— Ты почему не у Чарти?
Человек неловко начал оправдываться:
— Милорд Юштари всех отпустил. У него отец вернулся.
Ашурт едва не выругался и протяжно присвистнул. Так, наша блудня соизволила появиться дома не иначе как на столетний юбилей сына. Интересно, в каком виде, если Юш отменил занятия?
— У нас проблема? — Ласайента закусила губу.
Нет, наша проблема точит зубы на орбите Земли, а здесь так, жвачка для ушей. Кстати, про жвачку.
— Ты документы на поступление подал? — демон, скрестив руки на груди, прислонился к столу и наклонил голову на бок, рассматривая топчущегося на месте Леонардо.
— Мне…. Я хочу сначала вернуть вам долг за лечение….
— И как ты собираешься его возвращать? — начал закипать ашурт. — Таская ящики? Жизни хватит? Если ты в этом году не поступишь — я тебя вышвырну к дьяволовой бабушке! — все-таки взорвался он. — Я зачем на тебя деньги тратил? Чтобы ты грузчиком работал?
Ласайента тихо испарилась в сторону моря вслед за Мишелем и Джес.
— Знакомые интонации, — пробормотал оборотень, останавливаясь у кромки прибоя. — Представляете, каким он будет к тысяче годам?
— Гремучая смесь Найири и Таамира, — поежилась Ласайента. — Врагу не пожелаешь.
— Вы бы, девчонки, ушками не хлопали и не пускали дело на самотек, а брали бы его в свои руки. Или нам… — маркиз чиркнул ребром ладони по своей шее. — Лаской его, лаской.
Чуть позже Сантилли завернул к Тоньесу. Да, от прежнего красавца-ашурта мало что осталось: похудел, почернел, обветрился, вылиняли рыжеватые волосы, густо засеребрилась благородная седина на висках. Когда наберет вес и восстановит прежний цвет кожи, от женщин отбоя не будет, но придется графа огорчить.
— И как прогулочка? — холодно осведомился Сантилли у бывшего родственника, знаком приказав ему оставаться в кресле.
— Все не можешь простить? — у того дернулся уголок рта.
Император ласково ему улыбнулся:
— Мы все не без греха, но чтобы так обходиться с женщиной, надо быть законченным подонком. Ты не согласен? — и без перехода спросил. — Что с Беарн будешь делать?
В отсутствие отца Юштари, вопреки его воле, освободил мать из башни и поселил в старом отдаленном замке, разрешив прогулки по окрестностям в сопровождении охраны, но запретив переписку и посещение соседей. Графиня, сначала обрадовавшись свободе, скоро заскучала и принялась за старое, то есть соблазнение всех, кого видела, но получив недвусмысленное предупреждение от начальника гарнизона, решила, что свежий деревенский воздух гораздо полезнее для здоровья, чем тюремный и занялась переделкой крепости и сменой мебели. Так как настроение у нее гуляло, где хотело и как хотело, то ремонт грозил затянуться на неопределенное время.
— Зачем она тебе? — насторожился Тоньес.
— Меня не волнуют твои чувства, Тони, — усмехнулся Сантилли. — Считай, что на ближайшие триста лет ты отбегался. Ты меня понял?
Тальшу, конечно, бабник тот еще, но далеко не дурак:
— Девочка, конечно, предпочтительнее.
— Предпочтительнее, мой дорогой, прекрасно воспитанный ребенок, а не очередной подкидыш. Предлагаю начать с будущей мамочки и себя. Желаю успехов. Впечатли нас, убогих.
Император небрежно кивнул подданному и вышел. Или тот берется за ум или браться ему будет не за что, потому что у Сантилли лопнуло терпение. Это граф понял тоже.
Ясно, что обсуждение праздников пришлось отложить на вечер, пристегнув к этому делу заглянувших на огонек трех неразлучных друзей: Марка, Алексей и Глеба. Первым на очереди стоял день рождения Ласти. Сто десять лет — это возраст. Друзья захватили две упаковки пива и развалились в шезлонгах у бассейна, но не успели они опустошить первую, как к ним ненавязчиво присоединилась виновница будущего торжества, только что уложившая дочь спать. Демонесса придирчиво выбрала последнюю бутылку и босой ногой затолкала пустую коробку под шезлонг.
— Тебе не стыдно? — укорил ее ашурт.
Ласайента многозначительно попинала звякнувшее опровержение и грациозно присела по соседству с Марком.
— Мой прапрадед назвал бы тебя ментом, — со смешком сказал Алексей, — они как раз всегда последнее брали.
— Это кто? — нахмурил брови Сантилли, но вспомнить ничего похожего не смог.
— Сказочный персонаж, — немедленно отозвался Глеб. — Вообще-то водились когда-то, но потом вымерли.
— Климат не подошел? — усмехнулся ашурт и умоляюще посмотрел на жену: «Дай посидеть одним», но Ласайента притворилась, что не видит жалобных взглядов мужа.
— Нет, — охотно пояснил Хляба, сохраняя серьезное лицо, — отстреляли.
— Жестокие люди, — вздохнул Сантилли, не оценивший шутки, и поболтал остатками пива в бутылке. — Самое смешное, что если бы не Розианна, то через два дня мы бы справляли твое второе совершеннолетие.
— Самое смешное, — передразнила его Ласайента, — что и это может накрыться так же, как и первое.
— Не придумывай, — Сах потянулся и положил ногу на ногу. — Шикарный был праздник, жаль не все смогли прийти.
— Спасибо, что напомнил, — ашурт поискал, чем запустить в друга, но под рукой ничего не оказалось кроме пива, которого и так всегда не хватало.
Демонесса хмыкнула и словно невзначай полюбопытствовала:
— А какие сюрпризы будут?
— Я еще не настолько набрался, что начать разбалтывать государственные тайны, — муж отсалютовал жене бутылкой. — Ты, главное, реагируй адекватно и все будет путем.
— Шла бы ты, родная, спать, — посоветовал ей Глеб. — У нас чисто мужской разговор.
Ласайента, мило улыбнувшись, сменила пол.
— Не катит, — усмехнулся Сантилли. — Ае, проваливай, дай нам посекретничать.
— Внимание, на горизонте длинные уши, — предупредил Мишель, ногой задвигая под шезлонг вторую упаковку.
— Спит, да? — Сантилли забрал у йёвалли компромат и передал его Марку. — Прячь или опять лекции будем слушать о вреде алкоголя для женского организма.
Йёвалли намек поняла и нарочито медленно перетекла из одной ипостаси в другую. Дочь, не заметившая превращений матери, промаршировала до бассейна и забралась на колени отцу:
— Ты мне сказку не йассказал. Снова забыл?
— Скажи «джинсы», тогда расскажу, — попробовал открутиться Сантилли.
— Не скажу, — надулась та.
— А «жинсы»? — хитро прищурился Алексей.
— Ну, жинсы, и что? — хмуро отозвалась девочка.
— А теперь «д».
— Ну, д-д-д. И что?
— Д и жинсы, — продолжал Скребицкий.
— Ну, дижинсы. Все йавно же не получается, — тяжело вздохнула Риалисса.
— Ты «и» выбрось, — посоветовал Алексей, — и получится «джинсы».
— Да ничего не получится! — она в сердцах потрясла растопыренными ладошками. — Сколько можно — джинсы, джинсы, надоело уже. Ой, получилось! Папа, — она подпрыгнула, едва не выбив локтем бутылку из рук Сантилли, — джинсы! У тебя д, аные джинсы. Супей!
— Супей, супей, — проворчал отец. — Ты почему не спишь, блудня? Так, рядовой, слушать мою команду! — Риалисса, сидя, вытянулась по стойке «смирно» — Марш в кровать спать! Приказ понятен?
— Никак нет, милойд, — бодро отрапортовала дочь. — Ты сказку забыл, — и елейным голоском хитро протянула. — Джи-инсы.
Демон, наблюдавший за ними сквозь полуприкрытые веки, смачно зевнул и потянулся, выпустив когти.
— Пошли, дитя, — промурлыкал он, мягко спрыгивая на разноцветные кирпичи дорожки, — расскажу тебе сказку.
Девочка шустро сползла с колен Сантилли, торопливо чмокнула его в щеку и вприпрыжку поскакала к дому.
— Мне оставьте, — уголком рта попросил кот, скосив глаза на вторую упаковку, и с достоинством отправился следом.
— Ае, вали, — тихо попросил Мишель, — сама знаешь, чем кончаются их посиделки.
Муж проводил недовольную жену внимательным взглядом:
— С меня баранья ляжка. Страшно представить насколько он станет академиком лет через десять-пятнадцать.
Оборотень загадочно улыбнулся. Он напускает на себя таинственность, а институт, занимающийся сходными проблемами, то есть изучением мозга, скоро сам себе мозги свихнет, пытаясь понять, чем маркиз накачал четвероногого друга: кот непостижимым образом продолжает расти и развиваться, осваивая языки и компьютер. Если так пойдет и дальше, то скоро киска встанет на задние лапки, надев камзол и бриджи, и будет вещать с университетской кафедры доверчивым студиозусам. Тысячу раз был прав Глеб, когда предлагал посадить дуб — как раз бы вырос к этому времени.