Знакомая фигура в накинутом на плечи плаще еле проявлялась в черниль-ном мраке, но Иван знал, кто это. Бывший хозяин избушки остановился на пороге и смотрел на него. Иван не видел глаз старика, но ощущал его радость. Гость был доволен, что Иван здесь. Он не говорил, но Иван знал его мысли. Почему ты не входишь? — Потому что теперь здесь новый хозяин. — Кто? — Ты.

Ивану стало страшно. Он не хотел оставаться тут и тем более быть хозяином этого места. Собравшись с силами, он бросился на гостя, стремясь оттолкнуть его и выйти из дома, бил его вязнувшими в сгустившемся воздухе руками, но тот стоял и смеялся. Окно! Иван кинулся к брызжущей мраком дыре, остановился, не решаясь прыгнуть, но издевательский смех заставил сжаться в комок и нырнуть…

Иван открыл глаза и увидел белый потолок с лампой дневного света, ви-севшей прямо над ним. Он пытался вспомнить, что произошло, но в голове был лишь странный и страшный сон. Почему мне это приснилось? Иван взглянул на руки, ожидая увидеть черные, как мрак, крылья. Но руки были как руки, и он об-легченно откинул голову на подушку. Слава Богу, это лишь сон!

Он попытался подняться, но ребра будто сдавило клещами, и Иван едва не закричал. Руки более-менее двигались, он провел ими по телу и обнаружил, что грудь и живот туго перевязаны бинтами. Из-за этого не вздохнуть — острая боль пронзала, как копье.

Дверь в палату открылась, и вошел чернявый парень в пижаме. Увидя, что Иван очнулся, склонился над ним и спросил:

— Оклемался?

— Да, — ответил Иван.

— Тогда привет!

Соседа звали Эдик. Он был одного с Иваном призыва и в госпиталь попал из бригады, где раньше служил Иван. Мир тесен, думал Иван, слушая бесконечную болтовню соседа, видимо, обрадовавшемуся терпеливому и неподвижному слуша-телю.

Они находились в областном военном госпитале — огромном комплексе из старых и новых корпусов, разделенных обширным парком, разделенным идеально прямыми аллеями. Больница как больница, единственным отличием от граждан-ской были шлагбаум и пост охраны на въезде, врачи с военной формой под белы-ми халатами, да больные, одинаково стриженые, одного пола и возраста.

Через несколько дней Иван смог самостоятельно передвигаться и первым делом вышел на улицу, подальше от больничного запаха и гнетущих стен. Снару-жи было чудесно: большой парк с раскидистыми деревьями и аккуратно подстри-женными кустами напомнил Ивану Таврический сад, где он бегал мальцом. Иван мог бродить по аллеям весь день, но надо делать процедуры, да и переклички здесь проводились вдвое чаще, чем в дивизионе, а нарушители режима подметали дороги и убирали мусор.

В госпитале было хорошо. Эдик не приставал с расспросами, постоянно бол-тая о чем-то своем. Иван делал вид, что слушает, а сам улетал, и перед раскры-тыми глазами проплывала угловатая Петропавловка и нескончаемые галереи Эр-митажа, старинные дома с прохладными каменными парадными, намытый дождем асфальт Невского с отражавшимися в лужах огнями витрин. Иван представлял, как вернется домой и все будет хорошо. Главное теперь — выдержать и вернуться. А за ценой не постоим.

В один из дней дверь в палату распахнулась, и вошел мужчина в халате. Новый врач, подумал Иван, поворачиваясь к вошедшему.

— Здравствуй, Воронков, — сказал посетитель, и Иван признал следователя, при-езжавшего в часть после убийства Мирзоева.

— Зд…равствуйте, — Иван запнулся, не зная, как обращаться. Звания следователя Иван не помнил, к тому же он был в гражданском костюме.

— Сиди, не вставай, — сказал следователь. — Помнишь меня?

Взгляд Ивана остановился на знакомой бородавке.

— Помню, — ответил он.

— Вот и хорошо. Тогда поговорим, — следователь присел на стул.

— А что случилось? — задал вопрос Иван. Он почувствовал беспокойство, и, не успел следователь открыть рот, уже знал, что случилось страшное. Нечто, связан-ное с ним. Снова вороны?! Беспокойство зашевелилось в кишках, и холод медлен-но потек по венам. Странное чувство овладело Иваном. Казалось, напрягись он чуть-чуть — лопнет какая-то пленка, и он узнает и увидит все, как было. Надо только захотеть. Но Иван не хотел видеть и не хотел знать.

Следователь посмотрел на него. Лицо его было правильным, с идеальными чертами, тонкие, как будто женские, брови подрагивали над внимательными ка-рими глазами. Он был идеально выбрит и приятно пах одеколоном. Его фамилия Оврагин, припомнил Иван.

— Разве с тобой ничего не случилось?

Иван промолчал. Так вот он по какому делу!

— Как ты оказался за пределами части? — задал вопрос следователь. Все эти дни в госпитале Иван думал, что ему придется отвечать на этот вопрос.

— Меня позвали.

— Кто?

Иван задумался. А не застучать ли мне суку Наманганова, подумал он. Пусть получит по заслугам, сядет в тюрьму или в штрафбат… И так ведь стукачом назы-вают, что я теряю, мысленно усмехнулся он. А сам пожал плечами:

— Кто-то из местных.

— Узнать сможешь?

— Да они все на одно лицо, узкоглазые.

— Значит, узнать не сможешь. Ладно. Так почему ты самовольно покинул часть? Ты знаешь, что за это бывает, рядовой?

— Они сказали, что ко мне приехала сестра, — сказал Иван. — Я ждал, что она приедет, и поверил. Я не собирался убегать. Поговорил бы и все. Я подумал: вдруг она не знает, где переночевать, а я знаю, где гостиница.

— Откуда знаешь?

— Ходил за письмами на почту и видел. Я действительно не хотел сбегать, зачем? К тому же тогда скоро отбой был и перекличка. Сразу бы заметили. Только дурак побежал бы в это время, еще и в военной форме!

— Допустим. Что было дальше?

— Дальше я пошел в виноградник, а там целая толпа стояла. Ну, и набросились на меня…

— Почему набросились?

— Откуда я знаю? Я их никогда раньше не видел.

— Тебе командир разъяснял, что сейчас выходить за пределы части небезопасно? Вам же рассказывали об Оше, про другие… события? Рассказывали?

— Рассказывали, — подтвердил Иван.

— Тогда зачем ты сунулся туда? Купился, как дурачок! А если бы они тебе голову проломили? В гробу хочешь домой поехать? Как Мирзоев? А майор Ордин будет объяснять твоей матери, почему он не доглядел за подчиненным! Но свою-то го-лову надо иметь! Если бы не прапорщик Шевцов…

«Шевцов, — с благодарностью подумал Иван, — спасибо тебе! Есть все-таки люди на земле!»

— Виноват, — сказал Иван. Ему действительно было стыдно. Он подставил своего командира и земляка, которому за его выходку по голове не погладят.

— Виноват, — повторил офицер. Он о чем-то задумался. — Когда Шевцов прибежал в виноградник, те парни убегали со всех ног… а над тобой вилась стая воронов.

Иван молчал. «Значит, меня спас не Шевцов, — подумал он, — а они…»

— Что ты можешь сказать по этому поводу?

— Не знаю, — спокойно ответил Иван. — А что тут сказать? Я без сознания был…

— Да, это так, — согласился следователь. Повисла тишина.

— Ты знаешь сержанта Немченко? — вдруг спросил Оврагин.

Иван замер, понимая, что его реакция не ускользнет от следователя, но пауза была нужна, чтобы собраться с мыслями.

— Знаю.

— Ты служил с ним в одном взводе, так?

— Так.

— Что ты можешь сказать о нем?

Иван взглянул на собеседника:

— А если я не хочу говорить о нем?

— Тогда мне придется вызвать тебя на официальный допрос, с протоколом и со-всем другими вопросами. Итак, что ты можешь сказать о сержанте Немченко?

— Сволочь он был! — Не выдержал Иван. — Сволочь и подонок!

Оврагин встрепенулся:

— Почему говоришь «был»?

— Не знаю, — пожал плечами Иван. — Потому что он уехал домой.

— Он не приехал домой, — сказал следователь. — Его нашли мертвым в поезде.

Он смотрел на Ивана, ожидая реакции, но Иван молчал. Смерть Мирзоева потрясла его, но смерть Немченко не вызывала никаких эмоций. Мозг спокойно констатировал факт того, что бывший сослуживец уже не будет бить молодых, пить водку, говорить, любить, смеяться… Что посеешь, то и пожнешь, подумал Иван, мне не жаль тебя, Немченко…