— Да уж, — проговорил Прохор. — Попали мы с тобой. Это уже не кладовка — это своего рода тамбур, шлюз между двумя мирами, понимаешь? Я, кажется, догадываюсь, как все вышло. У каждого материала, у стекла, например, даже пуленепробиваемого есть точка наивысшего напряжения. В нее ткнешь совсем легонько — и стекло в мелкие дребезги. А через нашу любимую стенку, видно, проходит граница между мирами. И мы вдвоем совершенно случайно на этой границе нашли точку уязвимости. Понимаешь? Навалились с обеих сторон, ну и случился коротыш.
— Что случилось? — не понял двойник.
— Ну электрики короткое замыкание так называют, — слегка раздражаясь, пояснил Прохор и в этот момент особенно остро ощутил, что беседует не просто с самим собой, а с другим собой.
И тут же спросил:
— Послушай, а у тебя тоже жена Акулина и трое детей?
— Нет, — сказал Прохор-2,— мою жену зовут Маша, третью жену. Первая меня бросила, а вторую я сам послал. Детей вообще нет.
— Вот те на! А занимаешься ты чем?
— Как чем? Бас-гитару мучаю в «Отделе пропаганды». Известная же рок-группа! Шесть дисков записали, несколько наград на конкурсах, за границей три раза уже выступали. Но теперь все — пик популярности прошел.
«Вот так, — подумал Прохор, — в моем Мышуйске больше нет такой группы. Значит, зря я тогда из ПТУ в техникум пошел, надо было на Валеркино предложение соглашаться и рискнуть. Профессиональным музыкантом мог и без образования стать. Ездил бы сейчас по загранкам, а не ходил бы каждый день на завод как проклятый».
Вкратце рассказал двойнику о себе. Поняли они оба, что две биографии разбежались именно тем летом, когда менеджер-авантюрист Валерка уговаривал плюнуть на все и ехать в Москву на конкурс. Прохор-1 не рискнул — выбрал учебу, профессию. А Прохора-2 повлекла романтика творческих взлетов.
Однако теперь он удивительным образом завидовал первому:
— У тебя все лучше. Я не шучу. Мало ли что слесарем работаешь — ты же мастер. У тебя же руки золотые. А Мышуйский комплектовочный завод — это же гордость российской экономики. Всю страну обеспечивает пробками, крышками, ручками и задвижками. Вы еще на экспорт не работаете?
— Нет пока, — тихо проговорил Прохор, сраженный такой неожиданной реакцией двойника.
— А я всю жизнь мечтаю что-нибудь своими руками сделать. А получается только одно — по струнам шлепать. Для мужика в тридцать пять лет на гитаре лабать — это не профессия, тем более если ты не Джимми Хендрикс…
И тут с кухни позвала Акулина:
— Прошик, ты там не заснул? Все в порядке?
Прохор предложил двойнику:
— Давай отсюда вместе попробуем выйти. Ты свой чайник погасишь, а я узнаю, чего жена хочет. Заодно посмотрим, удастся ли вернуться.
Двойник первым пересек плоскость дверного проема из кладовки в прихожую, и было это как в кино — монтажный стык — был человек, нет человека.
— Чего так долго возишься? — пожурила Акулина.
— Быстро хорошо не бывает, — слукавил Прохор.
— Закругляйся давай. Скоро позову к столу. Тяпнем по маленькой. Не откажешься?
— Ох, не откажусь! — улыбнулся Прохор. — А пивка?
— Да уж как обычно, — добродушно откликнулась Акулина.
И Прохор в прекрасном расположении духа двинулся обратно. Только перед дверью его Настенька остановила:
— Па, а па, а с кем ты там разговаривал?
— Да это я сам с собою, Настюш, — сказал Прохор истинную правду, а потом приврал для убедительности: — Прикидывал, куда полку вешать.
Настенька ответом удовлетворилась и убежала в комнату, а вот дверь в кладовку открывалась с необычайным трудом, словно кто-то держал ее изнутри.
«С ума он, что ли, сошел, — подумал Прохор, — двойничок мой несчастный? Творческая личность, ядрена вошь!»
Но творческая личность дверь держать и не думала. Прохор-2 прилаживал дрель к стене и намеривался продолжить сверление.
— Эй, ты что? — удивился Прохор-1.— Давай лучше поговорим еще.
— Давай, но ты мне помоги для начала. Бункер наш переходный сжимается. Вот я и подумал — может, навалимся в два сверла, расширим зазор между мирами?
Прохор отнесся к этой идее с сомнением, однако дрель в руки взял. Тут же, впрочем, и понял, что это глупость: в одну точку оба сверла не воткнешь, так что сверлить начали все равно в двух разных местах, и уже через секунду муляжи инструментов, проводов, деревяшек, велосипедных запчастей и прочего барахла сделались более четкими, грозя вернуться в первозданное состояние.
— А вот и струны опять появились на моей старой гитаре, — не совсем понятно пробормотал Прохор-2, ошалело глядя на сортирный бачок без крышки, но с исправным регулятором.
Оба поняли одновременно, что времени для общения осталось не густо. Сверли не сверли, а скоро расставаться. Черт! Столько еще вопросов повисло в воздухе! И о чем они тут болтали, придурки? Ведь так хотелось узнать, кто там у власти, есть ли прямые рейсы из Мышуйска в Москву, какие фильмы у них самые популярные, кто из наших космонавтов сейчас на орбите, почем у них водка и пиво, и как там «Динамо»…
Они перебирали в голове все эти вопросы и, словно читая мысли друг друга, отбрасывали один за другим как несущественные.
Наконец творческий подход к проблеме победил и Прохор-музыкант сформулировал главное:
— Слушай, мы должны обменяться чем-нибудь на память. Тогда пересечение миров сделается необратимым, и мы обязательно встретимся где-нибудь еще раз.
— Давай! — обрадовался Прохор-слесарь. — А чем?
— Ты шильдики до сих пор собираешь?
— Ну конечно.
Это была его страсть с детства — откручивать, отрывать, срезать шильдики, маленькие таблички с приборов в лабораториях, со станков на заводах, со стен вагонов в электричках, даже инвентарные номера с казенной мебели тоже проходили по разряду шильдиков, если красиво сделаны были. Гордостью коллекции Бертолаев считал шильдик, сорванный с японского крышкоштамповочного станка, приобретенного Мышуйским заводом еще лет тридцать назад за какие-то сумасшедшие доллары, но так и не запущенного в дело. Документация вся оказалась на японском, переводчика долго не могли найти, а когда нашли (года два назад), выяснилось, что это вообще не станок, а секция пульта управления гробоукладчиком для крематория, причем морально устаревшая еще на момент покупки.
Имелись у Прохора забавные экземпляры и среди новых шильдиков. Только за ними надо было идти в комнату. Ну он и рванулся.
— Погоди, — остановил его второй Прохор. — У меня с собой в кармане как раз один прелюбопытный образец. Смотри. Это когда мы на гастролях были в Японии, я специально попросил сделать для наших колонок и усилков.
На шильдике значилось: «Аппаратура группы „Отдел пропаганды“, Мышуйск, Россия». И ниже то же самое по-японски.
— Класс, — сказал Прохор, — вот это действительно сувенир! Подожди меня.
Вылетел в коридор, метнулся в свою комнату, быстро нашел обувную коробку с коллекцией последнего года, выбирал недолго, схватил, быть Может, и не самое интересное — шильдик от старинного рояля из Мышуйской филармонии, где Прохора как-то попросили проводку поменять — и пулей обратно, мимо совершенно опешившей Акулины и вытаращивших глаза детишек.
Дверь в кладовку дернул изо всех сил, а она открылась подозрительно легко. И все предметы внутри выглядели уже как обычно. Зря, выходит, спешил. Не было там больше никого…
Полка осталась не повешенной. Так что жене пришлось рассказать все как на духу. Ну и ребята послушали про чудеса. С удовольствием и раскрывши рты от удивления. Трудно сказать, кто из них поверил Прохору, а кто не очень. Во всяком случае, Линушка дорогая не могла его обвинить в галлюцинациях с перепою. Там-го, в кладовке, Прохор совсем трезвым был, это уж потом с горя напился. Особенно после того, как шильдик повнимательнее рассмотрел. Сметливый Гаврик сразу решил достать для сравнения жемчужину папиной коллекции — ту самую японскую диковинку. Ну и оказалось, конечно, что иероглифы на обоих совпадают точь-в-точь.