Коллега спал с лица. Помялся, потоптался, и воскликнул просветленно, что боль вдруг прошла, как не было, и отбыл на дежурство. Сима убрала пузырек в ящик и принялась дописывать отчет.

С тех пор еще несколько коллег пытались повесить на нее свои дежурства, но Сима каждый раз находила предлог, чтобы увильнуть — если в качестве причины указывались неожиданные гости/потоп/пожар/локальное землетрясение, или с пугающим рвением бралась лечить недуг.

Ещё через месяц смелых не осталось — особенно после того, как один настырный умник выпил-таки предложенное снадобье. В одном Сима не обманула — слабительное в нем действительно присутствовало. В приличной дозе. В итоге весь оставшийся день участок строем ходил в туалет в соседний трактир.

Хорошо она сделала или плохо, но от Серафимы отстали. Конечно, попытки сбагрить практикантке всякие нудные обязанности, вроде написания отчетов, заполнения многочисленных бланков и тому подобной лабуды, варки кофе, не прекратились, но засыпать за столом она перестала.

Появилась в Грибном молодая магиня год назад. Не по собственному желанию, ибо даже не знала, что такой город существует, а по распределению деканата. Обычная практика — никто не желал ехать в захолустье. Выпускникам хотелось вкусить столичной жизни, не прерываясь на сессии и утомительное сидение в библиотеке. К сожалению, поступить в университет Серафима смогла лишь с условием, что после получения диплома семь лет отработает в назначенном месте. Образование получать было надо в любом случае, и Сима согласилась.

Десять лет пролетели быстро, и только получив от ректора университета диплом, Серафима в полной мере осознала, что она теперь настоящая магиня. С допуском первой степени на чудеса и заклинания. Маловато, конечно, не так престижно, как у некоторых, но надо с чего-то начинать. В профессиональных достижениях у нее значились разрешение на проведение двух видов магических экспертиз; помимо этого, она вполне могла выезжать «на землю» — хотя до сих пор чувствовала себя не слишком уверено, изучая место преступления, потому что в программе обучения было заложено лишь несколько часов практики — да и то под надзором преподавателя. Да, она могла, как некоторые, найти подработку, попроситься в отдел криминалистки при столичном участке и, таким образом, поднабраться опыта, но…

«Успеется, сейчас главное — окончить университет, — успокаивала себя Серафима. — Нечего гнаться за всем и сразу — что-нибудь обязательно упущу. Поспешность ни к чему хорошему не приводит. Образование — важно. Опыт придет позже. Успеется».

Кроме того, девушка прекрасно оценивала свои силы и понимала, что рассчитывать на третью или четвертую степень допуска в магии, как у некоторых выпускников с ее потока — глупо. Нет у нее способностей. Нет у нее сил. И взять неоткуда.

И в столице ее, средней руки магиню, никто не ждет с распростертыми объятиями. Так что некая определенность с назначением — пусть и в маленьком городке — обрадовала. И радовала до тех пор, пока Серафима не оказалась в Грибном.

Но деваться было уже некуда, поэтому молодая практикантка направила всю свою энергию на обустройство новой квартиры, выделенной администрацией, и на налаживание отношений с местными жителями.

Если с первым проблем не возникло — деваться было некуда, пришлось любить то, что досталось и радоваться, что не засунули в землянку в чаще леса — то со вторым дело обстояло куда хуже. Местные жители не то, чтобы шарахались от нее, но… не доверяли. Смотрели с подозрением, словно ждали, что она сейчас начнет швыряться смертельными заклинаниями или вынет пистолет и с одной обоймы всех перестреляет, как в дешевом боевике. Разговоры поддерживать отказывались, всячески подчеркивали, что она здесь — чужая. В торговых лавках, куда она ходила за продуктами, частенько перед ее приходом разбирали весь товар, а ей если что и доставалось, то подгнившее и подпорченное, да и то приходилось добывать с боем.

Колбаса — даже с жиром, который Сима раньше не признавала — сыр, конфеты всякие, крупа, хлеб и овощи из разряда ежедневной еды незаметно перешли в разряд объектов вожделения и несбыточных мечтаний. Иногда магине снилось, что она сидит за столом и ест — пирожные с масляным кремом, бутерброды с толстенными шматами колбасы, устрицы под соусом с мудреным названием, и запивает это великолепие коллекционным вином. От вынужденной диеты вышел единственный прок — Сима похудела. Но, как оказалось, этого соображения было недостаточно, чтобы перестать ненавидеть пустую кашу и капустные листья. Одежда нужных размеров испарялась с прилавков еще до того, как Серафима переступала порог магазина. Про бытовые мелочи она уже и не заикалась. Парикмахеры стригли криво. Неуклюжие девчонки-официантки в трактире обливали пивом. Даже местные собаки рычали, когда она проходила мимо.

Сима это пережила — она вообще отличалась редким жизнелюбием, оптимизмом, доходящим до идиотизма, и раздражающей живучестью.

Жизнь у нее была не тяжелая, но и блага с неба не спешили сыпаться. Порой приходилось пробиваться, отстаивать свое право на независимость, быть жесткой. И Сима безропотно принимала правила игры. Она умела не только защищаться, но и нападать, если требовалось. Однако, при всем при этом, не теряла веру в лучшее.

— Груздева! Груздева! Да что ты будешь делать! Где витаешь?

Голос Г.В. пробился сквозь пелену мыслей девушки. Сима встряхнулась. Погода, что ли, влияет? Не настроение, а сплошная задумчивость и меланхолия. И обход на сладкое. Но ничего, бывало и хуже.

Г.В., высокий грузный мужчина за сорок, соизволил выйти из кабинета, остановился около стола Симы и произнес со значением:

— Через неделю к нам из столицы какой-то прыщ должен пожаловать. С проверкой очередной. У тебя с документами как?

Сима отрапортовала:

— Все в порядке. Пишу последний отчет о взломе продуктового магазина. Было украдено четыре банки кукурузы. Виновный уже в камере.

Г.В. посмотрел строго:

— Смотри у меня, если подведешь.

На взгляд Серафимы, с подобным речами надо бы не к ней обращаться, а к тому же Егору Тройкину. Первый парень на деревне, в которой всего один дом — это про него. Высокий, представительный блондин с ярко-голубыми глазами и шальной улыбкой, полный самомнения, безосновательного и неомрачённого здравой критикой, он мнил себя заядлым сердцеедом и раз в неделю менял дам сердца. При этом искреннего пыла и заразительной энергии в нем тоже было предостаточно. Когда Егор шутил — плоско, не смешно — все, и даже Серафима, почему-то смеялись. Ещё Егор мыслил нестандартно, с воображением; периодически это мешало, но чаще помогало. Частенько именно с его подачи забуксовавшее дело обретало второе дыхание — хотя справедливости ради надо заметить, что запутанных дел в Грибном было ничтожно мало. Спокойное, унылое болото, а не город.

И Егор не дружил с бумагами. Совершенно. На столе у него царил вечный бардак, активно им поддерживаемый. Он постоянно терял ручки, карандаши, линейки, стерки и ходил по участку, побирался. Уже написанные с горем пополам отчеты — пропадали в последний момент. Протоколы допросов — исчезали бесследно. Заметки и блокноты — просто растворялись в воздухе, как не было.

— Какой же я растрепа… — вздыхал Егор, когда в очередной раз выяснялось, что записи по делу испарились и придется не только допрашивать свидетелей по второму разу, но и протоколы заново составлять, и отчеты переписывать, и запросы по столичным инстанциям повторно отправлять. — Не следите вы за мной. Ладно. В следующий раз буду внимательнее…

Конечно, в следующий раз все повторялось с раздражающей точностью.

Сима покачала головой. Г.В. она понимала — кому высказывать претензии, как не практикантке, свалившейся на участок, как снег на голову? В том, что здесь ее никто не ждал, она убедилась через две минуты после появления в кабинете шефа. Круглые глаза Г.В. и его неповторимое:

— Чего ты пришла делать? — поставили жирный крест на смутных надеждах на теплый прием.