Он пытался внушить себе, что прошлое Музы его не касается, но это было слабым утешением. Он знал одно: нынешний день будет решающим, он узнает истину, потому что разговор будет откровенным, «без фокусов», как любит говорить Сергей.

Ах, если бы люди были такими же твердыми в действительности, как в своих мечтах! Едва только Леонид увидел Музу, как он, забыв все свои твердые намерения, побежал ей навстречу.