— Да, я культурный человек! — с вызовом сказал Иван.

— Вот и хорошо, культурный человек, — сказал милиционер, беря Ивана под ло-коть. — Пожалуйте в камеру.

Пока они шли, Ивану захотелось оттолкнуть мента и бежать. Но тогда его точно примут за насильника. И потом ничего не докажешь. Он может вырваться из отделения и уйти в лес. Стая сильнее любого милиционера — но прольется кровь, а Иван не хотел крови.

— Вы не имеете права, — сказал Иван. — Я ничего не сделал!

— Потому и в камеру, что не знаем, что ты сделал, — ответили ему. — Вещи ос-тавь здесь, не пропадут. А шнурочки сними.

— Чего? — не понял Иван.

— Шнурки сними! — устал церемониться милиционер. — Быстрей!

Иван развязал шнурки и вытащил из ботинок.

— Положи в сумку. Ремень есть?

— Нет.

— Тогда пошли.

Его провели по коридору и открыли коричневую железную дверь с глазком.

— Отдыхай.

Кроме новичка, в камере находились еще два человека. Они сидели на лав-ках друг против друга и, едва Иван вошел, синхронно повернули головы. Иван прошел мимо них и сел на корточки у стены, прислонившись затылком к холодно-му крашеному бетону. Дверь с лязгом захлопнулась, послышался звук запираемого засова.

— Вот люди пошли невоспитанные, — проговорил один из сидельцев. — Пришел, как к себе домой, и «здрасьте» не сказал.

— Здравствуйте, — сказал Иван. Ему стало стыдно, но мысли о стае сводили его с ума. Тут не только поздороваться забудешь.

— Смотри, снизошел, — сказал второй насмешливо, наклоняясь к Ивану. — Ты кто?

— Иван, — назвался Иван.

— Вижу, что не Магомет. За что взяли?

— Сюда посадили? — не понял Иван. Второй рассмеялся. Он был неестественно весел. Как можно быть веселым в таком месте?

— Сюда, сюда. Сперва всех сюда, а уж потом кого куда. Чего натворил-то? Украл чего?

— Ничего я не крал, — возмутился Иван.

— А чего тогда? — не успокаивался мужик. — Подрался?

— Чего ты, Степа, как прокурор, пристал к человеку? — сказал, наконец, первый. Он выглядел более солидно, чем словоохотливый сокамерник, но не одеждой, са-мим умением держаться так, что каждое движение и каждое слово неизменно привлекали внимание.

— Да ничо, — смутился тот, явно не ожидая этих слов от приятеля. Ивану показа-лось, что он испугался. — Скучно же здесь, пусть бы и рассказал, чего сюда за-гремел. Иди сюда, садись, — пригласил он Ивана, хлопнув ладонью по лавке.

— Я здесь случайно, — сказал Иван. Он поднялся с корточек и сел рядом со Сте-паном. — Я вообще приезжий.

— Гастролер, значит, — обрадовался Степан. — Так и мы здесь случайно. Совер-шенно случайно!

Его живое, лукавое лицо буквально заиграло от слов Ивана.

— Здесь никто не бывает случайно, — неожиданно возразил второй. — Если и за-мели по ошибке, случайного мало.

В камере наступила тишина. Иван невольно задумался, чувствуя, что тот прав. Мы все всегда в чем-то виноваты…

— Ладно, давай знакомиться. Я Степан, — представился живчик. — А это Тертый. Авторитетный человек!

Мужик кинул на Степана косой взгляд и промолчал. Да, пожалуй, было в нем что-то, подсознательно вызывавшее уважение. Может, колючий, пробираю-щий до печенок взгляд, а может, неторопливые, уверенные движения, говорив-шие, что человек знает себе цену. Но простой серый костюм без галстука и об-шарпанные стены камеры бросали на слово «авторитетный» неясный Ивану смысл.

Неугомонный Степан болтал без умолку, не раз пытаясь узнать у Ивана, за что его посадили. Иван упорно отмалчивался, из вежливости переводя разговор на другие темы. Авторитет сидел тихо, откинувшись к стене спиной и закрыв глаза, ничего не говорил и, казалось, спал. Прошел час или два, Иван не мог сказать точно, дверь снова лязгнула, открываясь. Иван вскочил, думая, что пришли за ним.

— Федорчук, — сказал показавшийся в дверном проеме дежурный. — На выход.

Степан вскочил, пожал сидевшему рядом Ивану руку, сокамернику подавать руки не стал, помахал ладонью, кивнул, радостно улыбаясь, и выскочил в коридор.

— Фуфломет, — презрительно сказал Тертый, когда Степана увели. — А может, и наседка. Слышь, парень, правильно ты ничего не говорил. Не его это дело. И не мое. Здесь каждый сам за себя.

Иван кивнул. Он много слышал о воровских понятиях, но толком не знал, что из рассказов знакомых правда, что вымысел, и предпочитал помалкивать. И этим, видимо, нравился неразговорчивому соседу.

— Если наседку подкладывают, — размеренно сказал Тертый, — значит, дело серьезное. Значит, не колешься.

— Я ничего и не делал.

— Правильно, так и говори. Не верь, не бойся, не проси — так жить надо. Тогда тебя уважать будут.

Иван понурил голову. Уголовник думает: я такой же, как он. Неужели по-хож? Чем?

— Что шьют?

Иван поднял голову и поглядел на соседа. Тот глянул ему в глаза и улыб-нулся:

— Парень, я не спросил, что ты сделал, я спросил: что шьют?

— Меня приняли за другого. Скоро вызовут свидетелей и поймут, что я ни при чем, — Иван не хотел ничего рассказывать. Он не мог говорить об этом, было странно совестно за того подонка в лесу, будто бы он был его другом, и не оста-новил. Было горько и стыдно, что эти твари ходят по земле, и его, Ивана, прини-мают за такую тварь…

— Понятно, — кивнул Тертый. — Знаешь, ты чем-то похож на меня, Иван. Я в мо-лодости тоже был такой. Ни черта не боялся! Только смотри: менты не любят, ко-торых их не боятся. И не верь никому, особенно ментам, когда они будут тебе фуфло толкать про чистосердечное признание. Стой на своем: ничего не видел, ничего не знаю, понял?

— Как можно никому не верить? — спросил Иван. Он понимал: с этим человеком спорить бессмысленно. Он живет в своем злобном мирке, и думает, что вся все-ленная такова.

— Можно. Да так и жить легче. Верить можно только мертвым: они не продадут.

Иван задумался. Судя по словам, сокамерник был одинок, но, в отличие от Ивана, у него есть выбор. Он мог изменить жизнь, если бы захотел, ему не мешают черные пернатые твари… А жить, никому не веря — разве это жизнь?

Иван верил! Хотел верить, что хозяина можно найти и вернуть страшный дар. Хотел верить, что будет свободен. Не останься у него хоть капля этой веры, он бы уже не был человеком.

Через час дверь камеры открылась.

— Воронков, выходи! — сказал незнакомый милиционер.

Иван вышел. Куда его ведут? Снова допрос? Иван понимал, что ему не по-верят, но лгать не хотел и не собирался.

Войдя в знакомый кабинет, он увидел у стены на стульях двух мужчин. Ива-на посадили между ними. Через минуту дверь открылась и вошла девчонка с ро-дителями.

— Присядьте вот тут, — сказал родителям опер. — Иди сюда, Таня, не бойся. Вот здесь сидят трое дядей. Покажи, которого из них ты… видела в лесу. Который на-пал на тебя? Посмотри внимательно и не бойся. Который?

Девочка смотрела на мужчин, и ее удивленный взгляд остановился на Иване.

— Здесь его нет, — сказала она, и Иван вздохнул с облегчением.

— Точно нет? — обескуражено сказал оперуполномоченный. — Ты хорошо его помнишь?

— Хорошо. Здесь его нет, — повторила девочка.

— Ладно, спасибо вам, вы свободны, — сказал он родителям. Они и девочка ушли.

— Вы тоже свободны, — два мужика поднялись и вышли. Иван остался в кабинете. Опер смотрел на него. Внимательно и недружелюбно.

— Ну, верите теперь, что это не я? — спросил Иван.

— Я никогда никому не верю, — ответил опер. — Я верю фактам.

Иван не знал, что сказать. Примерно то же говорил и Тертый…

— Вы свободны, гражданин Воронков. Свои вещи возьмете у дежурного.

Иван молча поднялся. Хотелось, чтобы они извинились. Но вряд ли он дож-дется. Милиция не извиняется.

— До свидания, — попрощался Иван, и услышал в спину:

— Извините. Здесь одна тварь по лесам ходит. Это третий случай. Остальные дети так легко не отделались. Извините, — еще раз повторил опер.

— Да не за что, — удивленно проговорил Иван. Внезапная мысль заставила оста-новиться. — Девочка говорила, как он выглядит?