— Нет.

— Но почему? Ты хоть представляешь себе, как она переживает? Она же с тоски окочурится.

— Нельзя пока. Вот закончится все — я буду первым, кто его этой Марине передаст.

— А что закончится-то? Ты можешь мне рассказать, в чем дело? Где ты нашел Степана? Как? Когда? И зачем его вообще похитили?

И Яр ответил:

— Помнишь, я знакомому хотел позвонить.

— И позвонил, так?

— Разумеется. Он телефон отследил, адрес кинул. Владелец номера телефона, с которым Голубев твой общался, был, как ты уже поняла, Михей Таратайкин. Я по адресу пришел, там портал в квартире.

— Ты… видел? Ты знаешь? — в невероятном возбуждении завопила Сима, схватив Яра за руку. — Я там была! Я тоже видела!

Степан пронзительно заверещал вместе с магиней — веселился. Она прикусила язык. Яр пронзил Симу недовольным взглядом:

— Ты-то что там забыла? Когда умудрилась?

— А нечего мне амулеты подсовывать без разъяснений по активации, — откликнулась Сима. — Мне пришлось домой пешком идти. А по дороге я наткнулась на Голубева и Таратайкина этого. Проследила за ними, так и очутилась в квартире с порталом. И кстати, заклинание твое… меня чуть не поймали, потому что оно слабое оказалось!

Яр высокомерно поднял брови:

— Естественно, слабое. Я же не рассчитывал, что ты путешествовать отправишься! Ты должна была взять вещь и вернуться обратно. С лихвой магии хватало.

— Ага, рассчитывал он, — с издевкой сказала Сима. — Только как пользоваться амулетом никто из вас не догадался мне разъяснить.

— Родная, у тебя университетское образование, а ты не умеешь амулеты активировать. Куда это годится? Есть универсальное слово-отмычка. Неужели вас этому не учили? Десять лет, мать твою, насмарку.

— Еще раз повтори, — раздраженно отозвалась Сима. — А то я после двадцати предыдущих не запомнила.

— Мать вою! Мавою! Мать! Мать! Тою! Тою! — радостно заорал Степан и в очередном приступе активности смахнул тарелку на пол. Она разбилась.

— Уже вторая, — безнадежно сказала Серафима. — У меня больше нет. Глубокие остались.

— Мою возьми, — предложил Яр и подвинул пустую тарелку к Серафиме. — Только макароны с пола подбери, а то не ровен час, шлёпнется, лечи его потом.

Пол был подметен, тарелка заменена, макароны положены. И тут вышла закавыка — мальчик не захотел есть.

— Неть! Неть! — завопил он, когда Сима попыталась впихнуть ему очередную порцию макарон. — Неть! Тять! Тять! Тяяааать! — Он задрыгался всем телом, завертел головой с такой скоростью, что она по всем законам физики должна была отвалиться — или открутиться.

— Чего он хочет? — в панике спросила Сима. — Чего ему надо-то?

— Встать он хочет, — расшифровал Яр. — Со стула сними ребенка.

Будучи поставлен на пол, мальчик топнул ножкой и побежал по кухне, издавая время от времени щенячье поскуливание. У взрослых появилось время поговорить.

— Ты когда портал обнаружил?

— Пару часов назад. Стал бы я мальчишку нянчить больше требуемого.

— Я думала, ты ночью этим занимался.

— Ночью, родная, все нормальные маги, которые будущие супружеские пары, занимаются другими делами. Только мы с тобой…

— Не о том речь. Почему ты сразу не занялся слежкой? Что делал?

— Те четыре часа? Спал.

Сима была обескуражена этим ответом куда больше, чем если бы Яр признался, что резал младенцев на алтаре.

— Спал? — повторила она. — Как это — спал?

— Молча. С огромным удовольствием и в мягкой постели. А в чем проблема? Мне нельзя спать?

Почему-то Серафима никогда не думала о Яре как об обычном живом маге. У неё все больше розовые мечтания были, чем правда жизни. И мысль о том, что он тоже спит, устает, хочет есть и все остальное, её радовала новизной. Приближала его к ней.

Яр перескочил к делу.

— Я прошел через портал. Очутился — не поверишь — в лесу, на поляне какой-то. Ритуальный камень, свечи и это чудо сидит, глазами хлопает и орет. Какие-то мужики его охраняют. Ну я ребенка забрал и ушел. Потом позвонил тебе. Вот и весь сказ.

— Они тебя не заметили? Охранники эти? Или ты их убил?

— Серафима, жизнь среди людей меняет тебя в худшую сторону. Заклинание на мне было. Я не стал вносить сумятицу в неокрепшие умы. Просто забрал ребенка и ушел порталом. А чего он у них орет благим матом?

— И ты не выяснил, зачем им мальчик нужен?

— Скажем так, предположения имеются. Либо силу увеличить какому-нибудь недоумку, либо к покровителю подмазаться кровью невинного. И еще сотня вариантов.

— Магии не ощутил?

— В этом плане все стерильно. Люди и точка. Но я только двоих встретил. За остальных не поручусь.

В этом время Степан, заходивший на сотый круг вокруг стола, споткнулся, упал и заревел. Сима растерянно подбежала к мальчику, подняла его, взяла на руки. Он начал что-то сердито лепетать, бить ручками и сучить ногами. Из крохотного носика текли сопли, а розовый ротишко кривился в плаче.

— И что с ним делать? — испуганно спросила Сима.

— Я откуда знаю? Можно подумать, у меня семеро по лавкам! Это у тебя должен материнский инстинкт сработать, разве нет?

Сима прислушалась к себе и поняла, что в ней, видимо, что-то сломалось — или отсутствовало изначально. Никаких позывов сделать так, а не иначе, не возникало. И вообще, хотелось оказаться далеко отсюда.

— Тихо, тихо, — зашептала она, попытавшись прижать головку мальчика к своему плечу. Он активно сопротивлялся. — Тихо, кому говорю! Тихо! Ничего страшного!

— Тёнь-тёнь! — плаксиво запричитал Степан. — Тёнь-тёёёооонь! Сосать!

— Теперь-то что?

— Насколько понял я, он просит соску. Вроде.

— Тёнь-тёнь! Сосааать!

— Но у меня нет соски…

— Я бы удивился, если б была, — со смехом ответил Яр. — Ладно, куда деваться. Тебе какую, друг?

И щелкнул пальцами. Во рту у изумленного таким поворотом дела Степана очутилась соска. Мальчик две секунды поудивлялся, а потом активно зачмокал, заулыбался и запросился с рук. Слезы высохли моментально — в его мирке снова воцарилось счастье.

— Мамася? — спросил он неуверенно у Симы. — Мамасяка?

— Будет тебе мамася, — ответил Яр. — Только позже.

— Нам надо обратно, — решительно сказала Сима. — Надо выяснить все до конца. Найти виновных и наказать. Найти некроманта тоже неплохо было бы. Он — либо убийца Михалыча, либо соучастник. Все одно.

— Ты размахнулась, мать, — произнес Яр, вставая со стула. — Я тебе ребенка нашел и хватит. Расследовать, что да как, я не подряжался. Пусть этим органы правоохранительные занимаются, а у меня своих дел по горло. Кстати, ты выбрала, в чем к маме моей поедешь?

Сима выпала в осадок и захлопала глазами, прокрутила в голове сказанное Яром еще раз. Помнится, говорил он что-то про визит, но мельком. А самое главное — она решила, что он либо пошутил, либо назло. Не всерьез. И тут выясняется…

— Пить. Пииить. Пииить! Тяяй! Тяй! Тяяяаай! — сперва довольно мирно, но с каждым повтором набирая силу, завело у нее под ногами двухлетнее чудо, предварительно вынув соску изо рта — чтобы громче выходило.

— Чаю сделай, — снизошел до расшифровки Яр — видимо, вид у Симы был весьма красноречивый.

— Какой чай? Ааа, чай. Да, конечно. Разумеется. Минутку.

И поспешила к плите, уточняя по ходу:

— А когда, говоришь, час икс?

— Через пять дней.

— И… нам обязательно быть?

— Родная, не куксись. Быть обязательно. Мама дает небольшой прием в честь объявления о нашей помолвке.

Вот как. И опять все мимоходом. И опять никто не спросил ее мнения. С этим надо что-то делать. Самое логичное — гордо отказаться. Но может ли она не пойти? Вдруг этим она оскорбит Анну Иоановну так, что та откажется принять Симу в качестве невестки, когда сама Сима отобижается и решит-таки сказать «да»? Значит, идти придется. А это в свою очередь значит официальное согласие. Но так нечестно, неправильно! Она столько лет страдала, ждала, надеялась, впадала в отчаяние и вновь переполнялась необоснованными надеждами. А он… захотел, пришел, сказал: «Женюсь». И женится, даже ее не спросив по-нормальному. Так, что ли получается? А он — страдать и переживать? А ему — помучаться? Где справедливость? Где равновесие? Где, в каком темном уголке прячется ее женская гордость?