В одном уездном городишке под названием Грибной вот уже год жила-была Серафима.

Городишка был самым что ни на есть затрапезным, и, как Сима подозревала, напрочь забытым главой государства по причине ничтожной численности населения. На два с половиной квадратных километра и семьсот с лишним домов приходилось от силы полторы тысячи живых душ — чистокровных людей — и три сотни призраков. Из других рас присутствовали три вампира, от старости потерявшие не только нюх, но и почти все зубы вместе со скоростью и желанием по ночам вылезать из уютных гробов; один оборотень, не уступающий вампирам в возрасте; и один молодой, полный сил и жажды любви гном. Собственно, на этом все.

В Грибном имелись три главные улицы, на которых кипела жизнь — Торговая, Главная и имени Рудика Сидорчука. Упомянутый Рудик вот уже более тридцати лет занимал пост мэра Грибного. Руководил с умом, и многие считали, что только лишь благодаря его усилиям в городишке еще теплится жизнь.

Надо сказать, предшественник Рудика был человеком недалеким, заботящимся о своем кошельке куда больше, чем о надлежащем исполнении прямых обязанностей. Жители терпеть такой произвол долго не стали и после очередного заявления мэра о том, что денег на ремонт детского сада нет, в городишке начали происходить странные события.

Тем достопамятным вечером мэр, закончив выступление, добирался домой на новенькой машине, под капотом которой рычал мощный мотор, а отполированный кузов блестел так, что глаза резало. Ехал он, ехал, насвистывал под нос мелодию и лениво раздумывал о том, что надо бы разориться еще и на сигнализацию от столичных умельцев, чтобы местные и на метр подойти к его ласточке не смогли. А то известное дело — по дурости, по небрежности или просто от хорошего настроения поцарапают, помнут, разобьют что-нибудь. Это же трагедия вселенского масштаба! Мэр решил осуществить превентивные маневры и уже подсчитывал в уме, во сколько собственное спокойствие ему обойдется… И вдруг ощутил, как машину конвульсивно тряхнуло, ощутимо наклонило вперед и вбок. Двигатель заглох. Зашлось сердце у мэра — ведь даже страховку не успел оформить.

Он посмотрел по сторонам, но никого не увидел. Ни пешеходов, которые должны были в это самое время спешить по домам с работы, ни машин, снующих туда-сюда, никого, даже голубей. Да, народу в Грибном было мало, но не настолько же, чтобы даже помощи попросить было не у кого.

Вылез мэр из машины, обошел ее и ужаснулся — передним левым колесом его ласточка, еще не прошедшая свой первый техосмотр, провалилась в канализационный люк, на котором почему-то не оказалось крышки. Учитывая, что о безопасности подобных вещей должны были заботиться здешние маги, событие казалось более чем странным.

Расстроенный случившимся мэр, имя которого до сей поры (да и после тоже) в Грибном без ругательных слов вслух не произносили, даже не вспомнил, что еще полгода назад «сократил» отдел «магических дармоедов» втрое — а точнее, разогнал вовсе, чтобы иметь возможность приобрести небольшой вертолет для нужд администрации. Аргументировано это было тем, что магический отдел разросся до небывалых размеров, работы на всех не хватает. А вертолет штука нужная, в хозяйстве всегда пригодится. Как именно пригодится — в докладной не сообщалось, однако подчеркивалось, что без вертолета Грибной — что водитель без рук.

Вот с тех-то пор магов в Грибном не видели. Полноценных, живущих на постоянной основе, по крайней мере. Прибилось к ним два залетных мага-следователя, но их быстро выжили: местные жители умели найти подход к чужакам. А поскольку в Грибном магов и до той поры было мало, никто внимания на это не обратил. Жители привыкли обходиться собственными силами, к магии не имеющими никакого отношения. Жили так, будто этой самой магии нет вообще — ни в Грибном, ни в целом государстве. Машины заправляли бензином, в люстры вкручивали лампочки накаливания, ходили в магазины за продуктами и лечились обыкновенными лекарствами у обыкновенных докторов; пользовались телефонами, шариковыми ручками и писчей бумагой.

…В итоге добираться до дома мэру пришлось на такси, которое мало того, что подъехало с опозданием в сорок минут, так еще и тащилось по городу со скоростью хромой черепахи. И, словно мало было мэру несчастий, в салоне отвратительно воняло тухлыми яйцами и, простите великодушно, рвотой. А заднее сидение, когда глава города усадил на него свой необъятный зад, ощутимо хлюпнуло, и пятой точке сразу стало холодно и мокро.

Дома мэра, ошалевшего от вони и сырости, расстроенного без меры, ждала жена. В бигуди и ненакрашенная, она напоминала дохлую, уже начавшую разлагаться, макаку, и пахла примерно так же — из-за того, что пользовалась разрекламированной на весь мир маской для лица и тела «Вечная жизнь». Состав маски разработчиками принципиально держался в секрете, но, судя по запаху, ингредиенты выдерживались на жаре лет по десять, не меньше.

Жена собиралась на вечерний променад с подругами, и ей было решительно плевать на мужа и его злоключения. Три её подбородка возмущенно заколыхались, когда несчастный попытался пожаловаться на жизнь.

— Пусечка, — сказала она снисходительным тоном, — ротик закрой. И иди по своим делам, мне собираться надо. Я знать не желаю про твои проблемы, от них мне только нервы да морщины ранние. Буду поздно.

И удалилась в свою комнату.

А дальше было хуже. С утра в кабинете мэра, где только недавно был сделан дорогостоящий ремонт, оказались выбиты окна. Чуть позже, примерно около полудня того же дня, кабинет, вместе с мебелью и рабочими бумагами, затопило кипятком — какая-то кляча из бухгалтерии умудрилась сорвать вентиль с трубы. Окна, впрочем, быстро вставили, кабинет и мебель просушили. О случившемся напоминали потёки на обоях и вздувшийся в углах ламинат.

На следующий день, ближе к вечеру, поступил звонок из автосервиса, и мэру сообщили, что ремонт влетит в копеечку; сидя в чуть влажном кресле, расстроенный мэр почесал начинающую лысеть макушку, и подумал, кого бы еще сократить, чтобы ласточку на колеса поставить?

Второй звонок оповестил мэра о том, что в доме его случился пожар. Огонь удалось погасить, но значительная часть здания повреждена, рухнула крыша. Мэр положил трубку, и долгое время старательно рассматривал свое отражение в стеклянной дверце шкафа справа.

Третий звонок поступил на его сотовый. Звонила жена — сообщить, что нашла другого — не такого законченного неудачника — и подает на развод.

— Половина имущества — моя, — сказала она ласково напоследок. — Или ты возражаешь?

Мэр, естественно, возражал, однако вслух этого не произнес. Просто отключился.

Затем зашла секретарша и жизнерадостно доложила, что звонили из столицы. В скором времени ожидалась аудиторская проверка целевого расхода средств, выделенных на ремонт детского сада. По мнению самого мэра, его новая машина и дурацкий детский сад — вещи абсолютно и очевидно неравнозначные. Сразу же понятно, что важнее. Но вслух, опять же, он ничего не сказал. Женщинам мужчин не понять; эта клуша, как пить дать, начнет возмущаться и кричать, что пластами отваливающаяся с потолка штукатурка в саду — непосредственная угроза для жизни и здоровья детишек.

Детишки! Изверги малолетние, их в колонии строгого режима надо держать, а не в детских садах. А что до штукатурки, так пару раз упадет — и, глядишь, прибьет кого. Все легче дышать.

Следующий звонок непосредственно в кабинет мэра поступил от его друга, занимающего высокий пост в столичной администрации и прикормленного мэром для своевременной передачи нужной информации. Этот друг в недвусмысленных выражениях дал мэру понять, что только огромное расстояние между ними удерживает его от немедленного кастрирования мэра без обезболивающего. На робкий вопрос «За что?», друг сказал, что знает все. О мэре и тайной связи с его, друга, женой. И прямо сейчас любуется на красочные фотографии, подброшенные ему под дверь рабочего кабинета.