Еще вчера Мошка мечтала перебраться на эту сторону Длиннопера, пока не наступила зима. С того берега Побор казался путем к спасению. Теперь же она переживала, что сменила одну тюрьму на другую, где места меньше и стены выше. Через три дня она лишится гостевого статуса. Ее ждет Ночной Побор, заявляющий о себе ночным лязгом и грохотом.

— Не бойся, дитя, нам хватит трех дней, не мытьем, так катаньем, — буркнул Клент.

Заметив сузившийся взгляд, Мошка поняла, что ее спутник уже ищет альтернативные пути.

— В городе творится нечто весьма странное, — продолжал Клент. — Поскольку мы обязаны явиться в Комитет Часов, предлагаю начать розыски оттуда. Кстати, Мошка, позволь внести предложение. Возьми дьявольскую птицу на руки. Гусь своей широкой… гм, спиной… прикроет твой значок.

Хитрость сработала лишь до известной степени. Да, на черный значок коситься перестали. Но оказалось, что, если взять на руки здоровенную птицу с паршивым характером, склонную при любой возможности клевать прохожих в глаза, это тоже привлекает недружелюбное внимание. Зато толпа сама расступалась перед девочкой с гусем, так что Мошка наконец смогла разглядеть город. И снова ее поразило, как сильно разноцветные домики Побора отличаются от мрачных деревенских лачуг.

Первое глянцевое впечатление о городе уже рассеялось, Мошка увидела его грязную изнанку и постоянно сравнивала Побор с Манделионом в пользу последнего. Великая любительница печатного слова, она поискала глазами объявления и ничего не нашла.

«Готова спорить, когда местные грамотеи читают, они шевелят губами», — предположила девочка.

— Забавно, — вскоре сказал Клент.

Мошка вопросительно глянула на него. В ответ он кивнул на ближайшую вывеску, украшенную нарисованными свечами:

— Город подобен гобелену, это рассказ в картинках. Мошка, посмотри на вывески и скажи, что видишь.

Дальше шли в молчании. Мошка разглядывала вывески на тавернах и лавках, а еще символы Книжников, Парикмахеров, Часовщиков, Ювелиров и прочих гильдий, удерживающих Расколотое королевство от анархии, но при этом грызущихся между собой, словно волки.

— Что скажешь? — осведомился Клент.

— Ростовщики. — Мошка насчитала уже шесть знаков из висящих шаров. — Полно Ростовщиков.

— Именно. Многие из тех, кто платит входную пошлину, рассчитывают заработать на выход уже здесь и в итоге закладывают Ростовщикам все добро. Что еще? Заметила, чего не хватает?

Мошка пожевала щеку, и тут на нее снизошло озарение:

— Кофейня! Нет ни единой кофейни!

В Манделионе их было с полдюжины.

— Точно, ни единой кофейни, — подтвердил Клент. — Еще нет торговцев шоколадом. И табаком. По крайней мере открытых.

Они как раз проходили мимо заброшенной лавочки. Клент остановился и протер грязное стекло. Стали видны подставки для трубок, покрытые густым слоем пыли.

— Видишь, чтобы продавали шелка, кружева, сахар, специи?

Мошка осознала, что ничего подобного не видит.

— Все большие города, включая Побор, заключили соглашение не торговать с Манделионом. Рассчитывают взять радикалов измором. Заметь! Взять измором портовый город! Манделион просто отправляет корабли в другие страны. Он почти не пострадал от санкций. А вот Побору досталось знатно. Больше на нашем побережье крупных портов нет. Побору нужен Манделион, нужны караваны, которые пройдут через мост и заплатят серебром и сахаром, золотом и вином.

— Так вот почему они задирают пошлины? У них тоже кончаются деньги?

— Я смотрю, у тебя появились зачатки проницательности. Итак… Чего мы не видим на улицах? Что сокрыто от наших взоров?

— Путь из города, — попробовала угадать Мошка, хотя в голове у нее крутились другие слова: «гадская награда».

— Подумай лучше. — Нетерпение Клента проиграло в безнадежной схватке с желанием демонстрировать свой ум медленно и обстоятельно. — Вспомни, что ты видела вчера вечером, когда мы бежали по улицам в поисках убежища.

— Не считая дверей, запертых у нас под носом на огромные засовы, здоровенных щеколд на ставнях, блестящих замков размером с… ой.

Идея звякнула, как подброшенная монетка. Мошка оглядела улицу вдоль и поперек. И нигде не нашла скрещенных серебряных ключей на черном фоне.

— Их должна быть целая куча. — Девочка, сама не сознавая, перешла на шепот. — Побор каждую ночь запирается, как сундук. Тут на продаже замков можно озолотиться.

— Именно. — Клент нервно кинул взгляд через плечо, хотя они предусмотрительно не произнесли вслух слово, которое вертелось на языке.

Ключники.

— И где же они? — шепнула Мошка. — Почему их нет?

— О, не заблуждайся, они здесь есть, — сказал Клент, не размыкая губ. — Мы их не видим, но в Поборе их хватает, помяни мои слова.

Они успели в Комитет Часов как раз к началу Молитвенного часа. По всему Королевству бытовала традиция: один час в сутки звонить в честь Почтенных во все колокола и колокольчики, в церквях и домах и во всех заведениях. На улицу в это время лучше не показываться, а то запросто оглохнешь.

Все тот же Малиновый в зените славы восседал за столом. Он снова отвесил Кленту учтивый поклон, а Мошку обдал ледяным презрением. Рыжий Кеннинг забрал у них старые значки и выдал новые, с желтой каймой. Клент взял на себя нелегкую обязанность расспросить Малинового.

— Сэр, я всецело отдаю должное тому, как в вашем прекрасном городе организован комендантский час, — осторожно начал он. — Очень… занимательная система. И очень логичная. — Клент бросил мимолетный взгляд на Мошку, потом шагнул к Малиновому и заговорил доверительным тоном: — В конце концов, зачем класть в одну корзину добрые плоды и червивые с самого рождения?

— Точно так. — Малиновый расцвел. — Этот принцип хорошо нам служит вот уже восемнадцать лет, с тех пор, как его ввел губернатор Марлеборн. Мы придерживались его и в Гражданскую войну, и в эпоху Чисток, поэтому в Поборе сохранялся порядок, пока остальное королевство утопало в крови и хаосе. В последние два года благодаря новым мерам система достигла совершенства. — Малиновый сделал жест, будто поворачивает ключ в замке.

— Но в этой стройной системе есть определенные недостатки, — нахмурился Клент. — Скажем так… знает ли дневной город о том, что происходит ночью? Например, способен ли ваш комитет отслеживать тех, кто входит и выходит из города в ночные часы?

— Не вижу трудностей, — заверил Клента красномордый секретарь. — Ведомство Ночного Старосты передает нам все сведения о тех, кто родился, умер, прибыл в город или покинул его, чтобы мы учли их.

— Разрешите предположить. Считается, что ведомство Ночного Старосты не делает… ошибок. Нельзя ли допустить, что они скрыли от вас определенные сведения?

У Малинового разом побагровела шея и побелели щеки. Он с ужасом посмотрел на свои бумаги, будто те сейчас набросятся на него.

— Это немыслимо, — прошептал он; Мошка знала по опыту: так говорят о весьма вероятных явлениях, о которых собеседник боится помыслить.

— Поясните, господин, откуда в ночном городе берутся надежные служители закона? — развил успех Клент. — У всякого констебля должно быть достойное имя, а ведь это пропуск в дневной город…

Фраза повисла в воздухе. Малиновый не подхватил ее. Она легла на стол, как парализованный хорек.

— Я верно понимаю, Ночной Староста контролирует город ночью? — Клент зашел с другой стороны. — Просветите меня, какое имя не годится для света, но готово защищать закон и порядок во тьме?

— Встречаются грубияны, которых вы не пустите в дом, но наймете для охраны двора, — после долгого молчания объяснил Малиновый. — Они подобны злой собаке, но справляются с задачей, если держать их на коротком поводке.

Стало ясно, что из сердитого секретаря больше не выжмешь. Клент вздохнул и сменил тему. Малиновый радостно приветствовал новый поворот разговора.

— Да, конечно, помню этого шалопая Бренда Эплтона. — Малиновый потихоньку оттаял, шея и лицо вернули нежный цвет вина. — Они с Лучезарой Марлеборн объявили о помолвке, но через несколько месяцев парню изменили категорию. Юный Эплтон стал ночным жителем. А куда деваться! Очень сильно буянил, требовал апелляции, обещал трясти нас, пока голова не отвалится. А что вы хотели от рожденного в час Искрицы? Показал истинную натуру, только и всего. Повезло Лучезаре, вовремя его вычислили. Ясное дело, отец нашел ей партию получше. Вы же слышали о сэре Фельдролле, юном губернаторе Оттакота?