Вот только беда в том, что мать и дома особенно стиркой не увлекалась, одевалась под стать бомжихе, прикрывая собственные лень и неумение богоугодным аскетизмом. Но даже старушки в церкви, куда она пристрастилась ходить несколько лет назад, одевались гораздо аккуратней.

Грешно плохо думать о матери, даже, если она того заслуживает, а уж ругаться с ней вообще смысла не было.

Бесполезное занятие, да и зачем?

И хотя в Игоря все кипело внутри, он пересилил себя, пообещал держаться, как ни в чем не бывало, будто, ровным счетом, ничего не произошло.

Почистил зубы, умылся и поспешил к Юле. Она сейчас, как никто другой, нуждалась в его поддержке и внимании.

— Не волнуйся дорогая, — сказал, плотно затворив за собой дверь. — Это — ненадолго. А блузку мы тебе новую купим.

— Я уже успокоилась, — Юля даже улыбнулась. — Хорошо, что у меня есть ты, и хорошо, что ты меня понимаешь. Ради нашего счастья я готова выдержать все, что угодно.

Это были не просто слова. За ними были три года жизни, нет, не жизни — мучений в одной квартире со свекровью. И Игорь ничуть не усомнился в их искренности.

А его мать уже хозяйничала во дворе. В тазике вынесла «постиранные» вещи на улицу и, не выкрутив, даже не удосужившись их расправить, развешивала на веревке.

Они вдвоем наблюдали за ее действиями в окно. Игорь боялся, что Юля снова огорчится, но она вдруг рассмеялась.

— Если отбросить трагизм, то ситуация выглядит забавной, — сказала она, и Игорь тоже улыбнулся.

На завтрак Юля сварила яйца и поджарила гренки. На что-то более существенное не хватило настроения. Но свекровь и этого не попробовала. Отказавшись от кофе, она хлебала из большой чашки, специально заваренный для нее Игорем чай и, как вчера вечером, налегала на бублики.

Вид у нее был высокомерный, торжествующий. Восседала в торце стола, словно матрона, изредка бросая испепеляющие взгляды на невестку.

Заикнулась было о том, что Игорь плохо выглядит, что, наверное, они голодают. Но Юля, молча, достала из холодильника колбасу, масло, недоеденные раньше котлеты, поставила все перед свекровью, и та заткнулась. Насупилась обидчиво. Настроения это не добавляла, атмосфера за столом ужасно тяготила, однако, лучше так, чем выслушивать заунывные нотации.

Только молчание длилось не долго.

— Здесь страшно жить, я вот читала и по телевизору показывала…

И пошло, поехало.

О разбое, насилии, маньяках. Нудным тягомотным голосом, от которого не то, что Юлю, родного сына воротило.

Дальше, естественно, все плавно перешло на невестку. Мол, встречаются такие… (многозначительная пауза), соблазнят невинного ягненка, сведут с пути истинного…

Юля демонстративно встала из-за стола, и ушла кормить собаку. Игорь вынужден был сидеть и слушать. Благо, от ворот раздался автомобильный сигнал.

— Кто там? Кто там? — испуганно встрепенулась мама. — Что им надо? Не ходи. Пусть едут своей дорогой.

Игорь поднялся и направился к калитке.

— Привет, зятек, — как всегда бодро, приветствовал тесть. — Не ждали гостей, а мы — приперлись! Так что встречай! Мне Варя уже все нутро выела, мол, хочу посмотреть, как доченька устроилась.

Варвара Степановна выбралась из машины и скромно стояла у калитки.

— Проходите, — слегка растерялся Игорь.

Он очень уважал Юлиных родителей, и ему совсем не хотелось, чтобы они встречались с его матерью. Было заранее стыдно и неудобно за нее.

— Варвара, ты иди, а мне Игорек поможет.

Он поднял заднюю дверцу «Нивы», там лежала большая упаковочная коробка.

— Решили вам с Юлей подарочек на новоселье сделать.

Игорь улыбнулся, судя по подаркам от тестя, новоселье у них едва ли не каждый день.

— Что это? — поинтересовался.

— Стиральная машинка, полный автомат, как объяснили. Я в такой технике не очень силен. Но все, какая-та подмога дочери…

Вдвоем они подняли коробку, она, была громоздкой, но не тяжелой, и занесли во двор.

— О, — заметив мать, удивился Василий Петрович, — Надежда Сергеевна… И вы здесь. Доброе утро! Как ваше драгоценное здоровье?

— Я к сыну приехала, — ответила сухо, ощетинившись.

— Вот и хорошо. Давно вас не видели. Я там пирожков напекла, сейчас чаю попьем, — предложила Варвара Степановна. — Юленька, доченька, а я смотрю, где ты?

Юля выбежала из дома счастливая, обняла мать, поцеловала.

— Какая ты румяная, шустрая стала.

Взгляд тещи наткнулся на висевшую, на проволоке стирку.

— Что это? — изумилась она.

Юля промолчала, лишь глазами на свекровь покосилась.

— А… Ну, ничего, доченька…

Стиральную машинку занесли на веранду, распаковывать пока не стали. Мать окинула коробку брезгливым взглядом, вышла на улицу и ушла куда-то вглубь двора.

— Нелегко вам с ней, — заметил Василий Петрович.

— Бывало и хуже, — согласился Игорь.

День был чудесный, солнечный. Стол вынесли на улицу, поставили в уютной тени ореха. Тесть выгружал на него из большой хозяйственной сумки привезенные запасы.

— Пирожочки, Варенька специально для вас испекла, всю ночь тесто месила, чтобы не убежало, колбаска домашняя, кровяночка, сало, салаты. А вот это, — достал двухлитровую пластиковую бутылку, Юлечка, твое любимое из того винограда, что за сараем растет. Удачное винцо получилось. Но это — вам, женщинам. Для нас с Игорем найдется напиток посущественнее… — На столе тут же появилась бутылка поменьше с прозрачной жидкостью. — Ты ее, Юленька пока в холодильник поставь, пусть остынет.

Мать Игоря, отстранившись от всего, словно лунатик бродила возле деревянного сарая. Она демонстративно не желала ни с кем общаться, и никто ей свое общество не навязывал. Но, происходящее не прошло мимо ее внимания.

— Игорь! — позвала голосом умирающего лебедя. — Ты что будешь пить? — спросила, когда он подошел.

— Да, мама.

— Игорь, я тебе не разрешаю.

— Мама, мне уже больше тридцати, и я — взрослый человек.

— Прежде всего, ты мне сын.

Спорить и что-то доказывать было бесполезно.

— Никогда бы не подумала, что мой родной сын может опуститься так низко. Хорошо, что Ленечка, покойный, не видит…

— Я думаю, папа составил мне компанию, — огрызнулся Игорь.

С его стороны подобный выпад был равносилен бунту. У матери от неожиданности даже речь отобрало.

Через некоторое время до нее начало доходить, что она больше не имеет прежнего влияния на сына.

— Игорь, — сказала сухо, сердито. — Немедленно отвези меня домой. Я не хочу видеть этот шабаш.

Так и сказала — шабаш!

Как будто происходящее на ее глазах было чем-то страшно неприличным.

Первым порывом было — убедить ее остаться, как обязывали правила гостеприимства, но Игорь представил, чем все может обернуться.

— Как хочешь, мама.

— Вы тут накрывайте, я — ненадолго, — сказал удивленному тестю, открыл ворота и вывел машину на улицу.

Пока ехали, мать не проронила ни единого слова. Впялилась в лобовое стекло, лицо без эмоций, казалось высеченным из камня. Когда показались первые дома, тоном, не допускающим возражений, приказала высадить ее возле ближайшей остановки.

— Я так поняла, что у меня больше нет сына, — бросила в лицо, по-видимому, тщательно отрепетированную в мыслях фразу, хлопнула дверцей и поспешила к подъезжающему троллейбусу.

Домой Игорь вернулся никакой, настроение — ниже плинтуса. На душе пусто, тоскливо, хоть волком на луну вой.

Тесть сразу заметил его состояние. Молча, наполнил два стакана.

— Давай, сынок, за то, чтобы в жизни было меньше огорчений.

Выпил крепкую самогонку, словно воду, даже не скривился. Тесть тут же налил по второй. Женщины тоже присоединились. Пили вино, разговаривали о всяких мелочах. На душе постепенно теплело, становилось легче.

Он заметил, что испорченные матерью вещи заново перестираны, и, кажется, даже Юлину блузку удалось спасти. Нарядный вид она, конечно, потеряла, но для дома еще вполне пригодна.