В день погребения, которое, конечно же, транслировалось по всем местным каналам телевидения, Бете не появился на поминальной мессе. Его искали у пирса, боясь, как бы он с горя не совершил страшного поступка. Его искали дома. Его искали напрасно. Священник затягивал службу, чтобы дать возможность несчастному проводить свою подругу. Народ преградил дорогу катафалку: он не сдвинется с места, пока не появится Бете. Он должен присутствовать на церемонии! Какие страсти! Репортеры воспользовались моментом, чтобы проинтервьюировать присутствующих.

Первым выступил мужчина с тоненьким голоском, очень гордый оказанной ему честью. Он припомнил их похождения с Бете в Париже. Их совместные прогулки. Подстерегавшие их трудности. Как они с честью выпутывались из этих трудностей. Он подчеркнул, что Бете всегда оставался истинным мужчиной, маленькой лодочкой, вышедшей на большую ловлю, добряк и искрометный ум! Он так и не ответил на заданный вопрос.

Пожилая женщина, прогуливавшаяся перед церковью, и вовсе заявила, что она не в курсе событий. Разве она не знает, что происходит нечто необычное? Нет. Нет! И вообще, по ее мнению, к чему весь этот переполох? Потом она застыла, как статуя, не произнеся больше ни слова.

Женщина среднего возраста, напялившая на себя шляпу с огромными полями, затянутая в облегающее платье, лицо припорошено пудрой, как мешок с цементом, бросилась к корреспондентам и зашлась в дифирамбах:

«Бете задал мужикам Большого Острова урок любофи! Именно так надо любить женщину, такая любофь и называется любофью! Жители Большого Острова, полюбуйтесь на эту находку! Повосхищайтесь им! Если бы я встретила такого кавалера, который любил бы меня такой любофью, я бы сказала ему „да“ всеми моими ногтями! Уй-уй-уй! Вот любофь, способная подняться на любую гору жизни! Я не представляю, какой чай она ему заваривала, когда была жива. Единственное, что я знаю, что я чувствую, что я прочувствую всеми моими внутренностями женщины, — это вкус этого чая любофи! Бете, я тебя обожаю! Я тебя обожаю, потому что ты показал и еще раз показал, как мужчина должен любить женщину! Я сама была знакома с одним…»

Другая женщина, подруга усопшей, вырвала микрофон из рук болтуньи.

«Месью, моя может говорить немножко-немножко? Моя считать месью Бете в очень права! Мы не знать, так как есть, вдруг мы хоронить каменюги! Надабна открывать гроба, и тагда мы узнать, не каменюги ли у него внутрях!»

Внезапно на площади перед церковью появился Бете в окружении сподвижников. Наступила полная тишина. На лице тень усталости, срывающийся голос, но мужчина, еще больше, чем обычно, походивший на упрямого матадора, потянулся к микрофону.

«Рита, перед Господом Богом, перед Святым Крестом, перед мужчинами и женщинами, собравшимися вокруг твоего гроба, перед всеми ними, моя дорогая, я хочу сказать: ты можешь гордиться тем, что с тобой рядом был мужчина, который умеет бороться. Я, Бете, заставил власти вернуть на родину твое тело. Я победил прокурора, победил префекта, победил закон, победил всех хитрых мангустов, что встали на моем пути. Я делал все это для нас двоих! Я вел себя как самец, маленький самец, великий самец. Никто с этим не поспорит! Я любил тебя великой любовью, и вот сегодня, когда ты умерла, они запрещают мне открыть гроб. Ну что ж, мне плевать на это. Пусть они делают все, что хотят! По мне, так пусть бросят этот гроб хоть посреди улицы. Возможно, тогда им все же придется его открыть. Я люблю тебя. Я люблю не твой труп! Камни или не камни, мне плевать на это! Делайте с телом все, что вам заблагорассудится! Лично я отправляюсь спать!..»

Что тут началось! Толпа взорвалась криками, все кинулись к Бете, чуть не задушив его. Каждый, в особенности женщины, хотели обнять, расцеловать героя. Наконец Бете удалось освободиться, и он улизнул тихонько, как мышка, на своих огромных каблуках.

Похороны продолжались, зрители у экранов телевизоров наблюдали, как суматоха постепенно сменяется чинным порядком.

Долго, очень долго, я искал смысл в этом странном спектакле, спрашивая себя, действительно ли именно такой и должна быть любовь. Не сумев разгадать загадку человеческих сердец, я выделил в этой тайне раздел: «сентиментальные карнавалы». Кто докажет, что Бете не стал его частью? Ника в свое время с удовольствием представляла мои похороны и заучивала роль безутешной вдовы, которой ей предстояло стать! Но нам не удалось снять совместный фильм; сами того не желая, мы стали актерами в дешевой драме под названием «Смерть грешника, или Забрасывание бабочек камнями». Самое грустное, что не я один был побит камнями. Мари-Солей по моей вине тоже досталось немало ударов…

Летите бабочки!

Летите на крыльях мира.

Если вам случится упасть,

пусть это будет дождь любви.

Мужчина дурной веры! Змея, ползущая по коже жертвы! Вы прекрасно знаете, что вы лжете. Или всякие глупости переполняют вашу бесстыдную голову. Я женщина чести, которых так немало на этой грешной земле. Я никогда не ступала по дурной дорожке, никогда не шла извилистыми путями. Ничего не ожидая от правосудия, которое является лишь жалкой пародией на самое себя, я разматывала цепь трагедии, которую вы сами выбрали. Я не обратилась в бегство и смело двигалась в ту сторону, куда вы меня направили. Как проста ваша невиновность! Она сверкает, как слизь улитки, но не стоит пугать слизь и яркую глазурь! Вы не стали жертвой чужой интриги, только своей собственной. Да, я развязала священную войну, я объявила джихад, ведь вы убили мою веру в солнечный свет.

Я сказала «да», выходя замуж, полагая, что вручаю свою судьбу достойному мужчине, готовому построить мост из света, мост, ведущий к самой смерти. Я вложила свою жизнь в вашу жизнь, как священник — просвирку причащающемуся. Я вывернула на ваш игровой стол мою душу, мои мечты юной девушки, все мои возможные жизни. А вы оказались расхитителем доступных женских прелестей, певцом лживых серенад, охотником за женскими юбками, демоном полудня и полночи. Не опускайте глаз! Извольте смотреть прямо на меня! У меня есть список всех ваших тайных вылазок, выкрутасов, грязных делишек, прыжков, достойных цирковой шимпанзе. Я выучила его наизусть! Я позволяла вам резвиться, как малому ребенку, во дворе школы во время большой перемены, но я всегда следила за временем, когда вы вновь должны сесть за парту. Это не было так легко, как кажется, и порой мне приходилось обнажать нож, раздавать подзатыльники, щедро сыпать ругательствами, и все для того, чтобы вытащить вас из зыбучих песков, в которых вы тонули. Не раз мне приходилось окатывать вас с ног до головы из пожарного шланга. Я делала это ради вашего и моего блага, вернее, ради чести нашей супружеской четы. Но вы никогда не знали значения слова «честь», вы никогда не желали быть скромным, а уж тем более — невидимым.

Вас видели везде, и до меня постоянно доходили грязные слухи, дырявившие мою кожу свинцовой дробью. Ты знаешь, роток — на замок! Но рты не приспособлены для замков. Во рту есть язык, а язык так любит уши, а у ушей, в свою очередь, тоже есть языки! Когда вы возвращались домой после очередного приключения, то мне, разгневанной, как самка бабуина, больше всего хотелось провернуть ваше паршивое тельце через мясорубку. Но я, наслушавшись лживых объяснений, предоставляла вам свое тело. Я отдавалась с диким неистовством. Так я хотела продемонстрировать вам, что остальные, все остальные, лишь жалкие тени, размытые и грязные. Пятна, которые легко вывести с помощью отбеливателя. Я встречала вас, как похотливого кота, еще воняющего всеми прелестями ночи. Знаете ли вы, господин Невиновный, чем пахнут бессонные ночи? У них запах псов, воющих на покойника. У них запах размытых звезд, взошедших на небосклоне тревоги. У них запах ожидания на стрелках часов. У них запах холодного ужина, который придется выкинуть на следующий день. У них запах мучительных раздумий и проверки веры. У них запах боли, которая растекается ядом по нервам. У них запах метлы, забытой перед дверями в безысходность. Мне ли не знать этот запах! А вы возвращались, окутанный ароматами женских духов, с маслеными глазами человека, перенасытившегося удовольствиями, со словами покаяния или глупого вранья. Вы украли у меня, месье, огромный кусок жизни… Порой, устав ждать на своем бессменном ночном посту, я оправлялась выслеживать вас у чужих квартир. Для этого мне было достаточно обнаружить вашу машину. Порой я блевала от омерзения. Ни одного совместного плана, проекта. Я так надеялась, что мы купим земельный участок, построим дом. А вы лишь сжигали мгновения жизни, оставляя меня подбирать холодный пепел. Остатки жара, обрывки чувств, крошки слов, кусочки эмоций, ничтожные осколки любви. Что я могла сложить из всего этого? Но ведь я складывала… Я боролась… Я пыталась поверить в вас… Вы требовали от меня любви матери, готовой простить любое прегрешение. Но я не была вашей матерью, я была вашей женой и матерью ваших детей. Вы осушили источник, и в нашей супружеской постели осталась только пыль ненависти.