Церемония состояла из торжественного приветствия и пресс-конференции. Делегации выстроились на высоком подиуме в зале приемов, заполненном журналистами, каждая под своим флагом, и началось исполнение гимнов планет-участников. Атонский гимн, страстный, эмоциональный, сменился размеренным, величественным земным. Вергийский был больше похож на марш, номийский – на спокойную лирическую песню. Но больше всего Алану понравился эйринский – яркая, ликующая мелодия со вспышками мажорных аккордов – сгустков жизнерадостной энергии. В отличие от остальных гимнов, исполнявшихся мужчинами, эйринский пела молодая девушка – голосом настолько звонким и будто искрящимся, что Алан на секунду мысленно перенесся на Землю и словно ощутил сияющее солнечное тепло на лице, на щеках…

После исполнения гимнов главы планет произнесли краткие приветствия, и заняли свои места за столом для пресс-конференции, а остальные члены делегаций спустились в зал. Господин А-Тох огласил темы саммита (межпланетная торговля, создание благоприятного инвестиционного климата на Земле, сотрудничество в сфере наук и технологий) и пригласил журналистов задавать вопросы. В зале мгновенно взметнулся лес рук, и саммит начался.

Время летело быстро: заседания глав государств – как в полном составе, так и в рабочих группах, по две-три планеты; в первый день после обеда – музыкальный вечер (номийские мелодии, непривычные, сложные, завораживающие полифонией, гипнотизирующие изысканным переплетением звуков), вечером – праздничный ужин, затянувшийся далеко за полночь, на котором каждое движение было регламентировано дипломатическим протоколом, (Алан страшно нервничал, боясь допустить оплошность, но все прошло благополучно); на второй день – протокольный обед глав государств (это мероприятие только называлось обедом, а на самом деле началось в шесть и окончилось около одиннадцати); первые лица беседовали наедине, без свит, и обслуживали их только номийские официанты.

С друзьями не удавалось даже поговорить: Рилонда бесконечно заседал и совещался, и даже в столовой его окружали министры, референты, а то и сами правители; Дайо, как помощник, был загружен еще больше: он без устали носился по всем двенадцати этажам, что-то устраивая и согласовывая, о чем-то договариваясь, и не мог позволить себе потратить на еду больше десяти минут. Энита с утра уезжала в Рем, возвращалась поздно, пропуская ужин, и сразу шла в свой номер, чтобы обработать на компьютере результаты дневных наблюдений за животными… Вечером Алан гулял с Ником один, с грустью наблюдая, как по очереди заходят на посадку и приземляются на номийском космодроме звездолеты – эйринский, атонский, вергийский. Скоро они увезут, каждый своих пассажиров, на родные планеты…

Утром третьего дня состоялась экскурсия в обсерваторию. Желающих набралось много, и на Уту полетели на нескольких шлюпках. Рилонда, Дайо и Алан сели рядом.

– Уф, хоть чуть-чуть передохнуть, – Дайо тяжело плюхнулся на сиденье. Принц улыбнулся.

– Ну, ты же не думал, что дипломатическая служба – легкая работа?

– Конечно, не думал, но саммит… Что-то экстремальное. Не расслабиться ни на секунду. Я даже спать не могу, все планирую на завтра…

– Мы же хотели по вечерам гулять с Ником, полетать над планетой… – напомнил Алан.

– Да, – Рилонда задумался. – Хотелось бы… А ведь как раз сегодня у меня свободный вечер! Заседания должны закончиться до ужина. Давайте встретимся в девять!

– Давайте, – согласился Дайо. – Энита тоже сказала, что вернется пораньше.

– Договорились! – обрадовался Алан.

Уту, пыльная серая планета, выглядела безжизненно, но по пути от посадочной площадки до обсерватории даже не понадобилось надевать кислородные маски. Обсерватория представляла собой комплекс зданий, причудливых, в основном, шарообразных, форм, со стеклянными куполами, из которых во все стороны торчали телескопы. И только одно сооружение – строгая одноэтажная буква «П» с крошечными окнами, огороженная прочным, словно бетонным, забором, отстояла от остальной группы на километр.

– А там что за постройка? – спросил кто-то из экскурсантов гида, типичного номийца, невысокого кареглазого человечка.

– Служебное помещение, – вежливо улыбнулся тот. – Прошу, проходите.

Алану показалось странным, что одно-единственное служебное здание построено вдалеке от других, но он тут же забыл об этом: настолько грандиозное, впечатляющее зрелище развернулось перед ним. В Большом Зале, куда их препроводили, не нужно было смотреть в трубы, поскольку поверхность его стеклянной крыши сама представляла собой телескоп, сложенный из многих слоев линз, и космос развернулся перед ними во все стороны, насколько хватало глаз, во всем своем великолепии. Они как будто стояли в самом центре сферы, окруженные бесконечной, первозданной, захватывающей красотой, ощущая себя песчинками среди мириадов светил, потрясенные величием Вселенной…

Обратный путь почти весь провели молча, постепенно приходя в себя, возвращаясь к реальности после фантастических впечатлений. Шлюпка скользила к Ному, раздвигая острым носом черноту пространства, и Алан думал, что ничего подобного никогда в жизни не видел, и, наверное, если будет рассказывать об экскурсии кому-то, даже не найдет слов, чтобы такое описать…

Вечером все четверо собрались неподалеку от гостиницы землян. Ник нетерпеливо подпрыгивал на месте, с хрустом расправляя крылья.

– Летать в сторону Рема не надо, номийцам это может не понравиться, – предупредил Рилонда. – Направляйте Ника в противоположную, там поле, горы, наши полеты никому не помешают.

Алан, как хозяин, полетел первым, наметил Нику путь – на средней высоте над равниной, небольшой речкой, у края невысоких гор – поворот назад. Потом катались Рилонда и Дайо, вернувшиеся в совершеннейшем восторге. Когда настала очередь Эниты, Алан помог ей забраться на Ника и предложил:

– Может быть, полетим вместе? Так безопаснее… – он действительно очень переживал за девушку.

– Спасибо, я справлюсь, – улыбнулась Энита.

– Пожалуйста, будь осторожна, – попросил он.

Очевидно, в его голосе и взгляде сквозило такое искреннее волнение, что Энита, внимательно посмотрев на него, ответила холодно:

– Постараюсь, – и умчалась.

Алан повернулся к друзьям: на лицах Рилонды и Дайо явственно читалось сочувствие.

– У меня тоже такое было, – вздохнул Дайо. – С однокурсницей. Примерно год назад.

– И чем закончилось? – поинтересовался Рилонда.

– Ничем. Она выбрала другого.

– Ничего себе, утешил, – усмехнулся Рилонда.

– Да! – взвился Дайо. – И ничего! И пережил! И жив-здоров, как видите! – его зеленые глаза предательски затуманились, однако он с вызовом продолжил. – Если тебе отказывает девушка, это еще не конец света! Ты думаешь, – обратился он к Алану, – ты первый, кому понравилась Энита? Да не меньше десятка парней пытались добиться ее расположения – она же красавица! Только все бесполезно, потому что, кроме науки, ее ничего не интересует. Она ничего не видит, кроме всех этих краксов, ларков и прочей нуждающейся в глубоком изучении живности… Я не знаю, чем таким надо ее потрясти, чтобы она вообще заметила, что с мужчинами можно не только работать!

– О, это очень тяжелый случай, – покачал головой Рилонда.

– Так что лучше сразу оставь всякую надежду и хорошенько проветри мозги, – уже спокойнее произнес Дайо.

– Спасибо за совет, – горько улыбнулся Алан.

– Алан, только не расстраивайся, – попытался утешить его Рилонда. – Дайо прав, жизнь на этом не кончается…

– Рилонда, спасибо, – поблагодарил друга Алан. – Но не надо меня успокаивать. И говорить об этом тоже больше не надо, я не хочу. Я справлюсь, сам. Я сам.

– Ну, хорошо, – недоверчиво, осторожно согласился принц.

Ночью не спалось: Алан то открывал, то закрывал окно – не понимая, жаркий летний воздух или отчаяние душат его; ощущение пустоты, словно фантомная боль от потери надежды, тяжело сдавливало горло. Глупец, решил, что может понравиться такой девушке! Вот и получай за свою глупость, получай вполне заслуженные страдания! Да, все правильно, он глупец, но как же все-таки больно…