* * * И я слыхал, что божий свет Единой дружбою прекрасен, Что без нее отрады нет, Что жизни б путь нам был ужасен, Когда б не тихой дружбы свет. Но слушай – чувство есть другое: Оно и нежит и томит, В трудах, заботах и в покое Всегда не дремлет и горит; Оно мучительно, жестоко, Оно всю душу в нас мертвит, Коль язвы тяжкой и глубокой Елей надежды не живит… Вот страсть, которой я сгораю!.. Я вяну, гибну в цвете лет, Но исцелиться не желаю… K *** Счастлив, кто близ тебя, любовник упоенный, Без томной робости твой ловит светлый взор, Движенья милые, игривый разговор И след улыбки незабвенной. * * * Как сладостно!… но, боги, как опасно Тебе внимать, твой видеть милый взор!.. Забуду ли улыбку, взор прекрасный И огненный, волшебный разговор! Волшебница, зачем тебя я видел — Узнав тебя, блаженство я познал — И счастие мое возненавидел. КОЛОСОВОЙ О ты, надежда нашей сцены! Уж всюду торжества готовятся твои, На пышных играх Мельпомены, У тихих алтарей любви. Когда явилась ты пред нами в первый раз * * * Могущий бог садов – паду перед тобой, Прияп, ты, коему все жертвует в природе, Твой лик уродливый поставил я с мольбой B моем смиренном огороде, Не с тем, чтоб удалял ты своенравных коз И птичек от плодов и нежных и незрелых, Тебя украсил я венком из диких роз При пляске поселян веселых. 1819 БАЛЛАДА Что ты, девица, грустна, Молча присмирела, Хоровод забыв, одна В уголку присела? «Именинницу, друзья, Нечем позабавить. Думала в балладе я Счастье наше славить. Но Жуковский наш заснул, Гнедич заговелся, Пушкин бесом ускользнул, А Крылов объелся». Вот в гостиной стол накрыт — Поскорее сядем, В рюмках пена закипит, И балладу сладим; Вот и слажена она — Нужны ли поэты? — Рюмки высушив до дна, Скажем: многи леты Той, которую друзьям Ввек любить не поздно! Многи лета также нам, Только с ней не розно. * * *
Все призрак, суета, Все дрянь и гадость; Стакан и красота — Вот жизни радость Любовь и вино Нам нужны равно; Без них человек Зевал бы весь век. К ним лень еще прибавлю. Лень с ими заодно; Любовь я с нею славлю, Она мне льет вино. ДЕНИСУ ДАВЫДОВУ Красноречивый забияка, Повеса, пламенный поэт. * * * За старые грехи наказанный судьбой, Я стражду восемь дней, с лекарствами в желудке, С Меркурием в крови, с раскаяньем в рассудке — Я стражду – Эскулап ручается собой. * * * Лаиса[160], я люблю твой смелый, вольный взор, Неутолимый жар, открытые желанья, И непрерывные лобзанья, И страсти полный разговор. Люблю горящих уст я вызовы немые, Восторги быстрые, живые. МАНСУРОВУ Мансуров[161], закадышный друг, Надень венок терновый! Вздохни – и рюмку выпей вдруг За здравие Крыловой[162]. Поверь, она верна тебе, Как девственница Ласси,[163] Она покорствует судьбе И госпоже Казасси.[164] Но скоро счастливой рукой Набойку школы скинет, На бархат ляжет пред тобой ‹И ляжечки раздвинет.› * * * Милый мой, сегодня Бешеных повес Ожидает сводня, Вакх и Геркулес. Бахус будет дома, Приготовил он Три бутылки рома С бочкою * * * Мы добрых граждан позабавим И у позорного столпа Кишкой последнего попа Последнего царя удавим. НА АРАКЧЕЕВА В столице он – капрал, в Чугуеве – Нерон: Кинжала Зандова везде достоин он. * * * Напрасно, милый друг, я мыслил утаить Обманутой души холодное волненье. Ты поняла меня – проходит упоенье, Перестаю тебя любить… Исчезли навсегда часы очарованья, Пора прекрасная прошла, Погасли юные желанья, Надежда в сердце умерла. |
