Мессинг не спеша подошел к нему, глядя в глаза. На мгновение остановился. Унтер-офицер не проявил к нему никакого интереса. Посмотрел на автоматчиков, стоявших по обе стороны двери. Солдаты, встретившись с ним взглядами, подтянулись, встали по стойке смирно, держа автоматы на уровне груди. Мессинг прошел мимо них, спустился по короткому маршу лестницы, толкнул тяжелую дубовую, с бронзовыми ручками дверь и вышел на улицу.

Он спустился по лестнице и двинулся по улице мимо автомобилей, мотоциклов и двух военных грузовиков. Над городом сгустились сумерки, и вдоль домов стали зажигаться фонари.

Спрятав руки в карманы пальто, Мессинг быстро зашагал по улице, затем свернул в узкий переулок, прошел некоторое время по нему и свернул в другой.

Пивная была небольшой и располагалась в полутемном подвале. Четыре маленьких окна под самым потолком едва пропускали в помещение солнечный свет. Кирпичные стены покрывала отсыревшая штукатурка с темными разводами. За дубовыми столами сидели человек семь. Мрачно пили пиво, закусывая ржаными сухариками. Облака табачного дыма плавали в воздухе.

Мессинг сел за стол, за которым уже расположились трое разного возраста варшавян, вежливокивнул, здороваясь, и попросил у официанта в грязном белом переднике кружку пива.

Тот ушел и быстро вернулся, поставив перед ним кружку с пивом и маленькую тарелочку с сухариками. Мессинг сдул пену и сделал несколько больших жадных глотков.

– Из гетто ушел? – вдруг спросил молодой парень в кепке и сером пальто.

– Да нет... хожу по городу... – односложно ответил Мессинг.

– Поймают – застрелят сразу, – сказал парень и тоже отхлебнул пива. – У меня так вчера друга застрелили...

– Как застрелили? – спросил Мессинг.

– Очень просто. Увидели магендавид на груди, остановили. Почему здесь ходишь, почему не в гетто? Где разрешение ходить по городу? Друг пытался им объяснить – ничего не слушают. Повели куда-то. Он бежать бросился – и застрелили... – Парень махнул рукой и вновь приложился к кружке.

Двое сидевших рядом с ними мужчин отставили пустые кружки, расплатились и направились к выходу.

– Вы ведь не еврей? – после паузы спросил Мессинг.

– Я не еврей... а вы, похоже, еврей.

– Еврей...

– Потому и спросил – не боитесь на патруль наскочить? И звезды на вас нету. Оторвали, что ли?

– Да нет, я здесь недавно... плохо ориентируюсь в городе... Нас из Горы-Кальварии привезли, – пояснил Мессинг. – Мне спрятаться удалось, а моих родных угнали в гетто.

– Обычная история, – кивнул парень и еще выпил пива, достал сигарету, прикурил.

– Послушайте, вы не могли бы помочь мне попасть в гетто... минуя немецкие посты. Меня Вольф зовут.

– Збышек... Збышек Кучинский. – Парень пыхнул дымом и усмехнулся. – Обычно просят вывести из гетто, а вы просите... Вы хоть знаете, куда их потом угоняют?

– Как угоняют? Куда угоняют?

– Набирают партию – двести-триста человек и под конвоем угоняют из гетто. Куда – никто не знает. Думаю, расстреливают где-нибудь в лесах...

– Этого не может быть, – покачал головой Мессинг, глядя на парня страшными глазами. – Нет, нет... Зачем?

– Как сказал Гитлер, – окончательное решение еврейского вопроса, – усмехнулся Збышек.

– Вы мне поможете? Я заплачуґ, – сказал Мессинг.

– Тысяча марок... У вас есть?

– Есть... – подумав, ответил Мессинг.

– Учтите: на немцев нарвемся – стрелять будут. Могут убить. – Збышек испытующе смотрел на Мессинга.

– Я уже это видел, – сказал Мессинг. – А вы сами не боитесь?

– Тысяча марок – неплохие деньги, – усмехнулся Збышек. – Сейчас везде стреляют, а жить надо...

В темноте они шли по узким переулкам, сворачивали в подворотни, пересекали захламленные дворы и снова шли по переулкам. Мессинг шел за Збышеком, упираясь взглядом в его сутулую спину. Потом Збышек остановился посреди большого двора. Три старых четырехэтажных дома окружали его. Клонились от ветра ветки старых кленов и тополей. Збышек посветил фонариком вниз, нашел что-то и наклонился, потом встал на колени, вцепился пальцами, потянул. Послышался глухой металлический скрежет. Збышек с трудом приподнял и сдвинул в сторону железный люк канализации.

– Полезайте. Я за вами. Мне люк поставить на место надо.

Мессинг с трудом протиснулся в узкое отверстие, стал спускаться по лесенке, держась за железные скобы, вделанные в стену. Скоро он скрылся из виду. Збышек огляделся по сторонам, хотя в темноте ничего не было видно, и тоже полез в отверстие люка. Спустившись почти на весь рост, Збышек подтянул к себе крышку люка и, убрав голову, поставил крышку на место.

Они оказались в кромешной тьме. Мессинг спускался на ощупь, и скоро под его ногами захлюпала вода. Он шагнул в сторону, и на его место встал Збышек. Включил фонарик, посветил и медленно двинулся по туннелю, по дну которого с хлюпаньем текла вода. Мессинг пошел за ним, глядя на луч фонарика.

– Тут крыс много, – сказал Збышек. – Не наступите, а то укусить могут...

– Вы всех таким путем туда водите?

– И туда и оттуда... – отозвался Збышек. – В Варшаве теперь живут подземной жизнью.

Дальше шли молча... Вдруг впереди тоже замаячил свет фонарика. Збышек остановился, прижался к стене. Мессинг тоже прижался к стене, напряженно глядя вперед. Свет фонарика приближался, потом послышались хлюпающие по воде шаги.

– Марек, это ты? – громко спросил Збышек.

– А кто еще может быть в этой преисподней? – отозвался хриплый голос.

Они встретились, посветили друг на друга фонариками, улыбнулись. За спиной Марека стояли двое мужчин и две женщины. Одна держала на руках грудного младенца.

– Ты оттуда, а я – туда. Удачи, – сказал Збышек и первым двинулся вперед мимо беглецов.

– И тебе удачи, – отозвался Марек и тоже двинулся, только в противоположную сторону.

Проходя мимо людей, Мессинг задержал взгляд на измученном, с черными полукружьями под глазами лице женщины с ребенком на руках.

И опять они одни брели по канализации, и вновь Мессинг смотрел на луч фонарика, блуждавший во тьме, и снова прошлое шевельнулось в его памяти. Люди и события теснили друг друга...

Южная Америка,

1923 год

Мессинг спал в своем номере и отчетливо видел Лауру Ферейра... Вот она приезжает в автомобиле в свой замок... Вот поднимается по широкой лестнице. Ее встречает отец, что-то говорит ей, но слов ни Лаура, ни Мессинг не слышат. Лаура отстраняет рукой отца, проходит мимо горничной, мимо двух слуг в белых куртках и идет по широкому холлу... Вот она входит в свою спальню. Огромная кровать под широким шелковым балдахином не убрана, смятая простыня лежит на полу.

Вольф ворочался в кровати с закрытыми глазами, кажется, он спал, но веки напряженно вздрагивали. И вдруг он отчетливо прошептал:

– Не надо... не надо...– и через секунду закричал хрипло: – Не надо!

...Лаура рассеянно оглядела спальню, медленно подошла к туалетному столику с большим, в бронзовой оправе зеркалом, медленно выдвинула один из ящичков – в нем вороненым стволом блеснул кольт. Лаура взяла его, медленно провернула барабан... Поглядела на себя в зеркало... поднесла револьвер к груди... и уперла ствол как раз напротив сердца...

...Громко прозвучал выстрел. Вольф вздрогнул, проснулся и резко поднялся в постели. Ослепительное солнце било в большое окно. Вольф пошарил рукой рядом с собой, но постель была пуста. Он открыл глаза, сел и огляделся. В спальне никого не было. Никаких следов Лауры. Можно подумать, что ее ночной визит ему приснился. Он вновь огляделся: нет, не приснился. Скомканное одеяло и простыня лежали на полу, повсюду разбросана его одежда, и на рубашке – пустая бутылка из-под вина...

И вдруг накатило воспоминание: грохочущий поезд, старый контролер, смотрящий на него несчастными глазами, и умоляющий шепот:

– Не надо! – а потом отчаянный крик: – Не надо!