Однако до тех пор, пока мы находимся в этой жизни и несем на себе груз смерти и тления, нам надлежит вести постоянную брань. Поэтому, даже когда «человек Божий все почти победит в себе страсти, два беса остаются еще ратующими против него». Один из них нападает надушу подвижника, «возбуждая его по великому боголюбию к непомерной ревности, так что он не хочет допустить, чтоб другой кто угодил Богу паче его», то есть побуждает его с несвоевременной ревностью стремиться к совершенству. Другой бес, по попущению Божию, возбуждает тело «огненным некиим движением к похотению плотскому». Господь попускает это искушение подвижнику, слишком высоко восходящему в преумножении добродетелей, «чтобы он почитал себя худшим всех живых людей» и таким образом через смирение и самоосуждение обрел свое спасение. Первому из этих искушений следует противопоставить великое смирение и любовь, второму же – воздержание, безгневие и глубокую память о смерти (Св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.3. С.72-73). Бог попускает диаволу нападать на нас в течение всей нашей жизни, чтобы мы смирялись.

Некий брат сказал авве Пимену: «Тело мое ослабело, а страсти не ослабевают» (Γεροντικόν. Σ.99, ρξα'). Тем не менее человек, стремящийся к очищению, может испытать блаженное состояние бесстрастия. Поэтому сейчас мы рассмотрим благословенную бесстрастную жизнь.

О бесстрастии мы постараемся сказать как можно короче, поскольку способ достижения этого блаженного состояния явствует из всего вышесказанного.

Ценность бесстрастия для духовной жизни очень велика. Человек, который приобрел бесстрастие, тем самым приблизился к Богу и соединился с Ним. С другой стороны, само его общение с Богом является свидетельством его бесстрастия. Согласно учению отцов, бесстрастие есть «здравие душам» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.296). Если страсти являются болезнью души, то бесстрастие – это ее здоровое состояние. Бесстрастие есть «воскресение души прежде воскресения тела» (Леств. 29:4). Бесстрастен тот, «кто тело сделал нетленным, ум возвысил превыше всякой твари, все же чувства покорил уму, а душу свою представил лицу Господню» (Леств. 29:3). Бесстрастие есть вход в землю обетованную (Преп. Илия Екдик. Добр. Т.3. С.433). «Приблизившийся к пределам бесстрастия правые о Боге и естествах вещей творит умозрения и, от красоты тварей, соразмерно со своей чистотою, востекая к Творцу, приемлет светолития Духа» (Св. Никита Стифат. Добр. Т.5. С.107). Иными словами, бесстрастие имеет великую ценность и превозносится святыми отцами как освобождение ума. Если страсти порабощают и пленяют ум, то бесстрастие освобождает его, препровождая к ведению сущего и Бога. «Бесстрастие подвигает ум к познанию сущего» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.224). Следовательно, это «путь к ведению» (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.222). Благодаря этому ведению человек приобретает великий дар рассуждения. Человек, пребывающий во благодати, может отличить хорошее от дурного, тварные энергии от нетварных, сатанинские от Божиих. «Бесстрастие рождает рассудительность» (Добр. Т.3 С.181).

Наши современники много говорят об общей собственности и нестяжании. Однако ошибка большинства из них заключается в том, что они ограничивают нестяжание материальными благами, забывая о том, что существует и нечто большее. Человеческий ум, освободившись от всего тварного и от порабощения тварными предметами, восходит к Богу, и тогда он испытывает подлинное нестяжание. Это подлинное нестяжание духа доступно бесстрастному человеку: «Нестяжательность духовная есть совершенное бесстрастие, при коем ум удаляется от всего здешнего» (Преп. Фалассий Добр. Т.3. С.302).

Однако необходимо определить, что такое бесстрастие. Еще в античности философы-стоики понимали под бесстрастием умерщвление страстной части души. Мы уже отметили, что страстная часть души состоит из раздражительной и вожделевательной сил. Согласно древнему толкованию, человек становится бесстрастным, умертвив эти силы. Однако отцы, говоря о бесстрастии, имеют в виду не умерщвление страстной части души, но ее преображение. Если душевные силы падшего человека находятся в противоестественном состоянии, то бесстрастие, то есть освобождение от страстей, возвращает душу к естественному состоянию.

Согласно учению святых отцов, «бесстрастие есть неподвижность души на худое», чего, конечно, невозможно достичь без милости Божией (Добр. Т.3. С.292). По словам преподобного Максима, «бесстрастие есть мирное состояние души, в котором она неудобоподвижна на зло» (там же, с.167). Таким образом, бесстрастие есть способность пребывать бесстрастным при помышлениях о вещах (Св. Максим Исповедник Добр. Т.3. С.202). Это значит, что душа свободна от помыслов, вызываемых чувствами, и от самих вещей. Как в древности «огонь обнимал купину, но не опалял», так и бесстрастный человек: хотя бы он носил «тело очень тяжелое и горячее», «жар тела не беспокоит и не сквернит в нем ни плоти, ни ума», поскольку в таком случае «глас Господень пресекает пламень (Пс. 28:7) естества» (Преп. Иоанн Карпафский. Добр. Т.3. С.77). Таким образом, ум бесстрастного человека полностью свободен: его не беспокоит ничто земное, даже и жар тела. Конечно, эта свобода ума от всех движений плоти и помышлений о вещах непостижима для людей, испытывающих не состояние бесстрастия, а действие страстей. Однако для людей Божиих то, что мир называет естественным, является противоестественным, а так называемое вышеестественное переживается ими как естественное. Преподобный Симеон Новый Богослов, отвечая на обвинения тех, кто утверждал, будто человеку невозможно испытать эти вышеестественные состояния и освободиться от влияния плоти, писал, что тот, кто сам не является бесстрастным, не только не знает, что такое бесстрастие, «но и поверить не может, что такое существует на земле» (SC. Vol.51. Р.66, πε'). И это в каком-то смысле естественно, поскольку каждый, «исходя из своего состояния, судит и поступки ближнего, добродетельны ли они или порочны» (там же). Каждый выносит суждение согласно образу и содержанию собственной жизни. В любом случае для опытного человека ясно, что отличительной чертой бесстрастного является способность «все переносить без смущения и страха», поскольку он получил от Бога силу «мочь все» (Св. Петр Дамаскин. Φιλοκαλία T.Г'. Σ.63).

Все сказанное необходимо нам для того, чтобы обратить внимание на ту истину, что бесстрастие есть вполне естественное состояние, то есть преображение страстной части души и ее возвращение к естественной жизни. Этот вопрос в XIV веке стал предметом большого спора между святителем Григорием Паламой и философом Варлаамом. Варлаам, порицая тот вид молитвы, который применялся и применяется исихастами, утверждал, что бесстрастие есть умерщвление страстного начала. Этой точке зрения противостоял святитель Григорий Палама, который, зная предмет спора на собственном опыте, был выразителем и общецерковного опыта. «Но мы научены, о философ, что бесстрастие – это нечто иное, не умерщвление страстной силы души, а ее изменение от худшего к лучшему и привычное действие в отношении божественного, когда она совершенно отвращается от дурного и обращается к доброму» (Свт. Григорий Палама. Триады... С.178). Бесстрастен тот, для кого «так же привычны добродетели, как для страстных – недобрые наслаждения». Страстные люди подчиняют разумную часть души страстной, бесстрастный же подчиняет страстную силу души, то есть волю и желание, «познающей, рассуждающей и разумной способности» (там же). С помощью разумной силы он через познание сущего придет к богопознанию, а через страстную часть души «возделает подобающие добродетели, с помощью вожделевательной силы усвояя себе любовь, а с помощью раздражительной приобретая терпение» (там же, с.179). Итак, бесстрастие – это преображение страстной силы души, ее подчинение уму, имеющему по природе господственное положение, и движение «с помощью непрестанной памяти Божией к Богу». В таком состоянии страстная часть души приобретает божественное расположение и высшее состояние – «любовь к Богу» (там же). Таким образом, ясно, что страстное начало не умерщвляется, но приобретает жизнь и великую силу. В другом месте святитель Григорий учит, что распять плоть со страстями и похотями (Гал. 5:24) значит не убить все действия и всякую силу души, то есть покончить с собой, но «воздерживаться от пакостных желаний и действий», и, навсегда отвернувшись от них, стать таким образом мужами духовных желаний (см.: Дан. 9:23; 10:11), и всегда мужественно идти вперед, подобно Лоту, покинувшему Содом. Можно сделать вывод, что, по мнению Григория Паламы, «бесстрастные не умерщвляют страстную силу души, но она в них жива и действует во благо» (Свт. Григорий Палама. Триады... С.183).