За десять групповых сеансов, которые посещали все семнадцать пациентов, Макс умудрился не сказать ни слова. Он и не хотел говорить. Макс не знал, с чего начать. Это не значит, что у него вообще не было мыслей. Наоборот: мысли появлялись с самого утра, стоило только открыть глаза. Громко стучались в мозг, освобожденный от кокаинового дурмана. Раньше он намеренно глушил мысли кокаином, называя это кокаиновым одеялом. В центре он нашел замену «одеялу» – капюшон своей фуфайки. Макс прятал лицо в складках капюшона и пытался расслабиться.

Это легче сказать, чем сделать. Особенно когда Стэн пускался в цветистые раскаяния по поводу своей прежней жизни. Черт бы побрал эти раскаяния!

– Неужели даже Господь не в силах заткнуть этот долбаный фонтан? – послышался шепот.

Макс повернул голову влево. Вопрос исходил от Дома Хейза, еще одного кокаинщика. Дом не только потреблял сам, но и приторговывал кокаином, отчего не раз сталкивался с законом и успел побывать за решеткой. И надо же было так глупо попасться! Тем не менее тюрьма не сделала Хейза подонком. У этого человека остались честность и принципы. Макс помнил, как в один из первых дней его пребывания в центре Дом поделился с ним сигаретами. Максу тогда было настолько тошно, что он собирался плюнуть на все и рвануть обратно в Нью-Йорк. С тех пор они сблизились с Домом. Странно, конечно, но Дом здорово напоминал ему Картера. Временами это было просто невыносимо, а временами успокаивало.

Макс и представить не мог, что будет так жутко скучать по Картеру.

Даже если и считать Картера придурком, их дружба началась еще в детстве, почти двадцать лет назад. Придурок или нет, но ведь взял же он вину Макса на себя и оттрубил полтора года в тюрьме Артур-Килл. Понимал: если Макса посадят, он потеряет Лиззи. Правда, потом он и так ее потерял. И этого придурка Макс едва не застрелил, когда сам ударился задницей о каменистое дно своей жизни. Этот придурок не дал Максу сдохнуть на полу ванной, кричал на него, уговаривал, умолял согласиться на реабилитацию и порвать с кокаином. Не кто иной, как Картер, почти четыре часа гнал машину, чтобы привезти его сюда, без звука оплатил все расходы и крепко обнял на прощание. Обратно Картер уезжал со слезами на глазах, твердя Максу, что все будет хорошо.

Макс вздохнул и ненадолго прикрыл глаза, отключившись от Хейза и остальных. Надо называть вещи своими именами. Без Картера его бы сейчас не было в живых. Без финансовой поддержки Картера и деловой хватки Райли он бы потерял и автомастерскую, и ее репутацию, которую его отец строил собственными руками. Без Картера он бы не пережил уход Лиззи.

Вот так всегда! При одной мысли о Лиззи живот пронзила острая боль. Расползлась по телу, вонзив когти в сердце и легкие. Макс невольно подался вперед. Он дышал ртом, морщась от боли. Слава богу, на него никто не обращал внимания. Все были поглощены монологом Стэна.

Все, кроме Дома. Тот сразу заметил.

– Парень, ты в порядке? – шепотом задал он традиционный вопрос.

Макс торопливо кивнул, прочистил горло и попытался дышать так, как его учил Эллиот. Медленно и ровно. Глубоко, неторопливо. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Когда-то это было проще простого. Но без нее и без белых кокаиновых дорожек даже дышать удавалось ценой отчаянной борьбы.

– Расскажите мне про тот эпизод на групповом сеансе.

Только сейчас до Макса начало доходить, что доктор Эллиот либо вездесущ, либо чертовски хорошо осведомлен. От внимания психотерапевта не ускользала ни одна мелочь. Скорее всего, этот миленький, богатенький центр реабилитации под завязку нашпигован скрытыми камерами. Так оно или нет, но Эллиот знал все! Или эпизод, о котором он упомянул, оказался (вопреки надеждам Макса) достаточно заметным.

– Ничего особенного там не случилось, – пожал плечами Макс.

Одному Богу известно, зачем он продолжал врать. Лучше от этого Максу не становилось, и уж конечно, такая манера общения с психотерапевтом ничуть не ускорит его возвращение домой. Тогда вообще получается какая-то чушь. Разве не затем Макс и порол Эллиоту откровенную лажу, чтобы почувствовать себя лучше и поскорее вернуть собственную задницу в Нью-Йорк?

Опять эти чирк-чирк в блокноте.

– Макс, вам станет легче, если вы согласитесь поговорить об этом. – Эллиот сделал несколько глотков из своей неизменной кружки с эмблемой бейсбольного клуба «Филадельфия Филлис».

Интересно, что у него налито в кружку? Кофе? Или что-нибудь покрепче: скажем, виски или коньяк? Макс сейчас не отказался бы от хорошего глотка «Джека». Глядишь, и беседа потекла бы легче.

– Все было как раньше, – пробормотал Макс, сопровождая слова медленным выдохом.

Взгляд Эллиота потеплел.

– Лиззи, – тихо произнес он.

От двух этих слогов Максу сильно сдавило грудь.

– Расскажите, – ненавязчиво попросил Эллиот. – Все, что сможете. Расскажите.

Трудно сказать, что именно пробило брешь в эмоциональной броне Макса. Возможно, на него подействовали мягкие уговоры Эллиота. Или сработало желание показать, что он способен выбраться из кокаиновой ямы. Наверное, не последнюю роль сыграло желание не подвести Картера, продолжавшего верить в него. Мало-помалу Макс стал рассказывать Эллиоту о вечеринке, где впервые увидел Лиззи, но не посмел с ней заговорить, поскольку струсил. Следом он рассказал о взбучке, которую ему устроили Картер и Райли. Оба не могли понять, почему за две недели он так и не удосужился ей позвонить, хотя ужасно хотел ее видеть. Дико, отчаянно, жутко хотел. Потребность видеть Лиззи тогда его просто доконала. Но и сейчас, по прошествии времени, ничего не изменилось.

В общем, он наконец решился набрать цифры, записанные на мятом клочке бумаги, что лежал у него в кармане еще с той вечеринки. Лиззи явно обрадовалась его звонку. Он это понял по ее нежному, страстному голосу. Потом они встретились в кегельбане, где Лиззи обыграла его почти на пятьдесят очков и разрешила себя поцеловать. Этот поцелуй, ее губы…

…Макс едва дышал. Воспоминания не просто сдавливали ему грудь. Они обрушивались и яростно, неумолимо молотили его. Бешено бьющееся сердце стало похожим на мотор, охваченный огнем. Поле зрения резко сузилось. Остатками разума Макс сознавал: нужно поскорее убраться из кабинета, однако ноги не слушались. И боль, эта нестерпимая боль в груди. Макс принялся массировать грудь. Наверное, у него сердечный приступ. Макс попытался сказать об этом Эллиоту, но не мог выдавить ни слова.

Макс даже не видел, как Эллиот очутился рядом с его стулом. Психотерапевт стоял на коленях, крепко держа его за руку и уговаривая дышать как можно глубже. Макс ощущал пальцы Эллиота, однако был не в состоянии ответить. Его охватила паника. Глупее состояния не придумаешь. Мозгоправ столько раз уговаривал Макса что-нибудь рассказать, открыться, и вот Максу искренне захотелось это сделать, однако он сидит как идиот и не может сказать ни слова. Паника была на поверхности. Более глубинный слой психики Макса сознавал всю иронию его положения. Надо же: он привалился к спинке стула, как мешок. Слышит голос Эллиота, а ответить не может. Похоже, он вышел из тела и плавает в воздухе, а эмоциональный шквал грозит утащить его на дно.

«Я умираю», – успел подумать Макс. В следующую секунду удушье придавило его к стулу.

– А я все думала, когда же ты позвонишь.

– Ты думала? – опешил Макс. – Но… откуда ты узнала, что у меня есть твой номер?

Лиззи засмеялась. Ее смех был мелодичным и заразительным. Макс тоже улыбнулся:

– Кажется, Райли проболтался Эмбер, а она сказала мне.

– Эмбер? – нахмурился Макс. – Ты про девчонку, которой обливали водкой… сама знаешь что?

– Про нее, – снова засмеялась Лиззи.

– Ну Райли и болтун.

Оба замолчали. Но даже это молчание на обоих концах телефонной линии было каким-то возбуждающим. У Макса вдруг пересохло во рту. Он почесывал переносицу и умолял собственный организм устроить выброс тестостерона, или как это там называется. Тогда бы у него хватило смелости пригласить Лиззи на свидание.