— Все есть!

Они расположились на траве. Нагаев снял со спины автомат и положил ря-дом.

— Наливай.

Бутылка забулькала, отдавая содержимое двум подставленным кружкам.

— За дембель! — провозгласил Нагаев.

— Не шуми, — предупредил Мирзоев. — Знаешь, как ночью все слышно! Давай!

Жидкость в кружках не задержалась, и разводящий налил еще по одной.

— Хорошо! — Нагаев расслабленно откинулся на траву и захрустел яблоком.

— Наиль, — позвал Мирзоев.

— Чего?

— Ты на гражданке что делать будешь?

— Не знаю. Смотреть буду. Может, в милицию пойду. У меня дядя там работает. Нормально живет!

— А на прапора остаться не хочешь?

— Нет, не хочу.

— А я, наверное, останусь.

— На хрена?

— А что? Делать ничего не надо, служба идет. Льготы разные, выслуга, да и дела можно проворачивать, если мозги есть.

— Можно, — согласился Нагаев. — Значит, ты остаешься?

— Да.

— Тогда наливай.

Вино приятно согревало внутренности и туманило голову.

— Слушай, Наиль, с новеньким что делать будем?

— А что с ним делать? — не понял Нагаев. Он блаженно растянулся на траве и за-курил. — Пусть службу тянет. Мы свое отслужили.

— Знаешь, что я узнал? — сказал Мирзоев. — Он в бригаде чумошником был! Го-ворят, стучал. Потому его сюда и отправили. Там бы загасили!

— А я думаю: чего он все с прапором трется? Стучит помаленьку. Мне он сразу гнильем показался! Ладно, разберемся! — Наиль недобро оскалил редкие гнилые зубы.

— Погоди ты разбираться, — предупредил Мирзоев, — он же настучать может! Надо прижать его так, чтобы сам прибежал, на коленях…

— Это просто. Он у нас еще задницы лизать будет, увидишь! Я знаю, что делать.

Бутылка опустела, и Мирзоев зашвырнул ее в кусты.

— Пора нам уже, — сказал он, подергав приятеля за китель. — Вставай, Наиль.

Нагаев медленно и с неохотой поднялся. Ладно, осталось полкруга — и спать. Он поднял автомат, нахлобучил мятую и выцветшую дембельскую панаму и побрел по дороге. Подойдя к ущелью меж ангаров, Нагаев криво усмехнулся былым страхам и уверенно затопал вперед, размышляя, как будет чморить проклятого стукача. Только по уставу есть тысячи способов сделать любого шелковым и послушным, думал он, и вдруг услышал перестук камешков. За ним кто-то шел! Сержант обернулся, выставив автомат со штык-ножом. Приятный хмель стреми-тельно проходил. А вдруг это проверка? Дежурный офицер? Или кто?

Шорох повторился.

— Стой! — сказал Нагаев. — Стой на месте! Стрелять буду!

Камешки зашуршали где-то в стороне, и Нагаев развернулся на звук, едва не потеряв равновесие. А может, Мирзоев решил пошутить?

Неожиданно что-то больно ударило в грудь. Нагаев отмахнулся штык-ножом, но ни в кого не попал. Над головой захлопали крылья — но разве птица станет нападать на человека? Его что-то стукнуло по колену, да так, что сержант едва не упал от боли. Нагаев испугался и, прихрамывая, попятился, дрожащими пальцами снимая оружие с предохранителя. Кто здесь? В кого стрелять — ни черта не видно!

Удары следовали один за другим, словно остро заточенной палкой били по всему телу. Чьи-то когти вцепились в волосы, и сильный удар в голову заставил сержанта закричать. По лицу потекла кровь. Спотыкаясь, Нагаев бросился бежать. Клюющая и царапавшаяся чернота преследовала его и, не помня себя от ужаса, патрульный выпустил во тьму полобоймы. Пули зацокали и засвистели, отражаясь от железобетонных стенок ангара, но крылатые бестии налетали отовсюду, кру-жились и клевали, клевали…

Нагаев упал и катался по дороге, отмахиваясь автоматом, потом стал стре-лять, пока где-то рядом не услышал слабый вскрик. И твари испугались! Нагаев услышал хлопанье многочисленных крыльев и разглядел неясные птичьи тени, промелькнувшие в начинавшем светлеть небе. Сержант поднялся на ноги и, тяже-ло дыша, побрел вперед.

И увидел лежащего поперек дороги человека. Кто это? Нагаев услышал то-пот ног и понял, что стрельбой взбудоражил всю часть. Вот черт, что же это бы-ло? И кто здесь лежит? Он нагнулся над окровавленным телом и обомлел: на тра-ве лежал его друг Мирзоев…

Подбежавший Шевцов выбил автомат из рук Нагаева, а сержант Магомедов схватил за руки, но это вряд ли требовалось, Наиль и не думал сопротивляться.

— Никому не подходить! — крикнул капитан Морозов. Расставив руки, он оттеснял сбежавшихся на шум полуголых солдат. — Паша, тащи его в казарму! — крикнул он Шевцову. — Автомат давай мне! Всем назад, кому говорю! В казарму!

Через полтора часа в дивизион прибыли все офицеры, в том числе командир и начальник штаба, еще через час подъехало начальство из штаба бригады, военный прокурор и следователь. Мирзоева увезли в городской военный госпи-таль, но то, что он не выживет, было понятно: пули буквально изрешетили дембе-ля.

Иван, как и все, не знал, что произошло. Лишь потом, в курилке, обрывка-ми, до него долетели странные и будоражащие подробности. Будто бы Нагаев ут-верждал, что не убивал Мирзоева, и даже его не видел, а стрелял по крылатым тварям, напавшим на него в ночи. С виду Нагаев был трезв как стеклышко, но за-пах дешевого домашнего вина выдал его с головой.

После обеда весь личный состав дивизиона построили, и незнакомый офи-цер прошелся вдоль строя, заглядывая солдатам в глаза.

— Я следователь военной прокуратуры капитан Оврагин. Хочу объявить всем, что сегодня ночью в части произошло ЧП. Сержант Нагаев, совершая патрулирование по периметру, застрелил разводящего младшего сержанта Мирзоева. Как это про-изошло? Во-первых, сержант Нагаев был пьян, что является грубейшим наруше-нием устава! Во-вторых, по его же словам, он не произвел предупредительного выстрела вверх, как положено. Таким образом, следствие пришло к выводу, что сержант Нагаев халатно отнесся к своим обязанностям патрульного, с учетом того, что патрулирование производится с боевым оружием, многократно нарушил устав и инструкции, что привело к гибели вашего товарища…

Следователь прокашлялся:

— У следствия есть еще одна версия происшествия. Погибший Мирзоев был на призыв младше, чем сержант Нагаев, поэтому речь может идти о неуставных взаимоотношениях. Кто из вас может что-нибудь сказать по этому поводу?

Строй молчал. Иван не верил своим ушам. Мирзоев мертв! И Нагаев убил его! Они же были друзьями, а следователь говорит о неуставщине. Чепуха какая-то!

— Молчите? — с сарказмом сказал Оврагин. — Нет у вас неуставных отношений? Поздравляю. Все же, если у кого-нибудь есть какие-то сведения относительно На-гаева и Мирзоева, или кто-нибудь что-то видел или слышал, настоятельно советую ничего не скрывать и немедленно доложить мне или непосредственному на-чальнику.

Следователь повернулся и пошел в сторону столовой.

— Вольно, разойдись, — сказал стоявший неподалеку Ордин.

Через час к Ивану подошел Шевцов:

— Иди, тебя следователь вызывает.

Иван вошел в столовую, где временно устроили кабинет следователя. Там находились Ордин, несколько офицеров из штаба бригады и следователь, высокий крепкий мужик с открытым русским лицом, которое портила огромная бородавка на лбу.

— Рядовой Воронков по вашему приказанию прибыл.

— Садись, — капитан указал на табуретку рядом с собой. Иван сел. Их разделял стол, накрытый невесть откуда взявшейся новенькой клетчатой клеенкой. На-сколько Иван помнил, в дивизионе никогда не накрывали столы клеенками. Их во-обще ничем не накрывали.

— Итак, рядовой Воронков, что вы можете сказать о том, что случилось?

— А что я могу сказать? — удивился Иван. — Я ничего не знаю. Я спал в это вре-мя.

— Спал, значит?

— Спал.

— Ну, хорошо, — следователь переложил какие-то бумаги и продолжил. — В каких отношениях вы были с Мирзоевым и Нагаевым?

— Ни в каких, — пожал плечами Иван. Что ему рассказывать? Бесполезно. Никто не поможет. Здесь каждый сам за себя.

— Солдаты говорят, что вы странный и злой человек. Ни с кем не общаетесь, не дружите. Это правда?