Алкоголь порядочно «разогрел» его; раскрасневшийся, самодовольно ухмыляющийся, Фаттах развязно развалился на стуле, и, слегка покачиваясь, громко разглагольствовал о великой вергийской демократии. Временами, метнув быстрый взгляд на принца, он повышал тон, но Рилонда даже не поворачивал головы в его сторону. Зато коллеги, пересмеиваясь и перешептываясь, слушали вергийца с удовольствием.

Алан не стал вникать в содержание речи – нужно было поскорее заняться работой. Он освободил от пустых стаканов столик атонских журналистов, принял заказ, подождал Ахмеда, готовившего напитки, разнес их, подошел к столику землян и тут только заметил, что лица представителей земной прессы как-то странно напряжены. Ни один из журналистов с его родной планеты почему-то уже не улыбался.

– Недоразвитая нация, – донеслись до него слова Фаттаха. – И туда же – на саммит цивилизованных планет!

От вергийской демократии Фаттах перешел к землянам.

– Разум землян до сих пор находится в зачаточном состоянии. Чем они вообще занимались последние две тысячи лет? Не освоили даже световую скорость! Не додумались ни до одной стоящей технологии, ни в одной сфере – энергетика ли, медицина ли, космос… В земном кино и художественной литературе еще каких-то десять лет назад инопланетяне изображались не людьми, а различными невероятными монстрами, в зависимости от фантазии авторов… Чудовищное невежество! Я уж не говорю о том, что на Земле до сих пор существуют национальности, страны и границы. Они до сих пор не уразумели, что такое разделение – основное препятствие на пути прогресса! И я, кажется, даже догадываюсь, в чем причина такой дремучей отсталости. Как раз недавно я брал интервью у Тивтора, известного вергийского антрополога; его последние исследования показали, что мозг землян в среднем весит на 150–200 граммов меньше, чем у представителей других планет, и количество извилин на единицу объема у них тоже меньше… Процентов на пять! То есть земляне просто физиологически не в состоянии постичь то, что доступно разуму, скажем, вергийца… Более того! Тивтор предположил, выдвинул гипотезу, что мозг землян вообще не приспособлен к усложнению, и со временем не развивается, а наоборот, деградирует…

Алана больно уколола обида; остальные тоже чувствовали неловкость происходящего. Журналисты – атонцы притихли и опустили глаза; земляне, побледневшие, нервно ломали пальцы и кусали губы; Мохаммед и Ахмед смотрели на Фаттаха из-за барной стойки с нескрываемой ненавистью. Даже вергийские министры прекратили спор и растерянно переглядывались друг с другом. Тишина становилась все более зловещей, но Фаттах не замечал этого и упоенно продолжал:

– И эти, с позволения сказать, люди, всерьез полагают, что их пригласили на саммит как равных! Саммит большой пятерки! Хотел бы я знать, кто придумал такую глупость? Нет никакой пятерки, есть четверка и планета третьего мира! И уж само собой, ни одна из развитых планет не собирается считаться с мнением землян…

Алан заметил, как один из земных журналистов медленно сжимает кулаки; и неизвестно, чем закончилась бы ситуация, если бы в этот момент не поднялся со своего места принц Рилонда.

Он подошел к столу вергийцев и совершенно спокойно, даже с легкой полуулыбкой на губах, произнес:

– Господин Фаттах? Развлекаетесь, возвеличивая себя засчет унижения других? Способ, конечно, удобный, но не самый верный, поскольку, рассуждая подобным образом, в действительности Вы унижаете только самого себя.

Самодовольное выражение сползло с лица вергийца, и в ответ он злобно прошипел:

– Ну разумеется, господин Атонский принц известен своей любовью к плебеям!

Это был уже явный и очень грубый намек на погибшую невесту принца; на какое-то краткое мгновение черные глаза Рилонды, словно огнем, полыхнули болью такой силы, что Алану стало не по себе. Тишина в помещении стала просто звенящей; казалось, присутствовавшие, вдохнув, выдохнуть уже не могли; Касинда медленно вставал, шепча одними губами: «Рилонда…»

Но принц прекрасно владел собой. Спустя секунду чуть насмешливая полуулыбка вновь заиграла на его губах, и все тем же спокойным тоном он уточнил:

– А Вы, господин Фаттах, разумеется, никогда не опускаетесь до общения с простыми смертными?

– Разумеется, нет, – высокомерно напыжился Фаттах.

– В таком случае, мне очень жаль Вас, господин Фаттах, потому что именно те люди, которых Вы называете плебеями, могли бы многому Вас научить. Например, порядочности, скромности, а также, не в последнюю очередь, приличному поведению в обществе…

Фаттах позеленел от злости, и, не найдясь с ответом, судорожно, как рыба, сглотнул воздух. Напряжение в зале будто бы разом рухнуло; журналисты, кроме вергийцев, обрадовано загудели, зашевелились, а из-за барной стойки вдруг раздались аплодисменты – это Мохаммед с Ахмедом выражали восхищение принцу. Остальные земляне подхватили было их, также захлопав, но Рилонда поднял руку и покачал головой.

– Это лишнее, – все также спокойно сказал он, и, кивнув Касинде, вышел вместе с доктором.

Следом ресторан сразу же демонстративно покинули земляне; поспешно удалились атонцы; пряча глаза, увели Фаттаха коллеги – вергийцы. «Вечерка» на этот раз закончилась быстро, и официанты остались в пустом зале одни. Несколько минут все молчали, приходя в себя, затем в тишину вдруг восторженно выдохнул Саид:

– Вот это человек!

– Великий человек… – отозвался Мохаммед.

– Кажется, теперь я понимаю… – Бен, опустившись на стул, устало потер виски. – Теперь я понимаю, почему Верга и Атон никак не могут договориться…

– Атонцы просто слишком благородны для этих… Этих… – не найдя подходящего слова для вергийцев, запнулся Саид.

– Демократов? – усмехнулся Ахмед.

– Точно!

Все рассмеялись.

Ночью Алан долго не мог заснуть. Ворочаясь с боку на бок на своей полке, вновь и вновь воскрешая в памяти, словно кадры кино, подробности вечерней сцены, вновь и вновь переживал восхищение принцем Рилондой. Ведь есть же такие люди во Вселенной, великие люди, как правильно сказал Мохаммед! Блестящий ум, благородное сердце, безупречные манеры… Может быть, и он, Алан, станет когда – нибудь… нет, не таким же (это слишком недосягаемо), а хотя бы чуточку похожим… Если очень постараться… Может быть…

На следующий день за завтраком и обедом события «вечерки» пересказывались почти за всеми столами. И только «герои» истории вели себя так, будто ничего не случилось. Принц, как обычно, ел молча, не поддерживая разговор короля с господином Жигондой. Фаттах, казалось, раздулся от высокомерия еще больше; прочих пассажиров он лишь изредка окидывал независимо-презрительным взглядом, а Алана не замечал вовсе. Блюда он заказывал, глядя не на официанта, а в неопределенное пространство.

Алан был несказанно этому рад: впервые за время работы он получил возможность отдохнуть от капризов. К концу обеда он даже начал надеяться, что звезда вергийской журналистики отныне оставит его в покое… Но жестоко ошибся.

Ужин поначалу также проходил вполне благополучно и уже близился к завершению, когда Фаттах вдруг в своей привычной манере скривился над стаканом сока из вергийского фрукта кармалы:

– Это что? Это, кажется, сок кармалы, который полагается подавать охлажденным? Ты что, его вскипятил? Даю тебе одну минуту!

– Да, господин Фаттах.

Алан поклонился, взял стакан и помчался на кухню. Ничуть не сомневаясь в том, что вергиец действительно засекает минуту, он сунул стакан в холодильник, включил режим мгновенной заморозки и через 40 секунд уже бежал обратно.

На бегу он думал только об одном – нужно успеть – и, конечно, не заметил, как Фаттах быстро и ловко выставил из-под стола ногу…

Алан споткнулся, и, пытаясь удержать равновесие, схватился левой рукой за край столика атонцев; стакан с соком вергийского фрукта кармалы соскользнул с подноса и опрокинулся прямо на колени Атонскому принцу…