Внезапно она почувствовала лёгкое прикосновение маленькой руки к колену. Резко повернув голову, Эвелин встретилась взглядом с крошкой Анной. Какие у неё были глаза! Их наполняли доброта, искренность, надежда и вера, такая вера в Эвелин и в то, что всё будет хорошо… Одного взгляда хватило, чтобы развеять все сомнения девушки.

Она решительно встала.

– Хорошо! Ребятки, сейчас вы покажете мне, чему мы все сегодня научились, ладно? – Ей удалось заставить голос не дрожать, и это породило толчок какой-то странной гордости, а гордость, в свою очередь, придала немного уверенности. – Вы сами пройдёте по этому мостику, а я буду подстраховывать вас сзади, хорошо?

Дети вразнобой закивали, и Эвелин, осторожно расцепив их руки, подвела Тадеуша к мостику.

– Тадеуш, ты как самый старший и самый смелый пойдёшь первым. Держись одной рукой за перила, а второй – вот за Эми, – Эвелин соединила их растопыренные ладошки, и дети тут же схватились друг за друга. – Эми, ты поведёшь Анну, она у нас самая маленькая и… В общем, её обязательно нужно вести, а я знаю, что у тебя это отлично получится. – Эми взяла Анну за ручку, подтянула к себе и выжидательно посмотрела на Эвелин. – Галиб, ты у нас сегодня замыкающий, – бодро продолжила Эвелин. – Не отпускай перила и сжимай ладошку Анны покрепче!

Выстроив детей в таком порядке, Эвелин окинула их взглядом и с тяжело вздохнула:

– Я буду рядом. Ни в коем случае не оглядывайтесь! Идите прямо вперёд ко зданию… Этот мостик совсем короткий, всего двадцать Анниных шажочков, и вы окажетесь на той стороне. Заходите прямо в здание, там вас ждут родители. Но только не оглядывайтесь ни в коем случае, ясно?

Им было ясно, и Эвелин только и оставалось, что весело улыбнуться и повторить в очередной раз, что всё будет хорошо.

А затем – сердце сжалось в комок: крепко держась за руки, дети засеменили по мостику маленькими неуверенными шажками. Когда же она успела так к ним привязаться? Они всё шли и шли, а Эвелин всё глядела и глядела – жадно, затаив дыхание, всем своим существом, будто хотела настойчивым взглядом подтолкнуть их вперёд, удержать на хрупкой конструкции, которая тянулась над пропастью и никак не могла закончиться. Она так и не уловила, когда наступил отчаянно долгожданный миг: Тадеуш переступил с бревна на твёрдую землю. Он замер; плечи нервно дёрнулись, будто мальчик хотел обернуться. «Нет, – молча взмолилась Эвелин, – пожалуйста, не делай этого. Ты поймёшь, что я обманула тебя… и не дай бог тебе понять, отчего». И Тадеуш не обернулся. Резким движением расправив плечи, мальчик шагнул вперёд, к сияющему зданию, его рука дёрнула Эми так сильно, что девочка чуть не упала. Дети ускорили шаг. Не прошло и четверти минуты, как все они, один за другим, скрылись в здании. Никто не оглянулся.

Только тогда Эвелин позволила себе перевести дух. Она чувствовала странное опустошение, будто достигла цель, к которой стремилась долгие годы, и жить больше незачем. Эту нелогичную свободу Эвелин приняла с радостной готовностью, как нечто совершенно естественное. Она медленно опустилась на землю, устроилась поудобнее и перевела почти спокойный взгляд на птицу:

– Ну? Что теперь?

– Теперь у тебя есть два варианта, – неторопливо ответила та, присаживаясь на перила последнего моста. – Первый: ты останешься здесь – человеком. Ровно до тех пор, пока не умрёшь от истощения и жажды. А после отправишься туда же, куда и все остальные люди.

– Это куда? – как будто между прочим поинтересовалась Эвелин.

– Узнаешь, если умрёшь. Второй вариант: ты ступаешь на этот мост и делаешь по нему три шага. Он рушится, и ты падаешь на копья. Проходишь очищение через смерть и возвращаешься в мир той, кем являешься на самом деле. Я уже назвала тебя Истинным именем – Рилана, – но оно ещё не твоё. Оно принадлежит той, кто выйдет отсюда, если ты изберёшь второй путь.

Тяжёлый вздох вырвался из самых глубин существа. На первый взгляд выбор казался простым и понятным. Вот шанс, реальный шанс вырваться из кошмара. Разве не к этому она стремилась? Да, но…

Эвелин запустила крепкие пальцы в густые рыжие волосы, провела от корней до кончиков, перебрала шелковистые пряди. Перевела взгляд на руки так, будто видела их впервые. Нежная загорелая кожа предплечий, отливающие перламутром запястья, твёрдые розоватые ладошки, изрисованные аккуратными линиями. Говорят, по этим линиям можно прочесть грядущее. Эвелин не верила ни в судьбу, ни в предсказания. Взгляд скользнул ниже, на узкие босые ступни – второй палец меньше большого, надо же, раньше она этого не замечала, – на сильные ноги, обтянутые джинсами. Эвелин провела руками по телу, ощутила напряжение мышц пресса под тонкой тканью футболки, мягкую округлость груди. Коснулась пальцами шеи, приложила их к нервно бьющейся жилке. Пульс – сто ударов в минуту, если не больше. Эвелин пожалела, что здесь нет ни зеркала, ни того, что могло бы его заменить. Она бы хотела взглянуть в свои глаза.

– Ну, что же ты решила?

Эвелин не ответила. Она изучала своё тело, словно никогда раньше не видела. Оно было таким настоящим, таким… восхитительно живым. Она попыталась представить, как оно будет выглядеть через три дня, проведённых здесь, через неделю, месяц. Получалось скверно: Эвелин никогда не отличалась богатым воображением, а такие картины фантазия рисует особенно неохотно.

– Рилана?

Эвелин встала, почувствовала, как твёрдо ноги стоят на поверхности скалы, с наслаждением потянулась, распрямляя застывшие члены. Провела рукой по волосам, откидывая их назад.

– Решение принято?

Решение было принято задолго до этого момента, с внезапной ясностью поняла Эвелин. Она знала, какой выбор сделает, прежде, чем ей предложили выбирать. Убить себя – значит лишить надежды, а надежда – жизнь.

Эвелин не могла отказаться от жизни – даже если за неё следовало расплатиться смертью.

Упругой пружинящей походкой подошла к мосту, поставила правую ногу на край. Сделала первый шаг.

Второй.

Третий.

Мост обратился в прах, и Эвелин рухнула вниз.

В ту же секунду её пронзила острая чёрная боль, и девушка беззвучно закричала, захлёбываясь кровью. Кровь хлестала во все стороны, тело горело жгучим мучительным пламенем. «Так вот что такое смерть… – мелькнула мысль в угасающем сознании. – Это огонь».

– Огонь – твоя смерть и жизнь, ты – солнце этого мира, – послышался сверху ясный голос. – И чем скорее ты осознаешь это, тем лучше. Это единственный шанс выжить. Гори!

– Хвост Духа! – Впечатляющий размерами кулак с размаху ударил по трёхмерной голограмме. – Ещё одна Нэйра, будь они трижды прокляты!

Джафаридос выругался и снова врезал по изображению рыжеволосой девушки, окутанной огнём. Оно испуганно моргнуло и исчезло.

– Ненавижу!

Расправившись с ни в чём не повинной голограммой, Джафаридос принялся широкими шагами мерить гулкий зал, в котором проходили советы защитников Мирастис. В дни советов зал был набит битком, и тогда казалось, что теснее его в мире нет. Однако сейчас стояло затишье, и кроме самого Джафаридоса в зале находились всего две особы.

Одной из них была невнятная фигура, закутанная в длинный призрачный плащ с огромным капюшоном. Нижняя часть лица скрывалась под лёгкой чёрной тканью. Виднелись только глаза – блестящие, светло-красные, хищные. Руки призрак прятал под плащом, но внимательный наблюдатель мог бы разглядеть контуры короткого меча под эфемерным материалом.

Увидев вторую особу здесь, Изабелла бы очень удивилась. То был не кто иной, как её новый знакомый по имени Люк. На самом деле его звали Лир, и – да, это был тот самый Дух, кто первым заметил воплощение Недалионы. Вокруг его тела развевалось тёмное одеяние, а в руках Дух небрежно вертел миниатюрный до смешного кинжальчик, похожий скорее на пилочку для ногтей. Взгляд Лира выражал нетерпение в сочетании со смиренным почтением и неотступно следовал за фигурой Джафаридоса, шагавшей взад-вперёд по залу.