Приближалось время досрочного освобождения Никонова. Он уже считал дни и часы, когда наконец снова обретет свободу. Иногда сомневался: а вдруг раздумают, не освободят? Ведь речь шла о досрочном освобождении… Однако, будучи оптимистом и веря в свою судьбу, он отбрасывал эти мрачные мысли. Он мысленно строил обширные планы, и в нем опять просыпались честолюбивые желания — ему по-прежнему хотелось жить в свое удовольствие, иметь все, что пожелает душа. Но как? Снова пуститься в сомнительные операции? Но ведь достичь нормальными путями элементарно приличных условий жизни едва ли будет возможно. При наличии у него судимости ни один кадровик не даст ему руководящую работу с приличным окладом, а о персональной ставке и говорить не приходится… Подобные рассуждения приводили Юлия Борисовича в уныние. Он не мог даже представить себе, как будет жить на оклад рядового инженера. О своей особе он был высокого мнения, считал себя человеком незаурядным, утонченным, — следовательно, по его мнению, не было ничего зазорного в том, что и запросы у него повышенные.

Конечно, при желании можно воспользоваться расположением к нему Аркадия Семеновича Шагова и при его помощи делать, как тот любил выражаться, деньги. Вот ведь человек, — жил широко, красиво, ворочал большими деньгами и ни разу не привлекался. В лагерь он попал, видимо, по делу, не имеющему никакого отношения к его валютным операциям. По какому именно, Шагов не говорил, спрашивать его не принято, да и неловко. У каждого свои слабости, тут уж ничего не поделаешь. Не будем строгими моралистами, не станем осуждать людей за их слабости. И здесь, в условиях лагеря, Аркадий Семенович тоже сумел завоевать определенные привилегии. Все те же материальные возможности. Как ни говори, деньги при умелом их употреблении — могучая сила. Впрочем, все это пустые рассуждения, сперва их нужно заиметь, эти деньги, а потом уж подумать, как ими пользоваться. Шаговские слабости или пороки Юлия Борисовича не касаются, он искренне благодарен Шагову за ласку и бескорыстную помощь. Греха таить нечего, без этой помощи было бы очень туго.

К великому сожалению, ни одна, даже мелкая, комбинация не обходится без риска. Можно было бы и рискнуть, если бы… Над этим Юлий Борисович ломал голову не одну бессонную ночь. Пришлось снова обратиться к видавшему виды многоопытному Шагову.

— Как вы думаете, Аркадий Семенович, есть возможность теперь перебраться за границу? — спросил Никонов при очередной встрече.

— К чему вы это? — удивился тот.

— Так, на всякий случай… Скажем, ценой большого риска человек заимел немного денег. А дальше что? У нас даже тратить их толком нельзя. Сейчас же обратят внимание. Живет, мол, гражданин не по средствам, откуда у него деньги, где он их добывает? И пошла писать губерния. Вот если бы можно было перебраться туда с валютой или камешками… — Юлий Борисович даже губы облизнул.

— Трудно, очень трудно, особенно нашему брату, — сказал Шагов. — Давайте перечислим, какие есть для этого возможности. Прежде всего, туристские поездки. Но это не про нас. Человека с сомнительной биографией, в особенности имеющего в прошлом судимость, за границу не пустят. Следовательно, этот вариант отпадает. Подумаем о другом. Переход границы нелегально. Весьма опасное занятие, почти невозможное. Нужно дойти до ручки, чтобы решиться на такое. Третья возможность — родственники из-за границы приглашают вас погостить. Для этого прежде всего нужно, чтобы они были, эти родственники… Положим, можно организовать, чтоб были. Тут дело в цене. Вы можете получить вызов из любой страны, это я вам могу гарантировать. Но — пустят ли вас погостить, вот в чем загвоздка!

— Выходит, об этом и думать нечего…

— Почему же? Думать можно и должно, на то человеку голова дана, а что получается от этих дум — совсем другой разговор, — пошутил Аркадий Семенович. — Впрочем, есть еще одна лазейка, не очень надежная, но все же лазейка, главным образом для любителей острых ощущений. Связаться с представителями иностранных органов, оказать им кое-какие услуги с условием, что со временем они помогут перебраться по ту сторону границы. При этом следует иметь в виду, что такие представители — люди коварные, для них нет ничего святого, и они очень даже свободно могут подвести под монастырь своего партнера. Я знал одного человека нашего круга, ставшего на такой путь, он связался с американцами, долго играл опасную игру и проиграл начисто. Сперва все шло хорошо, моего знакомого использовали вовсю, постоянно кормили обещаниями, а потом отреклись от него за ненадобностью. Словом, выжали из него все, что могли. Не приведи бог очутиться в таком положении. И вообще, скажу вам, заниматься подобного рода делами негоже для серьезного дельца. У каждой профессии есть своя мораль, своя этика, даже у последних воров, в этом вы могли убедиться здесь, в лагере. Решился ты делать деньги — пожалуйста, делай себе на здоровье, но в политику не вмешивайся, это к хорошему не приведет. У нас все строится на доверии, иной раз слово уважаемого дельца имеет для меня куда большее значение, чем любой документ, формальная расписка или, скажем, вексель в добрые старые времена.

— Вы абсолютно правы, пусть политикой занимаются те, у кого есть вкус к этому, — согласился Юлий Борисович.

Согласиться-то согласился, но в душе у него поднялся глухой протест. Ему показалось, что его загнали в заколдованный круг, из которого нет выхода, потому что круг этот со всех сторон окружили капканами. Хочешь жить тихо, мирно, как живут все, — вертись по кругу и не суйся. Один неосторожный шаг в сторону — и непременно угодишь в капкан. Находятся же люди, болтающие о какой-то свободе!.. Какая, к черту, свобода, когда везде и всюду тебя преследует закон? Нет, он, Юлий Борисович Никонов, не будет вечно влачить нищенское существование, — он не рожден для этого. Только бы выйти на свободу, а там он покажет себя!

Дня через три, сдав мастерскую вновь назначенному инженеру и подписав акт по всей форме, Юлий Борисович вздохнул, словно с его плеч сняли тяжелый груз. В хорошем настроении направился он в клуб к Шагову. И опять сидели они за чашкой чая, вели непринужденный разговор, словно находились не в тесной конуре с низкими сводами, а в светлом зале дорогого ресторана.

Шагов признался, что, искренне радуясь освобождению друга, он печалится о потере такого приятного собеседника, как Юлий Борисович. Тот в свою очередь заверил, что не забудет до конца своих дней все, что сделал для него милейший Аркадий Семенович, и при первой возможности постарается отплатить ему тем же.

— Не будь вас, не знаю, как бы я пережил этот нескончаемый год, и вообще неизвестно, сумел бы выжить? — с искренним чувством говорил Юлий Борисович. Сегодня он был сильно возбужден.

— Сумели бы. Человек создан так, что привыкает ко всему, приспосабливается и живет, — пофилософствовал Аркадий Семенович. — Мне, дорогой, еще долгонько сидеть здесь, — сказал Шагов, — но рано или поздно освободят. Встретимся с вами в Москве, отпразднуем нашу встречу… А теперь скажите, если, конечно, не секрет, чем думаете заниматься дома?

— Как чем? Поступлю куда-нибудь рядовым механиком, буду ишачить. Другого-то выхода у меня нет!

— И получать девяносто целковых в месяц? Как говорится, сыт будешь, но жира не накопишь… А деньги на жизнь есть у вас?

— Не так много, но кое-что найдется… За это время друзья присылали мне посылки, платили за квартиру, переводили сюда положенные пятнадцать рублей в месяц. Все же, по моим расчетам, тысчонки полторы должно остаться…

— На такие деньги далеко не уедешь! — Шагов оглядел своего собеседника с ног до головы так внимательно, будто видел его в первый раз, и спросил: — Хотите, дам вам адрес одного надежного человека, который в случае надобности придет вам на помощь?

— В каком смысле?

— В самом прямом. Скажем, наступает такой момент, когда вам становится невмоготу и вы решаетесь изменить образ жизни… Бывает ведь такое?