– Но это… Это ведь ужасно!

– Это нормально. В жизни всегда именно так и происходит.

– Но если… Если я не спасут его, что тогда? Те люди не погибнут?

– Шанс есть, но он невелик. Если Галиб не войдёт в тот вагон, это сделает сам Ахмет, а если родители Ахмета предпочтут эмигрировать, на его месте окажется Лейла. И только если первенец Лейлы выживет, взрыв не состоится.

– Да уж, шанс один на миллион, – прошептала Эвелин.

– Тебе осталось познакомиться лишь с Анной, – птица кивнула белоснежной головкой в сторону пухленькой, совсем крошечной девочки справа от Галиба. – Анна проживет удивительную жизнь. Удивительную в своей простоте и незатейливости. У неё будет счастливое детство, спокойный период созревания, пылкая любовь в двадцать лет, замечательный муж, две дочери, пять внуков и двенадцать правнуков, надёжная и стабильная работа, крепкое здоровье до глубокой старости и смерть в девяносто восемь лет в окружении толпы любящих родственников.

– Ну хоть у кого-то всё хорошо! Или… Здесь тоже должен быть какой – то второй вариант? Кстати, почему их всегда только два?

– Потому что я озвучивают лишь два наиболее вероятных варианта. Десятки остальных почти наверняка не случатся, но, если хочешь, мы можем поговорить и о них, – спокойно ответила птица. – Правда, в этом случае Испытание завершится ещё очень нескоро.

– Ладно, ладно, я поняла, – Эвелин наморщила лоб. – Так что с этой Анной? У неё второго варианта нет?

– Озвученный наиболее вероятен. Ни одна из тридцати четырёх альтернатив не набирает вероятности более процента. Все вместе они составляют около трети от сотни и приводят к одному и тому же финалу: в шестнадцать лет Анна становится проституткой и в двадцать два умирает от передозировки героина.

– Что? – ошеломлённо переспросила Эвелин. – Значит, с вероятностью тридцать процентов она подсядет на наркотики и умрёт в муках совсем молодой? – девушка окинула малышку полным жалости взглядом.

– Да, – бесстрастно подтвердила птица. – Но, скорее всего, этого не произойдёт. Ну что, ты всё ещё готова спасать их всех?

Эвелин сдвинула брови и ненадолго задумалась.

– Конечно, – наконец сказала она. – Их судьбу они сами должны и решать, а вовсе не я. И потом, тут у каждого неплохие шансы на что-то хорошее, а если они сейчас умрут, ничего не будет.

– Хорошо. – Птица взлетела и закружила над ближайшим мостиком. – Тебе надо провести их по этой дороге до здания. Переступив порог, они исчезнут отсюда и вернутся в физические оболочки. Их тела выйдут из комы, а ты вернёшься домой.

Эвелин обрадовалась настолько, что даже забыла усомниться в этих словах. Она лишь улыбнулась Эми и протянула девочке ладонь, в которую та тут же вцепилась.

– Пойдём, ребята! – бодро сказала Эвелин, стараясь ничем не выдать волнение. – Сейчас мы с вами будем гулять по мостикам, это весело и, – она бросила взгляд вниз, на торчащие из земли колья, – совсем не опасно. Вы только держитесь за руки и ни за что не отпускайте друг друга! Всем всё ясно?

Дети вразнобой закивали.

– А почему они не говорят? – вскользь спросила Эвелин, осторожно ступая на первый мостик.

– Они не могут. Это же не сами люди, а их души. Души не могут говорить на тех языках, которые знакомы телам. Астерийский они понимают, но сами выражаться на нём не умеют: для этого нужны хотя бы минимальные способности к магии. У большинства людей их нет.

– И ты рассказывала про их судьбу в их же присутствии! – запоздало возмутилась Эвелин. – Да как же так можно!

– Я здесь только для тебя, Рилана. Юные люди не видят и не слышат меня.

– Не видят? – растерянно переспросила Эвелин. – То есть всё это время для них я разговариваю сама с собой?!

Девушка резко остановилась и в замешательстве посмотрела на детей. Те также замерли – они как раз проходили по узкому мосту в ряд, а Эвелин шла впереди. Девушка присела на корточки и виновато сказала:

– Ребята, вы… Только не бойтесь. Я не сошла с ума, честное слово! Просто тут летает невидимая говорящая птица, и я обращалась к ней. Как же вам должно быть страшно: такое кошмарное место, ни папы, ни мамы, непонятно, что делать, и из всех взрослых – только странная дылда, и та разговаривает сама с собой. Меня зовут Эвелин, и я в порядке, правда! Сейчас я вас выведу, и у вас всё тоже будет хорошо.

Не отвечая, дети доверчиво глядели на Эвелин большими круглыми глазами. Нерешительно кашлянув, девушка встала, схватила ручонку Эми и снова двинулась в путь. Ребята поспешили за ней.

– Зря стараешься, – заметила птица. – Дети намного проще относятся к таким вещам. Им легче поверить в то, что я существую, чем понять, что значит «сойти с ума».

– А с тобой я больше не разговариваю, – отрезала Эвелин, перешагнув с моста на скалу и направляясь к следующему.

Она уже успела сосчитать, что от здания её отделяют ещё пять переходов. Пока всё шло неплохо: брёвна поскрипывали под ногами, но держались крепко. Эвелин мучило ощущение, что одно из них сломается, как только кто-то из их маленькой процессии перенесёт на него вес, и молча молилась, чтобы это оказалась она; но нет, они медленно, но неуклонно продвигались вперёд, мосты оставались целыми, а здание приближалось.

И так вплоть до последнего перехода.

Пересекая узкую площадку перед ним, Эвелин услышала негромкий и спокойный оклик птицы. Всё это время та, выписывая в воздухе красивые восьмёрки, сопровождала их, но в разговоры не вступала. Услышав её голос, девушка съёжилась: ничего хорошего это мелодичное" Рилана!» не сулило.

Эвелин замерла – один за другим остановились и дети – и настороженно взглянула на птицу.

– Прежде, чем ты ступишь на этот мост, – птица вспорхнула на перила, – ты должна знать, что по нему, вне зависимости от возраста, расы или веса, могут пройти лишь четыре сущности. Когда ступит на него некто пятый, верёвки оборвутся, он упадёт на колья и умрёт.

– Насовсем? – растерянно прошептала Эвелин, её глаза стали совсем круглыми от удивления и страха, затем в них мелькнул проблеск надежды: – Или как в том доме?

– Насовсем, – твёрдо ответила птица. – И ещё одно… Лишь на той стороне ты сможешь остаться человеком и вернуться домой. Не сделаешь этого – и ты или умрёшь, или станешь Нэйрой, в зависимости от того, что выберешь сама.

Эвелин плюхнулась на землю и, застонав, обхватила голову руками. Четыре пары глаз испуганно уставились на неё. Заметив это, девушка поспешно постаралась взять себя в руки. Получалось не очень.

– Сейчас, родные, – быстро проговорила она, выдавив подобие улыбки. – Сейчас я немного отдохну, и пойдём дальше. Осталось совсем чуть-чуть, и вы будете дома…

На этой фразе Эвелин почувствовала, как слёзы подступают к горлу. Дом! Действительно ли они попадут туда, или это обман, чтобы заставить её пройти Испытание, фальшивка, словно морковка, которая маячит перед носом осла, вынуждая его бежать вперёд, радостно цокая копытцами? Бедный, бедный ослик… Бедная Эвелин! А как же она, что будет с ней? Готова ли она променять свою жизнь на жизнь одного из этих ни в чём не повинных детей?

И это они называют Испытанием? Выбором? Да разве они оставили ей выбор?

– Откуда мне знать, – хрипло сказала она, отнимая руки от лица и в упор глядя на птицу сухими горящими глазами, – откуда мне знать, что ты говоришь правду? Что это действительно души умирающих детей? Что там, – она мотнула головой в сторону светлого здания, – они будут спасены?

– Ты не хуже меня знаешь ответ на этот вопрос, – птица расправила оперение. – Я могу не сказать правду, но не могу сказать неправду. Не всё, не сказанное мною, ложь, но всё сказанное, – истина. Такими мы созданы, и мы не можем поступать иначе.

– Не всё, не сказанное тобой… – озадаченно повторила Эвелин и тут же нахмурилась: – Что за бред! И кто такие эти «мы»? Кто ты такая?

– Не задавай вопросы, на которые уже знаешь ответ, – спокойно произнесла крылатая собеседница.

– Сплошные поучения от тебя, – проворчала Эвелин, – и никакого прока!