Пуля лишь задела плечо, но крови вытекло много. Добравшись домой, Иван перевязал рану и провалился в тяжелый бредовый сон.

Он снова был на болотах. Наступал вечер, внутри избушки было сумрачно и неуютно. Иван сел на продавленную лежанку, а вокруг столпились люди. Черны-ми, недвижными столбами они стояли вокруг, ожидая чего-то, какого-то слова или дела, а Иван не знал, что им сказать. Он хотел, чтобы они ушли, но не мог про-сить. Он знал: они не послушают. Тогда он захотел уйти — и не мог. Люди под-ступали ближе, окружили так плотно, что не пошевелиться. Пепельно-серые лица ждали ответа, и Ивану казалось, что он узнает их. Маски покрывались рябью, как отражения в воде, и вот он узнал ближайших. Это…

Иван проснулся от крика. Своего крика. Одеяло лежало на полу, скомканное ударами ног, на бинтах запеклась кровь. Иван беспокойно озирался, постепенно осознавая, что это лишь сон. Ужасный сон! Немудрено, что ему снятся кошмары. Но это не кошмар. Иван знал точно. Он узнал тех двоих. Немченко и… Кир.

Рука побаливала, но Иван мог шевелить ей. Он заставил себя снять бинты и, подвывая от боли, промыл рану водой, и залил перекисью водорода, сунув в рот скрученное в жгут полотенце. Все. Хотя бы так. Теперь по-новой перебинтовать — и готово. Правда, бинтовать одной рукой чертовски трудно, но Иван зажал конец бинта в зубы и кое-как затянул. А ведь завтра на работу…

Есть хотелось зверски. Он вскипятил чайник и съел остатки пшенной каши плюс огромный бутерброд с маслом и старым черствым сыром — все, что нашлось в холодильнике. Потом вспомнил, что при потерях крови рекомендуется пить красное вино, полез в бар и с радостью обнаружил бутылку любимого кагора, по-рядком початую, но на стакан там хватило. Иван налил вино, включил телевизор и прилег так, чтобы ненароком не задеть рану. Надо отвлечься от всего этого, или сойдешь с ума. Не желая смотреть фильмы, Иван оставил программу новостей и слушал диктора, вещавшего о строительстве новых домов и реконструкциях ста-рых теплосетей. Пошли криминальные новости. Иван привстал, прислушиваясь, хотя телевизор и так работал громко:

— …был убит известный меценат и предприниматель Воронов Вадим Сергеевич. Его тело обнаружила домработница. Вместе с бизнесменом убиты два его тело-хранителя. Следователи от комментариев воздерживаются, лишь отмечают, что убийство совершено с особой жестокостью и, вероятно, речь идет о криминальных разборках…

Иван откинулся на спинку дивана. Началось. А что, если менты его вычис-лят? Как? По отпечаткам пальцев? Но он не сидел, у них нет его отпечатков. А по приметам в пятимиллионном городе найти его будет трудно. Если Кир не попадет-ся…

Он чувствовал тревогу. Если Кир попадется и расколется, что он скажет ментам? Что Иван убил их посредством воронов? И кто этому поверит? Да если Иван сам пойдет в милицию и все расскажет, его тут же отвезут в Кащенко…

В конце концов, он сам был заложником, у него и свидетель есть. Аня. Иван встрепенулся. Надо позвонить, чтобы она больше не боялась. Он схватил телефон, но в ее квартире не брали трубку. Поехать к ней? Нет. Он и так сделал для нее все, что мог. Пусть все останется, как есть.

А доказать, что вороны могут убивать по приказу, не сможет никто.

Сон, приснившийся накануне, был настолько реален и страшен, что остаться безучастным мог только полный кретин. Почему он увидел их вместе? Почему именно их, а не кого-то еще? «Что их может связывать?» — спрашивал Иван и не находил ответа. Немченко погиб, а Кир жив. Он отпустил его. Отпустил! Но отпус-тили ли вороны?

Тревога росла. Он почти нащупал разгадку. Немченко и Кир. Они были в этом домике вместе. Стояли рядом. Немченко погиб. Иван не видел его смерти. Вороны сами все решили. Значит, и теперь…

Иван застонал и ударил кулаками по столу. Плечо отозвалось тянущей бо-лью, но душа болела сильней. Гниды! Кровопийцы! Твари! Надо передушить их одну за другой, как он хотел тогда, в сквере у вокзала. Но это не выход. Иван знал: найдутся новые птицы, будут новые жертвы.

Иван окончательно понял: все сходится на нем. На его злобе, гневе, жизни. И так будет всегда, пока он не положит этому конец. Он сам. Только как?

Иван вспомнил об Александре Евгеньевиче, но, набрав номер, услышал спо-койный голос автоответчика. И вдруг понял, что надо ехать туда, где все нача-лось. Там и должно закончиться. Только там. Все просто. Тертиум нон датур. Третьего не дано. Надо ехать в Подгородское. Ехать немедленно! Мысль так за-хватила его, что Иван по-настоящему понял, что значит одержимость. Разум и здравый смысл отговаривали, но знак воронов бил доводы одним своим существо-ванием. Мистика? Пускай мистика! Он все равно поедет!

У Ивана был выходной, но он отправился на работу, чтобы отпроситься. Требовалась всего неделя, и он был уверен, что ему ее дадут, ведь не так давно он отрабатывал за заболевшего товарища.

Все оказалось сложнее. Управляющая посмотрела сквозь узкие модные очки и сказала:

— Иван, сейчас это никак невозможно. Коробов уволился, Сергеев в отпуске. Я не могу тебя отпустить. Ну, может быть, в сентябре, но не сейчас.

— Но мне надо ехать! — настаивал Иван. — Поймите, у меня неотложные дела, их надо немедленно решить. Я работать не смогу нормально, если не решу!

— Ты же видишь, у нас тоже проблемы. Я не могу тебя отпустить, — покачала го-ловой управляющая. Она нагнулась к бумагам, полагая, что разговор окончен. Но Иван так не думал.

— Лидия Тимофеевна! — горячо начал он. — У меня отгулы есть! Я перерабаты-вал, когда меня просили, почему я не могу взять отгул, когда мне нужно?

— Иван, не разговаривайте со мной в таком тоне! — подняла голову заведующая. — Вам сказано: Коробов уволился, и надо подождать. Сейчас это невозможно.

— Возможно все, если очень хочешь, — сказал Иван. Ему стало все равно, отпустят или нет. Он принял решение и отступать не собирался. Необъяснимый кураж наполнял его сумасшедшей уверенностью. Если потребуется, он пройдет сквозь стены.

— Что вы имеете в виду?

Она не понимала, потому что не хотела понять.

— То, что я все равно уеду, отпустите вы меня или нет.

— Вы хотите потерять работу? — спросила управляющая. Иван криво усмехнулся. Она полагает: здесь маслом намазано. Конечно, если смотреть на работу из дверей теплого кабинета. Даже если бы платили, как в Европе — все равно бы он ушел. Потому что так надо.

— Я боюсь потерять больше, что мне работа. До свидания.

— Воронков, завтра чтобы вышел на работу! — привстав, крикнула вослед управ-ляющая. — Слышишь?

Иван стремительно прошел сквозь магазин, миновал кассы, махнул знакомым девчонкам и вышел на улицу. Все! И пошли все на фиг! Теперь на вокзал!

Витебский был как всегда многолюден. Иван смешался с толпой, выходящей из прибывшего поезда и, лавируя между чемоданов и неподъемных «челночных» сумок, пробрался к кассам предварительной продажи. Там стояла очередь. Иван занял за мужиком в камуфляже и стал ждать. В последний раз он ездил к бабушке давно, задолго до армии, но до сих пор расписание не изменилось, разве на какие-то минуты, и Иван знал, что на сегодняшний поезд он опоздал. Значит, завтра.

— На сорок девятый, пожалуйста, — сказал он, протягивая деньги и паспорт, — один билет.

— Купе, плацкарт? — спросила кассир.

— Давайте плацкарт, — сказал Иван, подумав, что деньги там могут понадобится.

— Обратный билет нужен?

Хороший вопрос! Как будто она знает. Что за черт!

— Обратный нужен? — повторила кассирша, подумав, что Иван не расслышал.

— Н… не знаю, — заикаясь, произнес он. Иван подумал: если сказать «нет», об-ратно не вернешься. Он не верил в приметы, но сейчас замер от страха, почувст-вовав, что от ответа зависит очень многое.