— Но ведь в санатории пациентам тоже все подают готовым, — заметила Эрмин. — И это, похоже, тебя не раздражало.
— Это не одно и то же, — отрезал он.
— Я знаю Мирей много лет, — сказала Лора. — Она очень добрая и внимательная. Я не смогу обойтись без нее. Кстати, она уроженка Тадуссака.
Жослин промолчал. Он пытался представить себя в этом доме, в Валь-Жальбере, рядом с женой, дочкой, Шарлоттой и домоправительницей. Лора, обиженная его молчанием, снова вспомнила о Хансе. Было очень трудно, даже невозможно вычеркнуть любовника из жизни за несколько часов.
«Еще вчера мы были вдвоем здесь, в этой комнате. Я говорила о праздничном банкете, который последует за церемонией бракосочетания. Как мы смеялись! И эта его милая привычка без конца брать мою руку в свою и целовать пальцы… Часто он играл на фортепиано, очень тихо, и всегда — мои любимые вещи. Господи, что с ним творилось сегодня! Он всегда был само спокойствие и выдержка…»
— Тошан и Тала скоро приедут, — сказала Эрмин, которая испытывала и радость, и смущение. — Они тоже удивятся, узнав, что папа вернулся.
— Прекрасный повод собраться всем вместе! — воскликнула Лора. — Мы объясним им, что произошло. Дорогая, я давно мечтаю познакомиться с матерью твоего мужа. Надеюсь, ей у нас будет комфортно…
Жослин кивнул. Он один знал точно, что Тала не приедет. Она обещала ему. «Когда сын соберется везти меня в Валь-Жальбер, я скажу, что не могу ехать с ним, — сказала индианка теплым, слегка хрипловатым голосом. — Он не станет принуждать меня. Об этом можешь не беспокоиться».
Эрмин с нетерпением ждала Тошана. Молодая женщина не знала, как видят ее родители свое ближайшее будущее, но сама она хотела как можно больше времени проводить с любимым супругом.
— Завтра мне нужно отменить церемонию, приглашения и все остальное. Если хочешь, Жослин, мы можем очень скоро начать совместную жизнь.
Это было сказано доброжелательным тоном, однако в нем чувствовался потаенный страх. И мужчина понял, в чем дело.
— Нам некуда спешить, — отрезал он. — И если это случится, то не здесь. Этот дом мне не принадлежит, и я всегда буду чувствовать себя здесь посторонним. Нужно продать его и купить жилье в Робервале. Это замечательно — жить на берегу озера Сен-Жан.
— Никто не купит этот дом, Жослин! — возразила Лора. — В Валь-Жальбере осталось порядка пятидесяти жителей, их дома расположены вдоль региональной дороги. Этот квартал давно опустел, и только Маруа являются собственниками своего дома на улице Сен-Жорж. Я намерена оставить этот дом Эрмин.
— Если так, составь на ее имя дарственную, зачем ждать? Я не собираюсь доживать свои дни на деньги Фрэнка Шарлебуа.
Вошла Мирей с дымящимся блюдом, и дискуссия затихла.
— Фрикасе из курятины с брюквой, мадам! Брюкву принесли с огорода Жозефа Маруа, она очень хороша!
Лора рассеянно кивнула. Она и не думала, что деньги, а также имущество, которые она унаследовала от второго супруга, могут стать проблемой. Эрмин решила, что с нее хватит и будет лучше, если она пораньше ляжет спать. Но трапеза была не закончена, и молодая женщина попыталась разрядить обстановку.
— Вы обязательно придумаете, как быть, — сказала она ласково. — Но тет-а-тет. Меня это совсем не касается. Может, расскажете мне о своем медовом месяце или о том, как жили незадолго до моего рождения? Только что, в гостиной, папа рассказывал мне о своих планах, когда я была младенцем. Это было очень трогательно. Ты никогда не рассказывала мне подробно об этом времени, мама!
— Скажем так: я не решалась, дорогая. Это глупо, знаю! Но теперь, когда ты сама мать, я не буду смущаться. Только не сегодня вечером, хорошо? В другой раз…
— Я могу познакомить тебя со своей семьей, Шарденами, — предложил Жослин. — Моего отца звали Констан. На прошлой неделе я узнал, что он умер.
Молодая женщина сделала гримаску.
— Я знаю. Первое письмо, которое я получила, было подписано «Констан Шарден». Второе написала твоя сестра Мари.
— Бедная моя Мари! Она осталась старой девой и теперь преданно ухаживает за больной ревматизмом матерью, которой семьдесят пять лет. Мари каждый месяц приезжала ко мне в санаторий. Мне понадобилось захворать, чтобы она простила все мои так называемые прегрешения, особенно брак с Лорой.
Эрмин подавила вздох. Никогда ей не забыть, что написала в своем письме Мари Шарден, а последние строки она знала наизусть:
«Я признаю, что вы не виноваты в грехах ваших родителей, поэтому буду за вас молиться. Вы носите наше имя — это оскорбление, которое заставляет меня бесконечно страдать, но ваша мать и так обесчестила его навсегда. Да будет милостив к вам Господь».
— Я рада, что мы встретились, папа, — сказала молодая женщина тепло, — но не думаю, что твои мать и сестра когда-нибудь захотят со мной познакомиться.
— Все в жизни меняется, — возразила Лора. — И доказательство тому то, что ты, Жослин, со мной. И дочь хочет услышать наши воспоминания. О чем же мы ей расскажем?
— Я бы рассказал, что в день ее крестин, в феврале 1915 года, была метель, — сказал Жослин. — Настоящая снежная буря! Знай, моя маленькая Эрмин, что я нес тебя в церковь под своей накидкой из толстого драпа. И был очень горд. А твоя мать выглядела изумительно: я подарил ей шапочку из белого меха. Думаю, в тот день я чувствовал себя самым счастливым мужчиной на свете.
— А потом мы пошли обедать в гостиницу с рестораном, — подхватила Лора. — Ты была таким спокойным ребенком, дорогая! Ты спала у меня на руках, такая красивая в своем платьице с кружевами. Я благодарила Бога за то, что он послал мне столько счастья!
И супружеская чета обменялась взглядами, полными бесконечной грусти. В этот момент оба они горько сожалели о том, что им пришлось расстаться. Жослин, похоже, угадал мысли своей жены, поскольку сказал едва слышно:
— Мы могли бы быть так же счастливы, без всех этих лет разлуки! Господи, я все потерял из-за своей трусости!
— Не говори так, Жослин! — сказала Лора с возмущением. — Как ты мог забыть, что я и только я виновата в том, что случилось? Ты хотел спасти меня от моей презренной участи, ты женился на мне. Неудивительно, что ты решил, будто убил этого человека, моего мучителя. Но подумай сам, если бы ты не полюбил меня и не стал от него защищать, ничего бы не случилось. По сути, твои родители и сестра были правы, из-за меня ты погубил свою жизнь. И как теперь быть с прошлым, которое нас разделяет? Ты не хочешь жить здесь, ты злишься на меня из-за того, что я богата, элегантно одета и так не похожа на ту Лору, которую ты некогда обожал. И у тебя есть на это право! Самое ужасное то, что я никогда не смогу снова стать молодой женщиной, которая зависела от тебя во всем. Я никогда не стану той Лорой, которую ты любил!
Щеки Эрмин пылали. Она допустила ошибку, попросив родителей рассказать что-нибудь об их общем прошлом. Жослин оторопело смотрел на Лору.
— Я ничего подобного и не требую! Господи, Лора, нужно ли рвать друг другу сердце, вспоминая о прошлых ошибках? Я тоже изменился. Многие годы я колесил по Канаде и Штатам, пребывая в уверенности, что убил двух человек. На моей совести была смерть Банистера Дежардена и твоя, что переживалось куда тяжелее. Я пил карибу, пока не падал пьяным под стол, иногда ввязывался в драку. Я стал жестоким, раздражительным, подозрительным — в некотором роде парией. Об остальном я говорить не хочу, по крайней мере, в присутствии дочери.
Приход Мирей снова заставил его замолчать. Домоправительница принесла десерт. Лора к своей тарелке так и не притронулась.
— Может, еще не пора, мадам? — вежливо поинтересовалась экономка.
— Нет, я не голодна, можешь убирать посуду.
Мирей поставила перед каждым огнеупорную чашку с яблочным компотом, накрытым «крышечкой» из запеченных в духовке взбитых белков.
— Шарлотта обожает этот десерт, — заметила Эрмин. — Я отнесу ей свой, уверена, она еще не спит. В общем, я иду спать. Не сердитесь на меня, я очень устала.