Первая и вторая луна зимы, 505 год от обряда Единения

Дорога и приступ, конечно, измотали осаждающих, по большей части воины, полагаю, спали теперь почти беспробудно. И всё-таки напасть ночью на их лагерь было бы наглостью, граничащей с глупостью. Наша цель была скромнее.

Семерых наших волков я пустил первыми, велев им как следует напугать людей и лошадей в обозе. Ни слова об их втором облике сказано не было, но я был уверен, что каждый из них всё понял. На юге редко встречаются такие большие стаи, но нам повезло, и сначала охрана обоза приняла их просто за зверей и стала отгонять огнём. Потом из темноты вынырнули Кнот и Койт, самые проворные из отряда, и начали резать верёвки, которыми кони были стреножены. Никто из них не получил копытом по лбу только потому, что мы нашли им самые острые ножи и велели заточить их заранее. Лошади разбежались, и часть обозников была занята попытками их поймать и вернуть. Мы вышли к оставшейся охране с уже обнажённым оружием и начали оттеснять их от повозок с продовольствием. Зима стояла сырая и промозглая, но мешки с мукой и крупой были надёжно укрыты. Я сдёрнул с них шкуры и рогожу. Шестеро стоявших вокруг ребят из отряда принесли с собой меха с горючим маслом. Я скупил у лавочников всё, что нашлось, так что жителям ближайшего городка всю зиму придётся сидеть при свечах. Ребята вылили масло на мешки.

- Всем отойти, - командую я.

Мне случалось видеть ожоги, полученные при неосторожности с петролейными лампами, а их одежда сейчас пропитана горючим.

Несколько раз я вхолостую чиркаю кресалом, наконец, факел в моих руках вспыхивает и я швыряю его на мешки. Занимается пламя. Повозки стоят рядом, огонь быстро перекидывается с одной на другую.

Мы, люди и волки, уходим во тьму по тропе, которую приметили заранее. Наши немногочисленные преследователи быстро отстают, одного зарубает на ходу бегущий последним Рин. На ногах уже весь лагерь Атки, но по большей части они растаскивают мешки и заливают водой повозки, не думая пока о том, что провиант в них уже испорчен петролейным маслом и сыростью.

Мы долго петляем по лесу пока я, наконец, не убеждаюсь, что за нами никто не гонится. Если по следу и пустили кого-то из оборотней, то запах горючего масла скорее всего перешиб его нюх. Наши волки тоже чихают, морщат морды и на полдороге решают обернуться людьми, хотя в первом облике они, как и мы, подмерзают и тонут в снежной каше.

- А здорово загорелось, - говорит Койн.

Я вижу восторг на лицах тех, кто помоложе. Сам я доволен тем, что дело прошло без потерь, но веселиться мне не хочется. Среди благородных считается особым шиком показать, что вещи для них ничего не значат, но ни мой отец, ни моя неграмотная нянька такого бы не поняли. Атка остался без части припасов. Теперь, даже осаждённые будут сильнее, чем он полагал, барон вряд ли пошлёт за подкреплением - или же всадникам придётся тащиться вместе с обозом. Треть луны, самое меньшее. Как командующий он, конечно, достаточно хорош, чтобы поддержать порядок даже среди полуголодных воинов. Но, по всей вероятности, Атка попытается добыть продовольствие в соседних деревнях - и вряд ли будет за него платить. Не по низости душевной - просто Малва достаточно богат, чтобы позволить себе такие расходы, а Атка может распоряжаться только тем, что выдал ему из казны Сулва. Это значит, что кто-то умрёт без хлеба - и его убийцей буду я.

За последние несколько дней я неплохо изучил здешние леса, излазив их на снегоступах. Мы выходим к пустому домику, где останавливаются охотники. Очаг зажигать нельзя, но скоро здесь и без этого становится достаточно тепло. Кнот с видом победителя вытаскивает свой трофей - мешочек с сушёным мясом. Поднеся кусок к носу, он кривит лицо - мясо пропиталось запахом горючего масла - однако начинает его жевать. Кнот предлагает добычу товарищам-волкам, но те брезгливо отворачиваются. Даже в первом облике нюх у них сильнее, чем у большинства людей.

- Дай немного и мне, - говорю я.

Начавшийся наутро снегопад окончательно заносит наши следы. Мы остаёмся в охотничьем домике, и к вечеру даже отваживаемся развести огонь, поесть горячего и хорошенько протопить наш приют на ночь. Душновато, зато к следующему утру у меня совсем перестаёт болеть нога. Я неплохо разработал её, разведывая дороги в лесу, но вчерашние скитания чуть меня не доконали. По счастью, луна скоро начнёт прибывать.

Люди Атки сейчас настороже, и рискованно посылать кого-то в рощицу возле замка, откуда я в прошлый раз наблюдал за осадой. По счастью, отряд подбирал я сам, и в нём есть ворон. Рин. Это высокий угрюмый человек моих лет. Владения его дома далеко на севере, однако волосы у него угольно-чёрные. Он бесстрашен, но недоверчив. Я долго колебался, прежде чем заговорить с ним о его второй натуре, и ему стоило больших усилий открыться всем прочим в отряде. Ребята связали себя клятвой молчать о тайнах своих товарищей, но воинам помоложе это представлялось, похоже, волнующим приключением из древних времён. О своей природе я никому не сказал, хотя это было не вполне честно.

Рин облетает округу и возвращается со словами, что Сорен держится. Это повторяется и назавтра, и на следующий день. Я задумываюсь над тем, не поменять ли убежище, но здесь слишком мало хвойных лесов и идущих довольно хорошо видно с воздуха. Дозорного может выслать и Атка.

Пока что ребята играют в кости на щелбаны, а когда темнеет - пугают друг друга страшилками про йортунских колдунов и про ульфов. Меня подмывает объяснить, кто такие ульфы на самом деле, но кто-то может узнать историю Лаури, и я насильно затыкаю себе рот. Вместо этого днём я объясняю им, как лечить раны и обморожения, а по вечерам рассказываю о павийских преданиях. Для того, чтобы учить обращению с оружием, здесь слишком тесно, а скука нам сейчас опасна, поскольку способна ослабить готовность сражаться не меньше, чем страх.

На четвёртый день вернувшийся Рин встречает нас известием, что к одной из ближайших деревенек едут подводы с вооружёнными людьми, по всей видимости - за провиантом. Это может быть ловушкой, но, судя по тому, что в прошлые дни нас не искали, люди Атки не ожидают снова встретиться с отрядом.

Завидев волков, лошади рванули так, что все, кто сидел на повозках, оказались в снегу. Шестеро коней, оборвав постромки, скачут прочь, ещё четверо волочат за собой перевернувшиеся подводы. Мы выскакиваем из засады и нападаем на воинов Атки, ещё не успевших выбраться из сугробов и встать вместе для обороны. Самые разумные сразу же обращаются в бегство, и мы им не препятствуем. Очень скоро трое наших врагов остаются лежать на дороге, и все прочие решают присоединиться к отступившим.

Пока они не добрались до своего лагеря, мы спешим в другую деревню поблизости. Там нас встречают настороженно, но убедившись, что мы не разыскиваем коней, успокаиваются. Похоже, одна-две лошадки уже нашли себе приют в крестьянских конюшнях. Нас пускают пересидеть под крышей до ночи и даже продают немного провизии. С наступлением темноты я веду отряд по лесу к нашему новому убежищу.

Мы проводим там несколько дней, пока Рин не сообщает, что по одной из дальних дорог снова движутся люди Атки. Лошадей они на сей раз с собой не взяли, сделав выводы из прошлых ошибок. Зато с ними было много слуг. Пешими они шли не быстрее нас, но расстояние было большим, и развернуть их мы не успевали. Рин сказал, что, как у нас было договорено, он предупредил крестьян, что их идут грабить. Мужланам было бы разумнее всего спрятать припасы и уйти вместе со скотиной в лес, но они опасались, что тогда подожгут их дома. Поэтому, как обычно, они надеялись прибедниться и убедить непрошенных гостей, что у них самих ничего нет. Я решил поспешить, но мы застали противников, только когда они разворачивались в обратный путь.