– Рилана! Не смей засыпать!

Засыпать? Но разве это с самого начала не сон?

Веки дёрнулись от удивления, и сквозь них скользнул яркий дневной свет. Полутьма, бормоча и извиняясь, отступила – ей тут теперь не место, увы, увы! Увы, придётся возвращаться в реальность… что же там такого плохого случилось, что туда совсем не тянет? Что же там было…

О нет.

– Нет, нет, нет!

Из глаз потекли невольные слёзы, но она, зажмурившись ещё сильнее, не чувствовала их. Всё затмила боль, огненным клинком пронзившая сердце. Они все погибли, все до единой!

– Сначала Недалиона, – прошептала она. Она не отдавала себе отчёт ни в том, что говорит, ни в том, что чувствует. Слова вырывались из сдавленного рыданиями горла будто сами собой. – Да, Недалиона была первой. Она стояла ближе всех, и её просто… просто расщепило на месте, словно она была из песка. А потом Фиос… она не успела даже пошевелиться, как вдруг… – она всхлипнула, – как вдруг разлетелась мириадами брызг! А потом…

На какое-то время поток слёз перебил поток слов.

– Рилана, прекратить терзать себя! – немного мягче произнёс голос.

Это почему-то побудило её снова начать говорить.

– А потом… Потом… Настала очередь Лиэрты… Она словно обезумела, я никогда её такой не видела! Она кинулась на Арга… но что она могла сделать? С тем, кто уже почти умер… И время, времени не было, и она не могла остановить его… Она не успела, и она… Исчезла, словно её и не было никогда.

– Хватит. Воспоминания убьют тебя, Рилана!

– Убьют меня? – Вскинула голову, резким движением отбросила липкие, намокшие красноватые пряди с лица, гневно взглянула на говорившую. Белая птица – это уже совсем, совсем другое воспоминание. Сейчас оно казалось ничтожным. – Да я уже умерла! Я была последней, я видела их всех! Они все умерли, понимаешь? И я осталась одн…

– Я сказала, хватит!

Бедная рыжая голова будто взорвалась. Боль от ментального удара стёрла мучительные воспоминания и во мгновение ока исчезла, забрав их с собой.

Девушка медленно поднялась с земли и огляделась. Пейзаж был достоин внимания – настолько, насколько его достоин кошмарный сон.

Ломаные линии чёрных острых скал. Алое до боли, кровавое небо. Сухой жаркий ветер. Серые паутинные нити в раскалённом воздухе.

До самого горизонта простирается каменистая пустыня, изрезанная множеством оврагов: широких и узких, коротких и длинных, извилистых и прямых. Дно каждого оврага усеяно острыми металлическими шипами размером с копьё. Смертоносные окончания зловеще блестят в алых небесных лучах. В нескольких сотнях метров стоит величественное здание, похожее на дворец. Высокая дверь гостеприимно распахнута, а от белых стен исходит приятный свет, но добраться туда можно лишь по узкой дорожке из хрупких и ненадёжных на вид бревенчатых мостов.

– Обернись, Рилана, – властно произнесла кружащая в небе белая птица.

Девушка и не подумала повиноваться. Ей было страшно: пейзаж вокруг вселял чувство безнадёжности, – но она не привыкла так легко отступать. Вдобавок она вспомнила совсем недавнее прошлое, и к этой птице появилось несколько хороших вопросов.

– Меня зовут Эвелин, – сказала девушка.

– Звали, – поправила птица. – Цепляться за человеческое имя – весьма предсказуемо. Впрочем, это едва ли помешает тебе завершить Испытание. Я буду звать тебя Риланой, так как не приемлю лжи.

– Ага, так значит, это всё же Испытание, а не кошмарный сон!

– Неужели ты сомневалась? – описав красивый полукруг, птица изящно опустилась на землю и, склонив голову на бок, взглянула на девушку.

– Мне в том пожаре особо некогда было думать, знаешь ли, – насупилась Эвелин. – А после него… Я что-то ничего не помню. Но я…. Я могу стоять! – она торопливо оглядела своё тело и обрадовалась: – И руки целы!

– Разумеется. Позволить тебе умереть до выполнения Испытания неправильно, ведь тогда бы ты не смогла сделать выбор, а без него всё теряет смысл.

– Выбор? – насторожилась девушка. – О чём это ты?

– Оглянись.

На этот раз Эвелин послушалась. В открывшемся зрелище не было ничего особо страшного, но сердце ухнуло в пятки. На расстоянии вытянутой руки, доверчиво хлопая глазками и держась за руки, стояли четверо детей. С левого края была та самая пятилетняя девочка, которая погибла вместе с Эвелин в горящем доме.

Девушка отшатнулась.

– Это… Это…

– Это дети, – спокойно ответила птица, перелетая ближе к малышам. – Видишь ли, ты не успела их спасти. Кое-кто посчитал бы Испытание проваленным, но я решила дать вам второй шанс. Вам всем.

– Нам всем? – Эвелин не понимала ровным счётом ничего. – Но разве они живые? Настоящие?

– И да, и нет. Это души детей, которых вскоре унесёт смерть. Тела многих из них убивают болезни, другие страдают от истощения и тяжёлых ран. В том доме было тридцать восемь детей; ты спасла тридцать четыре, и теперь они не умрут. Души вернутся в тела, и дети поправятся. Остались эти четверо.

Птица замолчала, давая Эвелин возможность высказаться или задать вопрос, но, поскольку услышанное ошеломило девушку и говорить она не могла, продолжила:

– Это Эми, – птица подлетела к девочке слева. – Ей пять лет, она любит котят, рисовать, своих родителей, прыгать по лужам в дождь и свежую клубнику. Если она вырастет, то станет достойным учителем всемирной истории и матерью троих детей. Правда, в личной жизни Эми будет глубоко несчастна, если только в двадцать пять лет не сделает окончательный выбор между историей и пением в пользу последнего, ведь встреча с предназначенным для неё человеком может произойти лишь на её концерте. Уже сейчас она проявляет нешуточные способности, но родители считают вокал недостаточно серьёзной деятельностью для дочурки и будут твердить об этом всю жизнь. Поэтому вряд ли Эми ступит на этот путь… но если ты не спасёшь её сейчас, то она лишится и шанса.

Эвелин шумно вздохнула и с умоляющим взглядом попыталась вставить слово, но птица, не обращая на внимания, продолжила рассказывать, на этот раз о мальчике рядом с Эми.

– А это Тадеуш. Тадеуш у нас спортсмен, и вот уж чья судьба как на ладони! Никаких крутых поворотов, никакой неопределённости, стрела его жизни непоколебимо и точно указывает на цель. Тадеуш станет всемирно известным боксёром, хотя сейчас, глядя на его тонкие руки, ты мне, возможно, и не поверишь.

– Но я…

– Жаль, что за победы придётся платить дорогой ценой, – резко перебила птица. – Смерть заберёт его через сорок семь лет – если ты не позволишь ей сделать это через два часа.

– Я готова идти прямо сейчас! – пылко воскликнула Эвелин.

– Не торопись, – мягко посоветовала птица. – Не делай выводы прежде, чем получены все данные, и никогда не действуй, пока не сделаны выводы.

– Ну хорошо, – буркнула Эвелин. – Хотя я уверена, что это ничего не изменит!

– Это Галиб, – птица подлетела к смуглому мальчику, который стоял справа от Тадеуша и глядел на Эвелин большими глазами испуганного зверька. – Галибу сейчас шесть, а в тридцать четыре он совершит важнейшее открытие в химии, которое в итоге позволит создать лекарство, способное победить рак на любой стадии.

– Ух ты! – восхищенно выдохнула девушка, не в силах отвести взгляд от мальчика.

– Или, – безжалостно продолжила птица, – в день, когда должно состояться открытие, он, опоясанный семью килограммами тротила, войдёт в вагон нью-йоркского метро. Погибнут двести четыре человека, и ещё триста восемнадцать получат тяжёлые ранения.

– Но… Почему? – в ужасе воскликнула Эвелин. – Он же учёный, с чего бы ему совершать теракт?

– Он не станет учёным, если его мать через два года не погибнет от рака. А она не погибнет, если муж успеет вовремя отвезти её в больницу. Успеть он может только в том случае, если перестанет относиться к её жалобам, как к пустым выдумкам. Но чтобы это произошло, надо, чтобы Галиб заступился за неё. Пока же он слишком боится отца. Однако в возрасте семи лет он познакомится со своим двоюродным братом Ахметом, который поможет ему преодолеть этот страх, – кстати, именно Ахмет и приведёт Галиба к шариату. Впрочем, может случиться и так, что страх преодолён не будет, и лишь смерть матери заставит Галиба освободиться от тягостного влияния отца и стать на свой путь – путь учёного.