— Слыхал, Жервез? — медленно произнес Бёрл, задумчиво жуя соломинку. — За тем валуном кто-то кричит.

Жервез ничего не сказал, потому что он был осел.

— Помогиииииите! — донесся слабый крик. — Выыыыпустите меня!

— Смекаю, кто-то застрял вон в той пещере, Жер-вез, — рассуждал Бёрл, кивая. — Так я смекаю, хотя шут его знает.

— А-а-а-а-а! Стены! На поооомоооощь!

— Ндысь, — продолжал Бёрл, соглашаясь с самим собой. — Небось так оно и было всё. Небось кто-то тудыть зашел, а выбраться и не сумел. Значит, вопрос у нас вот какой. Пойти нам своей дорогой или подняться туды и поглядеть малька?

— Помогиииииите! Выыыыыыыыыыпустите меня…

— Ах ты ж коровьи лепешки, поможем ближнему, — решил Бёрл. — Лады, Жервез. Не спеши, не спеши.

Телега медленно заскрипела вверх по склону. Когда они добрались до валуна, Жервез остановился. Бёрл не торопясь снял соломенную шляпу, почесал голову, снова надел шляпу, прочистил горло, вынул соломинку изо рта и сказал:

— Есть кто?

— Наконец-то! — крикнул невидимый пленник. С близкого расстояния его голос, хотя и дрожал, звучал сочно. Любой, кроме Бёрла, у которого не было колдовизора, тут же узнал бы его, несмотря на дрожь. — Наконец-то вы пришли! Где же вы были?

— На рынке мы были, — ответил Бёрл по некотором размышлении. — Только закрыли ж его. Ндысь.

— Что? Вы не из поискового отряда? — взвыл голос. Вне всяких сомнений, он был на грани истерики.

— Нет, — подтвердил Бёрл. — Смекаю, я не из него.

Приглушенные голоса принялись что-то обсуждать.

Потом:

— Вы сказали, что были на рынке? — спросил голос.

— Ндысь, — подтвердил Бёрл.

— То есть… сегодня суббота?

— Ндысь.

— А который час? — встревоженно спросил голос.

— Восемь, — предположил Бёрл, взглянув на небо, как и полагается мудрому старому фермеру.

— Восемь утра?

— Нет. Вечера.

— Восемь вечера, суббота? Значит, уже началось! — исступленно завопил голос. — Кто бы вы ни были, выслушайте меня. Меня зовут Шеридан Немоч. Вы наверняка обо мне слышали. Я знаменитый ведущий новостей на колдовидении, я просидел в этой пещере одну ночь и один день. Я должен вручать награду на очень важном мероприятии, которое уже началось. Мою машину угнали. И я своими руками покалечу того, кто это сделал, помяните мое слово. О да. Я схвачу его за горло и…

Голос становился все выше, но внезапно умолк. Послышалось бормотание. Потом голос продолжил. Было ясно, что его обладатель на гране срыва.

— Прошу прощения, если несу околесицу. Из-за голода, обезвоживания, клаустрофобии и пресыщения грызуньими афоризмами я повредился рассудком. Просто доставьте меня на конкурс, и все будет хорошо. Вы получите вознаграждение. Я обещаю.

Бёрл Бэкон оглядел корзины непроданных яиц. Вознаграждение ему бы не помешало.

— Ндысь. Лады, — согласился он и полез за веревкой, которую держал в телеге как раз на такой вот случай.

Потребовалось всего несколько минут — пятьдесят, если быть точными, — чтобы обязать валун веревкой, прикрепить другой конец к телеге и уговорить Жервеза сделать свою ослиную работу. Как только валун сдвинулся в сторону, на лунный свет, пошатываясь, вышел скелет, поддерживаемый низеньким и мохнатым Нечто.

— Ничегошеньки себе, — сказал Бёрл, глядя на костлявого с некоторым удивлением. — Вы и впрямь долго там сидели.

Бывшие узники молчали. Нечто помогло дрожащему скелету сесть в телегу. Скелет покорно полез назад и втиснулся между корзинами яиц. Нечто подошло к облучку.

— Сбрызни, — коротко велело оно.

— Ась?

— Я сказало, сбрызни. Мне надо вернуть шефа в цивилизацию. Вы там нормально, шеф? Не переживайте. Мы успеваем.

— Придержи коней, — запротестовал Бёрл. Он возмущенно ткнул пальцем в Шеридана. — Он ничего не говорил насчет подвезти. Он сказал, если я вызволю его из пещеры, я получу награду. Он сказал…

Нечто запрыгнуло на облучок, схватило поводья и отпихнуло Бёрла. К своему удивлению и досаде, Бёрл вдруг обнаружил, что сидит в зарослях чертополоха и смотрит, как его телега, запряженная его же ослом, покачиваясь, удаляется.

Он снял соломенную шляпу и бросил ее в грязь.

— Вот зараза, — сказал Бёрл. — Ндысь.

Глава двадцать вторая

Лучшая песня

В банкетном зале «У черта на куличиках» ведьмы сидели в гримерке и следили за происходящим на сцене. Атмосфера была очень напряженная. В ожидании своего выхода они изрядно волновались. Кто-то кусал ногти, кто-то набивал рот мятными леденцами. Все нервно теребили в руках инструменты. А также обильно потели и жаловались на жару.

— У меня помада течет, — недовольно сказала Шельма. В этот вечер она была в сиреневом. Сиреневое перо в сиреневых волосах, сиреневые щеки, сиреневые веки, сиреневое платье, сиреневый маникюр, сиреневая помада.

На мониторе четверо вампиров елейного вида в элегантных вечерних костюмах отвешивали низкие поклоны. Они только что безукоризненно спели на четыре голоса «В целом мире нет прекрасней шеи». Свои активно их поддерживали, но песня все же была на любителя. Большая часть аудитории продемонстрировала полное равнодушие и болтала во время исполнения.

— Очень профессионально, — отметила Чепухинда. — Надо отдать им должное.

— Сомневаюсь насчет текста, — сообщила Грымза. — Чересчур много крови. Heвампиров такое не цепляет.

— Должна сказать, в целом уровень выше, чем я ожидала, — нехотя признала Чепухинда. — Мумии хорошо выступили. И вурдалаки тоже.

— По-моему, помощники всех на голову выше, — вставила Чесотка. — Во всяком случае, мне они больше других понравились. Я так горжусь своим Барри. От всего сердца пел, вы заметили?

— И мой Хаггис тоже, — прибавила Макабра. — Я аж прослезилась. Когда он соло свое запел. — Она шумно высморкалась.

— Они и впрямь выложились на полную, — согласилась Мымра. — Кроме Дадли. Мне показалось, у него такой сердитый вид.

— В общем, — сказала Крысоловка, — нам придется попотеть, чтобы их обойти. Классную песенку твой Хьюго написал, Пачкуля.

— Знаю, — сказала Пачкуля. Она испытывала смешанные чувства. С одной стороны, она гордилась Хьюго. С другой — переживала из-за конкуренции. — Разумеется, это я его всему научила, — прибавила она.

— Позор все-таки будет, — с тревогой сказала Вертихвостка, — если помощники победят. Представляете, они получат все призы и поедут в отпуск. Они нам это всю жизнь будут припоминать. Стив меня совсем затюкает.

На экране появился облезлого вида оборотень в поношенном комбинезоне и с банджо. Обильно потея и пуча глаза, он присел на табурет посреди сцены и проверил, настроен ли инструмент. Камера дала крупный план. По носу конкурсанта катилась капля пота.

— Нет, вы поглядите на него, — фыркнула Чесотка. — На жалость бьет.

— Мы следующие, Бу, — сказала Гагабу.

— Я знаю, Га, — сказала Бугага.

Гагабу нащупала руку Бугага и крепко ее сжала.

Оборотень, похоже, забыл слова первого куплета. Публика медленными аплодисментами выражала свое недовольство.

В дверь громко постучали, и в гримерку просунулась гномья голова.

— Вы следующие, дамы. Все готовы?

— Наш выход! — ахнула Шельма. — Кошмар!

Никто не шевельнулся. У всех от страха ноги будто к полу приросли. Даже Чепухинда подавилась леденцом от кашля.

— Давайте, девочки, — сказала Пачкуля. В критической ситуации она всегда держалась молодцом. Она взяла гитару и бодрым шагом направилась к двери. — Дышите глубже. Мы хороши, и мы это знаем. Зададим им жару!

— Как дела, шеф? — спросило Нечто через плечо. Они ползли по лесу со скоростью улитки.

— Сидеть неудобно, — пожаловался Шеридан, сиротливо гремя костями. — Я не привык к столь примитивным транспортным средствам. И почему мы так медленно едем? Нельзя, чтобы это животное прибавило газу? Так мы никогда до места не доберемся. Эх, если бы только у нас был лимузин…