— Эй! Долго нам ждать? — крикнул Полбеды.
Стражники не ответили.
— Эй!
— Нас не услышат, — тихо сказала Кляча. — Мы прошли через турникет. Мы на ночной стороне. Для них мы больше не существуем.
Дверь в камеру закрылась. Стало темно. Чтобы сесть, не хватало места. Пришлось «не существовать» стоя. Тишина казалась враждебной, так что Полбеды запел. Про мужика, который забил домохозяйку и ее дочерей, раз, два, три, и не сказал за что, и его повесили, и стало хорошо. Про стаю ворон, летящую за Убивалом Драком, «где прошел Убивала, там мертвецов навалом». Голос у Полбеды был низкий, скучный и немузыкальный, но звучало в нем опасное веселье, так что слушали его молча.
Раздался горн. Тут и Полбеды замолчал.
Услышав далеких Звонарей, Мошка решила, что ночной воздух тоже пахнет. Запах ночи похож на песни Полбеды. В нем намешаны сталь, дрожащая свеча, болото, ждущее неверного шага, и злость, кислая, как старая кровь.
Треск, звон, хруст, лязг. Засовы вынуты, щиты сняты. В замочной скважине появился свет. Повисла тишина. Раздался второй горн.
Полбеды толкнул дверь, и перед ними открылась площадь, залитая серебряным светом. На мостовой блестела изморозь. Ночной Побор вырвался из заточения, как монструозный чертик из табакерки. И Мошка стала частью его.
ДОБРЯЧКА СТРАДА, ДУХ ЕДИНСТВА
— По сторонам не глазеть! — шикнул Полбеды. — В землю не смотреть, не суетиться! Шагайте так, будто жрете сердца врагов на завтрак.
Все встали по бокам от Полбеды, копируя его решительный шаг. Их явно видели, но мрачная поступь стаи мастифов волшебным образом пока защищала их. В эту ночь не состоялось ни одной из запланированных встреч. Тени в переулках разбегались прочь. Исчезали силуэты голов на крышах. Громкий свист вызывал лишь топот во мраке.
Кляча еще в Дневном Поборе видела громадный бук, так что повела их к цели, хотя на новых улицах не раз сбивалась с пути. Полбеды требовал, чтобы они не останавливались, не озирались потерянно по сторонам, чтобы всегда решительно шли вперед, даже если понятия не имели куда. Наконец они дошли до бука и увидели напротив белую вывеску, где мужик порол хлыстом громадного черного пса.
Под вывеской стояли две огромные бочки. В них, как в фонарях из репы,[7] были вырезаны грубые морды. Из прищуренных глаз и кривых ухмылок лился дрожащий свет свечей. Дорожка между бочек вела к каменным ступеням.
— Иду первым, — сказал Полбеды. — Май, держись за мной. Потом остальные, и поглядывайте за тылом.
Лестница вела в громадный подвал, где в незапамятные времена хранились бочки с вином. Теперь владельцы решили забить место людьми. Меж некрашеных стен, на каменном полу стояли жалкие подобия столов, вплоть до ящиков и перевернутых бочек.
Камина здесь не было, помещение освещали сотни трепещущих свечей. Изо рта у людей шел пар. Мошка прикинула, что от уличного холода тут спасает только теснота. Тощие детишки сновали в толпе с бутылками и бочонками на спине. Они собирали деньги и наполняли кружки.
Полбеды выбрал стол у стены.
— Сядем тут. — Он царапнул ногтем щели в дереве, будто проверяя чеканку монеты. — Кто-то поработал кинжалом. Добрый знак, так скажу. Свечу на столе не зажигайте, лучше мы будем видеть людей, чем они нас.
Чтобы усилить ночное зрение, Мошка на шесть секунд зажмурилась, прижала веки пальцами, а потом открыла глаза и проморгалась. С одной стороны, сидеть с краю правильно, с другой — есть ощущение, что тебя прижали к стене. В дальних нишах подвала царил мрак. Мошка видела там силуэты, но лиц разглядеть не могла. Несмотря на толпу, в таверне было удивительно тихо. Мошке это напомнило дни, когда у дяди на мельнице она лежала на стропилах и следила за мышиной суетой внизу. Каждое движение преисполнено непонятных ей тайных сигналов. Язык хвостов и усов.
Темный мальчишка с осторожными рыбьими глазами взял у Полбеды монетки и налил в деревянные чашки жидкость, по виду и запаху похожую на сточные воды.
— Знаете, что я думаю? — шепнула Кляча, когда мальчишка ушел к следующему столу. — Похоже, здесь место встреч, вроде ночной ратуши. Видите проходы? Сдается мне, там отдельные кабинеты. Для деловых переговоров.
Мошка огляделась с новым интересом. Все-таки перед ней поставлена секретная задача. Раз они попали в «переговорную» Ночного Побора, отсюда можно начать расследование.
— К нам идут, — буркнул Полбеды. — Жердь, это твой кузен?
Жердь вскинулся, но радостная улыбка мигом потухла.
— Нет, не он.
К ним подошел человек медвежьих габаритов, достигнутых за счет шинели и пары шарфов. Под большой, но кривой шляпой открывалось бледное, неприметное, маленькое лицо.
— Вот это да, — сказал он, постучав зубами и обнажив их в безжизненной улыбке. — Вот это да. — Он сильно потер руки в перчатках и показал открытые ладони потухшей свече посреди стола. — Полбеды Серый. Диво дивное. Позволь, я поставлю тебе выпивку. Забавная встреча, Полбеды Серый, какие же истории нас ждут. — Даже голос его был каким-то бесцветным.
К столу подбежала девчонка, причем Мошка не видела, чтобы их новый знакомый подавал ей сигнал. Девчонка смотрела в пол, и лицо ее было скрыто волосами. Она поставила перед Полбеды стакан вина. Укутанный в шарфы мужик вытащил из-под стола стул и уселся, продолжая греть руки у воображаемого огня. Или он ловил тепло, идущее от Полбеды, — сложно сказать.
— Не помню, чтобы приглашал тебя за стол, — громыхнул Полбеды.
— Не помнишь. — Мужик снял шляпу. Жидкие волосенки потянулись за ней. — Забывчивость часто одолевает новоприбывших. Все нормально. Я просто не мог удержаться. Какие истории. Какие же истории ты нам расскажешь.
— Как следует подумай, прежде чем отвечать. — Полбеды со знойной ухмылкой склонился над столом. — Я что, похож на бродячего актера? Готового позабавить тебя сказками и плясками за стакан вина? Ты знаешь, как меня зовут. Я не знаю ни твоего имени, ни твоего лица. Мы тут кое-кого ждем. Но не тебя.
— Жаль, что не меня. — Незнакомец крутил шляпу, и его руки в перчатках слегка дрожали. — Было бы хорошо, обрадуйся мне Полбеды Серый, прими он мои услуги. На что я весьма надеюсь. Ибо печальная истина гласит, что жизнь — это тяжкий труд. Терпимым его делает только выбор. Мы выбираем, с кем работать.
— Догоняю, о чем ты. — Полбеды подвинул табуретку ближе к незнакомцу. — Думаешь, я собираю решительных ребят, и хочешь побыстрее влиться, пока я не разобрался, кто есть кто?
Незнакомец облизнул губы и на миг оглянулся. Полбеды тут же схватил его за ворот и так рванул назад, что тот чуть не свалился на пол.
— Нет, — тихо, глухо, почти неслышно сказал Полбеды. — Нет, не в том дело. Когда разговор пошел не так, как ты планировал, ты посмотрел через плечо. Значит, ты не сам по себе. Ты мелкая сявка, тебя отправили прощупать почву. Меня так проверяют чаще, чем над тобой глумятся. Куда ни приду, местная шайка лестью и угрозами вынуждает меня вступить к ним. Хорошо. — Полбеды нагнулся вперед, так что мужик в шинели завис под немыслимым углом. — Я делаю что хочу, когда хочу, с кем хочу и никому не кланяюсь. Увижу твою харю еще раз, буду делать что хочу с тобой.
Незнакомец замер и съежился — на случай если Полбеды вдруг решит исполнить угрозу немедленно. Лицо у него застыло, лишилось выражения. Блестящие капли пота налились на разгладившемся лбу, как роса на листе. Зрелище вышло изумительное.
Полбеды притянул его к себе, так что табурет незнакомца со стуком встал на все ножки. Мужик изучил шляпу в руках, потом с величайшей осторожностью водрузил на голову. Молча встал и пошел прочь. Когда он почти исчез из виду, Полбеды поднялся на ноги.
— Полбеды! — поймала его за рукав Кляча. — Ты куда?
— Он знает мое имя. Донесет на меня. Надо порешать этот вопрос. — Варвар посмотрел на спутников, улыбнулся Мошке и грубым пальцем провел ей по подбородку, словно вытирая грязь. По-волчьи ухмыльнувшись, он сказал: — Меньше знаешь, крепче спишь. Сидите тут. Скоро вернусь.