— Ой, что это с вами? — испугалась Минорис.

— Пройдет, — с кривой усмешкой ответила та. — В отчетах ты должна будешь описывать реакцию Таймири на споры. Самочувствие, настроение, цвет кожи, цвет глаз, если он вдруг изменится. И лучше, если твои друзья не узнают, что ты была у меня. Тем более не стоит разглашать, что ты моя ученица. Пусть наш сегодняшний разговор останется в тайне.

— Тайна? Обожаю тайны! — улыбнулась Минорис, а про себя подумала, что так и не сможет отомстить Диоксиду. Ведь ему теперь даже намекнуть нельзя — ни об Ипве, ни о секретном задании.

Внезапно Ардикта обернулась, задев Минорис отлетевшей полой халата.

— А чем это занят наш глубокоуважаемый философ? — едко поинтересовалась она.

Пока Ипва инструктировала свою новую подопечную, философ бродил по залу, высматривая на стенах хоть что-нибудь, достойное внимания: какую-нибудь картину или гобелен. Так и не найдя ничего стоящего, он приблизился к загадочному столику, где, пыхтя дымом, горело несколько десятков свечей. Некоторые из них уже довольно сильно оплавились и стояли этакими рыжеволосыми вельможами в восковых камзолах. Другие и вовсе были погашены. Подставкой для свечей служила карта страны Лунного камня.

«Почему именно карта? Неужели нельзя было найти что-нибудь понадежнее? — думал Ризомерилл. — Например, коробку с песком. Если бы я не знал ардикту, решил бы, что она разрабатывает план военных действий или что-нибудь еще в том же духе. Тогда погасшие свечки означали бы завоеванные территории, а зажженные — места, где война в самом разгаре».

Оклик ардикты оторвал его от дедуктивных рассуждений.

— Чем занят? — дернувшись, переспросил он. — Карту вашу разглядываю. И должен заметить, воску тут накапало порядочно. Вы его что, не счищаете?

— А отчего вас так заинтриговала моя карта? Подите, подите-ка сюда. У меня для вас кое-что есть.

Ее язвительный тон настораживал, однако ослушаться философ не посмел. Часто моргая, поплелся к ардикте.

— Больно смотреть, как вы ковыляете на своих двоих. Может, вам пошло бы на пользу небольшое превращение? Сублимация, так сказать. Этого порошка, — Ипва похлопала по карману халата, — вполне хватит для осуществления эксперимента. Не хотите ли побыть джинном… в колбе с притертой крышкой?

— Нет-нет, пощадите! — прокаркал Ризомерилл и, отпрянув, спрятался за спиной Минорис.

Ардикта рассмеялась низким, грудным смехом, отчего похолодели оба.

— Не принимайте мою шутку за чистую монету, — сказала она. — Я вообще люблю пошутить над гостями, особенно если гости глазеют по сторонам и суют нос в чужие дела.

Она подтолкнула философа, поманила Минорис пальцем и направилась к высокой железной двери, за которой начиналась старая каменная лестница на первый этаж.

— Еще увидимся.

Всё тот же злорадно-ядовитый тон. Как Ипве только удается держать посетителей в страхе? Наверное, дело в мышах. Если бы она ставила чуть меньше опытов и почаще бывала на свежем воздухе, это определенно пошло бы ей впрок.

Сэй-Тэнь сидела на мраморном бордюре фонтана, и мысли в ее голове блуждали отнюдь не радостные.

«Куда бы ты ни пошел, повсюду встречаешь себя. В людях — себя, в природе — себя. Куда ни взгляни, везде твое собственное отражение. Ну, сбежала я из столицы. Ну, добралась до мастерской счастья. А что толку-то? Счастье не в мастерских искать надо. Оно следует тенью за мной по пятам и всякий раз, стоит мне обернуться, ныряет за угол. Как же плохо мне! Как плохо! Словно вырвали из груди сердце, словно я не я…»

Вокруг безмятежно бормотали фонтаны, одни — невысокие и беспечные, другие — статные и важные. Как будто на званом вечере собрались — не умолкали ни на минуту. И вдруг посреди этого шепота-шелеста — голос! Не то голос, не то звон стеклянных колокольчиков:

— Свет мой, о чем грустишь?

Сэй-Тэнь даже оборачиваться не стала. Догадалась, что это ее неуловимое счастье колокольчиками прозвенело. Больше на его удочку она не попадется. Пусть себе звенит, пусть ласковыми именами называет. Глядишь, еще утешать научится.

— Невосполнимая потеря часто только кажется невосполнимой, — участливо заметил обладатель дивного голоса. — Но стоит отвлечься…

— Поверьте, я слыхала подобное много раз. Словами горю не поможешь, — с раздражением ответила Сэй-Тэнь и поднялась, чтобы уйти. Как она вообще забрела в этот диковинный зал?

— Не спеши. Куда бы ты сейчас ни пошла, ты всегда будешь оставаться на месте, — прожурчало у нее за спиной. Надо же, какой уверенный!

Ей страшно захотелось развернуться, гневно глянуть в глаза того-кто-сидит-в-фонтане и, по возможности, испепелить взглядом. Но она сдержалась. Потому как, во-первых, воду всё равно не испепелишь, а во-вторых, нельзя же показывать свою слабость первому встречному!

— Откуда вам знать, что я пережила потерю? — с вызовом спросила она. Ответа не последовало.

Минута. Две. Она оглянулась: позади не было ни души, ни признака жизни. Если, конечно, не считать водяной руки, тянущейся к ней из фонтана. В толще этой великанской руки сверкали чешуей золотые рыбки. Грусть-печаль, снедавшая Сэй-Тэнь, вмиг улетучилась. Самое время обмереть от страха.

— Эй-эй! Отстаньте от меня! Н-назад! — срывающимся голосом крикнула она.

— А ты, я гляжу, оживилась, — сказал невидимый хозяин руки, которая внезапно уменьшилась до привычных, человеческих размеров. — Эмоциональная встряска иногда бывает полезной.

— Вы кто? — в ужасе спросила Сэй-Тэнь. — И что вы делаете… в фонтане?

— А ты, давай, ко мне, — поманила рука. — Там и узнаешь.

— Что же, выходит, мне юбку мочить?

— Юбка высохнет, а тебя, если откажешься, любопытство изведет, так что и рада потом не будешь.

Что ж, тут он прав. Когда под боком такая заманчивая тайна, когда до тайны, можно сказать, три шага, стыдно прятаться в кусты.

Вопреки всякому здравому смыслу Сэй-Тэнь взяла да и вошла в каменную чашу. Чисто из спортивного интереса вошла: сумеет ли она одолеть незнакомца, если тот вдруг на нее набросится? И долой предосторожности.

В фонтане было, без преувеличения, мокро. Сэй-Тэнь намочила не только подол — она целиком искупалась, потому как секретный проход находился прямо за водной стеной.

— Ну, и куда дальше? — с некоторым раздражением спросила она. Никакого дельного ответа. Сплошной шум да брызги. — Сколько мне еще здесь стоять? Или вы вздумали надо мной…

Не успела она закончить, как ее рывком втащили внутрь абсолютно сухого помещения, где не было даже намека на то, что где-то рядом плещется вода.

— Ничего себе скорость! — выдохнула Сэй-Тэнь. — Где вы так научились?

Она потрогала платье, коснулась волос — и ошеломленно уставилась на обладателя водной руки.

— У вас тут что? Фен при входе? Хотя, впрочем, меня это мало интересует. Кто вы такой?

— Разрешите представиться, часовщик Норкладд, — поклонился хозяин.

Что перед нею часовщик, Сэй-Тэнь не усомнилась ни на минуту. В комнате, куда она попала, добрую половину пространства занимал массивный, пахнущий смолою стол. А на столе — шестеренок видимо-невидимо! Не говоря уж о лупах, тисках и пинцетиках.

— Бьюсь об заклад, вы всё это сами смастерили, — улыбнулась она, указав на резной шкафчик, сверху донизу заставленный будильниками, клепсидрами миниатюрами курантов и брегетами самых невероятных форм.

— Вы не ошиблись, — лучезарно подтвердил тот. — Я и впрямь их создал. Но здесь, в основном, заказы. Завтра полки опустеют…

Напольные часы в углу нервно затрезвонили, а кукушка, которая, по идее, должна была выскочить из «дупла», в истерике забилась за деревянными створками. В тот же миг к часам подскочил Норкладд и шарахнул кулаком по скошенной «крыше» (совсем как у старинных домов, изображения которых Сэй-Тэнь видела на гравюрах в музее Альдамар).