Она взъерошила пальцами свои кудри и вновь их пригладила.

— Все мы не лучше Дагенхэма — он просто действует в другом масштабе.

— А он утверждал, что выступает за разумное руководство, — сказал майор. — Он наверняка передумает, когда все осознает.

— Мы будем сражаться! — воскликнула она. — Пока нас не смяли бульдозерами и не бросили в тюрьму — никогда не поздно.

— Ценю ваш энтузиазм, — сказал майор и выплеснул остатки чая в увядшие нарциссы. — Но никак не могу помочь вам в организации беспорядков.

— Беспорядков? Да это война, майор, — фыркнула Алиса. — Пора строить баррикады и готовить коктейль Молотова!

— Делайте то, что считаете нужным, — сказал майор. — Я, пожалуй, напишу ядовитое письмо инженеру по планированию.

В тот же день майор отправился к почтовому ящику и ненадолго замер перед ним, держа в руке свое письмо. Возможно, оно вышло чересчур прямолинейным. В нескольких местах он вычеркнул слова «мы требуем» и заменил их на «мы просим», но все равно чувствовал, что ставит инженера в неловкое положение. В то же время он опасался, что Алиса не оценит его вежливость, поэтому добавил пару фраз о необходимости информировать население и об ответственности совета за управление землей. Он поиграл с выражением «священная земля», но решил, что оно является прерогативой священнослужителей и заменил «священная» на «древняя». Кроме того, он поразмышлял, не отправить ли копию письма лорду Дагенхэму, но решил, что это можно безо всяких угрызений совести отложить до охоты. Ему всегда нравилось опускать аккуратно сложенное письмо в новый конверт, и теперь, глядя на конверт, он решил, что верно подобрал слова и письмо вышло уместно немногословным и серьезным. Он удовлетворенно сунул конверт в ящик и решил, что все это дело решится в дружественной манере, присущей здравомыслящим мужчинам. Дело было сделано, и теперь он мог решить — якобы внезапно — навестить миссис Али и ее племянника.

Миссис Али сидела за стойкой и выкладывала маленькие шелковые лоскутки в плетеные корзинки, в которых она обычно продавала сандаловые свечи и упаковки туберозовых и эвкалиптовых солей для ванн. Завернутые в целлофан и перевязанные бантиками корзинки пользовались популярностью. В прошлом году майор купил две штуки и подарил их Марджори с Джемаймой на Рождество.

— Они, должно быть, неплохо продаются, — сказал он вместо приветствия.

Мадам Али вздрогнула, словно не слышала дверного колокольчика. Возможно, она просто не ожидала его прихода, подумал он.

— Да, это лучший подарок для тех, про кого вы совершенно забыли, — сказала миссис Али. Она явно была взволнована и нервно крутила одну из корзиночек длинными тонкими пальцами. — Чужая забывчивость может принести неплохой доход.

— Вы вчера, кажется, были расстроены, — заметил майор. — Я пришел спросить, как ваши дела.

— Все… непросто, — сказала она наконец. — Непросто, но, возможно, очень хорошо.

Он подождал объяснения, чувствуя совершенно непривычное любопытство. Он не поторопился сменить тему, как сделал бы, если бы Алек или кто-нибудь другой намекнул на свои личные проблемы. Вместо этого он ждал и надеялся, что она продолжит.

— Я протер все яблоки, — сообщил чей-то тоненький голос. Из глубины магазина вышел Джордж — в одной руке он держал чистую тряпку, а в другой мелкое зеленое яблоко. — Это яблоко меньше всех остальных, — добавил он.

— Тогда оно маловато для продажи, — ответила миссис Али. — Не желаешь ли его съесть?

— С удовольствием, — согласился Джордж и расплылся в улыбке. — Пойду помою.

Он ушел, и миссис Али проводила его взглядом, а майор наблюдал за тем, как на ее лице расцветает улыбка.

— Вы прекрасно обращаетесь с детьми, — сказал майор. — Хотя о случаях откровенного подкупа, пожалуй, не следует судить поспешно.

Он хотел насмешить ее, но когда она повернулась к нему, ее лицо было совершенно серьезно. Она огладила юбку, и он заметил, как дрожат ее руки.

— Мне надо кое-что вам сказать, — начала она. — Мне нельзя говорить об этом, но если я вам расскажу, возможно, это поможет…

Ее голос утих, и она принялась рассматривать свои руки, словно пытаясь найти потерянную мысль в лабиринте голубоватых вен.

— Вы не обязаны мне ничего говорить, — сказал он. — Но будьте уверены, все, что вы скажете, останется строго между нами.

— Как вы видите, я в полном замешательстве, — сказала она, глядя на него с тенью обычной улыбки. Он ждал. — Амина и Джордж сегодня ночевали у нас. Оказывается, Джордж — моей внучатый племянник. Он сын Абдула Вахида.

— Неужели? — сказал майор, изображая удивление.

— Как я могла не увидеть, не почувствовать этого? — продолжила она. — И все же теперь я испытываю глубочайшую любовь к этому ребенку.

— Вы уверены, что это правда? — спросил майор. — Бывают же случаи, когда люди хотят воспользоваться… вы меня понимаете.

— У Джорджа нос моего мужа.

Она моргнула, и по ее левой щеке скатилась слеза.

— Я просто ничего не замечала.

— Вас можно поздравить? — спросил майор, хотя намеревался придать фразе утвердительное звучание.

— Благодарю вас, майор, — ответила она. — Но нельзя отрицать, что эта история — позор для моей семьи, и я пойму, если вы предпочтете не продолжать наше знакомство.

— Ерунда, мне это и в голову не пришло, — заявил майор и почувствовал, как краснеет от этой лжи.

Он изо всех сил старался побороть неловкое желание выскользнуть из магазина и не иметь дела с этой, как ни посмотри, неприятной ситуацией.

— Подобные вещи не случаются в достойных семьях, — сказала она.

— Да это происходит постоянно, — перебил ее майор, чувствуя необходимость успокоить как ее, так и себя. — Викторианцы были хуже всех.

— Но позор кажется таким незначительным по сравнению с этим прелестным ребенком.

— Люди всегда жаловались на падение нравственности, — продолжал майор. — Но моя жена всегда говорила, что предыдущие поколения были такими же распущенными — они просто лучше маскировались.

— Я знала, что Абдула Вахида отослали, потому что он влюбился в какую-то девушку, — продолжала она. — Но я не знала, что у них родился ребенок.

— А он знал? — спросил майор.

— Говорит, что нет, — она еще больше помрачнела. — В семье сделают все, чтобы защитить своих детей, и я боюсь, что этой девушке пришлось нелегко.

Последовала пауза, во время которой майор тщетно пытался подобрать слова утешения.

— Как бы то ни было, теперь Амина и Джордж здесь, и я должна постараться все исправить.

— Что вы будете делать? — спросил майор. — Вы же почти не знаете эту девушку.

— Я знаю, что должна оставить их у себя, пока все не уладится, — сказала миссис Али, решительно и совершенно очаровательно вздернув подбородок. Перед ним была женщина, намеренная достичь своей цели. — Они останутся здесь по крайней мере на неделю, и если Абдулу нравится спать в машине — пусть поступает как хочет.

— Спать в машине?

— Мой племянник утверждает, что не может спать под одной крышей с незамужней женщиной, поэтому он ночевал в машине. Я указала на очевидные нестыковки в его логике, но его недавно проснувшаяся религиозность позволяет ему проявлять упрямство.

— Но почему вы хотите, чтобы они остались? — спросил майор. — Почему они не могут приходить в гости?

— Я боюсь, если они уедут, то снова исчезнут, — призналась она. — Амина живет практически на пределе и говорит, что ее тетушка от постоянных расспросов на грани истерики.

— По-видимому, снять комнату в пабе они тоже не могут, — сказал майор.

Хозяин «Королевского дуба» предлагал постояльцам две оклеенные цветочными обоями комнаты и обильный завтрак, подающийся на липкой барной стойке.

— Абдул Вахид угрожал поехать в город и попросить пристанища у имама. Тогда наши проблемы станут предметом пересудов всей диаспоры, — она закрыла лицо руками и тихо сказала: — Почему он такой упрямый?

— Послушайте, если вы непременно хотите удержать их здесь, пусть ваш племянник поживет несколько дней у меня.