— Господи, как я рада вас видеть! — сказала она, беря его за руку.

— Да?

— Я ведь видела из-за двери, что вы говорили с ним… И я боялась за вас… Он страшный человек…

— Скажите мне, что нужно этому Никонову от вас? — Леонид взял Музу под руку и повел по боковой аллее парка.

— Я отказалась видеться с ним, и, по-моему, в нем заговорило оскорбленное мужское самолюбие…

Молча прошли они всю аллею, свернули в другую. И Леонид решился. Повернувшись к ней, преграждая ей путь, он спросил:

— Вы не рассердитесь, если я скажу вам, что настало время выяснить наши отношения?

— Нет… Зачем же мне сердиться на вас?..

— Я вас люблю. И вы знаете это.

— Да, знаю…

— Будьте моей женой…

Она долго, ласково смотрела на Леонида. Потом взгляд ее стал жестче.

— Это не так просто, как вам кажется.

— Ведь я вам не безразличен?

— Нет.

— В чем же тогда дело?

— Сядем! — предложила она, и, отыскав свободную скамейку в глубине парка, они сели.

— Как же вы делаете такое предложение женщине почти незнакомой? Вы же ничего не знаете обо мне…

— У меня есть глаза и уши. Достаточно того, что я вижу и слышу вас.

— А моя прежняя жизнь?

— Я вас люблю!

— А потом, узнав некоторые подробности моей биографии, вы разочаруетесь, сделаете несчастным и себя и меня. Чтобы мое прошлое не встало когда-нибудь между нами, я хочу, чтобы вы знали обо мне все…

Тихо, почти шепотом, рассказала она о всех своих увлечениях, о замужестве. Рассказывала она сдержанно, внешне спокойно, но не щадила себя, не оправдывала. Это была исповедь женщины, немало повидавшей в жизни, но никогда не любившей.

— До встречи с вами я не верила, что есть на свете настоящая любовь и что я смогу полюбить. Знаете, это же чудо: в дни, когда я не вижу вас, я не нахожу себе места! Я все время о вас думаю, с вами разговариваю… Если бы вы только знали, какое счастье любить!..

— Я-то это хорошо знаю! — пробормотал Леонид, целуя ее руки.

Сентябрь давал себя чувствовать, налетали порывы холодного ветра, кружились желтые листья.

— Холодно! — Муза зябко поежилась, поднялась. — Пойдемте, Леня… — Она впервые назвала его так.

Леонид хотел было накинуть ей на плечи свой пиджак, но она решительно отказалась.

— Может, подниметесь ко мне, выпьете стакан чаю? — спросила она, когда они подошли к ее дому.

— Я только схожу в магазин…

— Не надо, у меня все есть! — Она взяла его за руку и не отпускала до тех пор, пока они не поднялись на второй этаж.

Когда она зажгла свет, Леонид от неожиданности даже вздрогнул, — он никак не мог предположить, что в неказистом деревянном доме может быть такая современная, убранная с большим вкусом, уютная комната. Ничего лишнего, и каждый предмет стоял именно там, где, казалось, и должен был стоять. Занавески и легкие шторы на окнах, на круглом столе скатерть итальянской работы, маленький старинный секретер, а рядом вместительный книжный шкаф. У противоположной стены — низкая тахта, возле нее полированный столик. На столике ваза со свежими цветами. И во всем чувствовалась заботливая женская рука.

— Будем пить чай! — Муза достала из стенного шкафа торт, печенье, графин с вином, бокалы, чашки.

От ее близости, от ощущения огромного счастья Леонид словно опьянел. Он обнял ее, стал целовать глаза, щеки, губы…

…Был второй час ночи, когда он вспомнил, что нужно идти домой.

— Зачем? — спросила она. — Уже очень поздно. Оставайся, утром вместе поедем на работу.

— Не могу, дома будут волноваться! — И он нежно поцеловал ее на прощанье.

Дома не спала одна Милочка, — ждала его. Услышав стук калитки, она быстро открыла входную дверь, а когда Леонид вошел в комнату, со слезами на глазах уткнулась ему в плечо.

— Наконец-то ты пришел! Я так волновалась… Еще немного, и разбудила бы Сергея, позвонили бы в милицию! — Милочка отстранилась, в упор посмотрела на него. — Нет, слава богу, не пьяный… Где же ты был?

— Женился, — односложно ответил Леонид.

— Что?

— Женился! Ну что ты удивляешься, бесценная моя сестричка? Что в этом необыкновенного? Твой брат такой же человек, как все, с той только разницей, что, в отличие от большинства, я счастлив. Так счастлив, что ты не можешь себе представить.

Из-за занавески показались колеса, потом сам Иван Васильевич. Он, по-видимому, еще не спал.

— Что тут происходит? Почему ты так поздно, Леонид?

— Папа, он женился, — сказала Милочка.

— Ну что ж, в добрый час! Рано или поздно все люди совершают этот рискованный шаг. Но все-таки, сынок, тебе следовало бы показать свою невесту нам — мне, Милочке, Сергею. И получить наше благословение…

— Ты же знаешь, папа, что секретов от вас у меня нет. Покажу непременно. Уверен, что вы все одобрите мой вкус. Милочка, я завтра же приглашу ее к нам!

— Ой, только не завтра!.. Я хочу все подготовить как надо, а завтра я работаю. Лучше послезавтра, — сказала Милочка.

— Договорились, послезавтра так послезавтра. Я парень покладистый, на все согласен! Другой бы возражал, а я вот нет, прямо ангел во плоти.

— Расхвастался, — подал голос Иван Васильевич. — И такой и сякой. Где твоя скромность?

— На самом деле, жених, чем дурака валять, рассказал бы хоть, кто она, какая. Красивая? — В Милочке заговорила женщина.

— Сказать красивая — мало. Она необыкновенная, во всем мире такой другой не найдешь. Ты, конечно, не в счет… У нее благородная поступь, осанка, достойная принцессы крови, руки что крылья, волосы как у Василисы Прекрасной, а глаза! Ну что за глаза, в них утонуть можно. Они не голубые, как море, нет, а скорее зеленоватые, волшебные. Короче, таких глаз нет ни у кого и быть не может. Все ясно или у тебя есть еще вопросы?

— Ну конечно, разве из тебя вытянешь хоть слово правды!

— Клянусь копытом моего белого осла — все, что я говорил, истинная правда.

— Ты что, успел расписаться с нею?

— Какая банальность!.. Клочок бумаги со штампом и печатью будет непременно, а пока налицо взаимная и беззаветная любовь!

— Спустись с облаков на грешную землю и проделай все так, как полагается, — сказал Иван Васильевич. — Кстати, где вы думаете жить?

— Это да, это вопрос. Власов обещает квартиру на будущий год. Не знаю, как быть. Ждать целый год боюсь, — уволокут ее из-под самого моего носа!

— Никуда она не денется! Если любит, подождет. Даже хорошо, — пройдете испытание временем, — спокойно сказал Иван Васильевич.

— Ждать год — это очень долго, — сказала Милочка. — Приводи ее сюда. Пока живите здесь, — в тесноте, да не в обиде, — а когда получишь квартиру — переедете.

— Вот сестра у меня чудо! Добрая, настоящая. — Леонид обнял Милочку. — Но она не согласится переехать сюда, к тому же у нее есть комната, здесь, в Сокольниках, недалеко от нас.

— Что ж, переходи к ней ты!

— Это вовсе исключается. По моим старомодным понятиям, мужчина должен построить дом для своей семьи. Ничего, подождем год, а через двенадцать месяцев станем жить-поживать в своей квартире. Заберем с собой туда и отца.

— За отца не беспокойся, мне и здесь хорошо. От Трофима и Татки я уходить не собираюсь. — Иван Васильевич развернул коляску.

— Ладно, папа, не будем сейчас спорить. Мы еще вернемся к этому разговору. А теперь спать, спать, завтра рано на работу! А Сергей так и не проснулся, несмотря на нашу бурную полемику!..

Утром, в вагоне метро, Леонид сказал Музе:

— Вчера я сообщил своим, что женился.

— С ума сошел!..

— Ничего подобного! Никогда не был в более трезвом уме и твердой памяти! — ответил он и передал приглашение сестры на завтра.

— Мне как-то неловко явиться к вам…

— Почему это?

Она промолчала.

— Глупости! — сказал Леонид. — Я сегодня же пойду в загс, и когда подойдет наша очередь, мы распишемся.

— К чему такая спешка?

— Пусть все будет всерьез, как у людей, — был ответ.

Казалось, все идет хорошо, но дня через три приключилось с Леонидом такое, что заставило его задуматься о многом.