— И это единственная причина твоего прихода? — удивилась Лора. Лицо ее окаменело. — Ты не хотел поскорее увидеть меня, познакомиться с дочерью? Жослин, нам так много надо сказать друг другу! Ты должен знать обо мне всю правду. Много лет у меня была амнезия. В Монреале я вышла замуж за человека гораздо старше меня, Фрэнка Шарлебуа. Когда он умер, я унаследовала его состояние. Судьба жестока — незадолго до этого ко мне вернулась память. Это было три года назад. Используя свои деньги, я перевернула небо и землю, чтобы разыскать вас — тебя и наше обожаемое дитя. Сведения об Эрмин я нашла без труда благодаря монахиням из Шикутими, но ты! Ты словно исчез с лица земли! Ты не забрал свой вклад из банка в Труа-Ривьер, никто тебя не видел. В полиции на тебя досье не нашлось. Что до твоих родственников, то они даже не соблаговолили ответить на мои письма!

— Зато ответили на мои! — вмешалась Эрмин. — Я написала своим бабушке и дедушке в надежде, что они захотят со мной познакомиться, но они наотрез отказались. Они отвернулись от меня, хотя я ни в чем перед ними не провинилась. И мне было очень больно…

— От себя добавлю, Жослин, что твоя сестра, недолго думая, в письме рассказала Эрмин о моем ужасном прошлом. Так что теперь она знает все, и обо мне, и о тебе. Из-за этого письма чуть не случилась трагедия…

Лора опустила голову. Позже она расскажет своему вновь обретенному супругу о событиях, последовавших за получением письма от семьи Шарден.

«Эрмин решила умереть, сбросившись вниз с вершины водопада, но упала я, а не она. И Ханс спас мне жизнь. Бедный Ханс! Что будет с ним, когда он узнает?»

Жослин был удивлен услышанным. И искренне взволнован.

— Мне очень жаль! — воскликнул он. — Моя мать поступила дурно, из-за ее жестокосердия и ограниченности мы потеряли столько времени! Но больше всех страдала ты, Эрмин! Доченька, прости! Выслушай меня. И ты тоже, Лора, а потом поступайте как знаете. Я хочу все объяснить и сознаю всю тяжесть моих ошибок. Потом мы вместе решим, что делать. Если ты и вправду хочешь выйти замуж, Лора, нужно будет развестись. Ты же, Эрмин, сможешь презирать меня.

И Жослин стал рассказывать, Бессознательно надеясь смягчить сердце дочери, он начал с вечера, когда оставил ее на пороге монастырской школы.

— Это был самый тяжелый момент в моей жизни, — сказал он со слезами на глазах. — Ты была укутана в теплые меха и выглядела хорошенькой, несмотря на жар, изнурявший твое тело. Я все время целовал тебя, любовался тобой. Ты была моим самым дорогим сокровищем, и я любил тебя всей душой! Как ты лепетала! Я укачивал тебя, ласкал, давал тысячу обещаний, которые в будущем не выполнил, — вернуться и забрать тебя, если смогу, писать тебе письма. Сердце мое разрывалось от тоски. Лора была больна, ты тоже. Я надеялся, что монахини тебя спасут. Ты должна мне верить, Эрмин, я отдал тебя на попечение монахинь только потому, что твердо верил: это наилучшее решение. И, возможно, единственный способ спасти тебе жизнь. Но я ошибался с самого начала. Мне не нужно было бежать из Труа-Ривьер, увлекая твою мать и тебя за собой в безлюдные дикие места. Моя бедная Лора, ты никогда не жаловалась, хотя тебе пришлось мерзнуть ночами, выносить метели и голод, и, что еще хуже — припадки гнева бродячего пса, которым я тогда был.

Слушая отца, Эрмин рассматривала его лицо. У Жослина был низкий звучный голос, сейчас вибрировавший от волнения. Враждебность, в которой молодая женщина закрылась, как в панцире, понемногу таяла по мере того, как мужчина вел свой трогательный рассказ. С каждой минутой это лицо становилось ей роднее, в то время как его золотисто-карие глаза старались поймать ее взгляд и прочесть в нем прощение.

— Я дорого заплатил за мои ошибки, — продолжал он. — Самая большая из них, Лора, это то, что я считал себя убийцей. Я не мог дождаться, когда наконец скажу тебе это. Я не убил того человека, Банистера Дежардена. Десять лет назад я случайно встретил его на улице в Труа-Ривьер. Я был там проездом и на следующий день собирался уехать. Тогда он отделался несколькими швами на голове. Мы оставили его на мостовой, да, но он был не мертв, а всего лишь потерял сознание. Помнишь, как я запаниковал? Я словно с ума сошел, представляя себя в тюрьме до конца моих дней, в то время как вы с Эрмин окажетесь без моей поддержки! Как я сожалел о своей трусости! Мне следовало пойти в полицию, объяснить, что произошло, и ничего страшного бы не случилось. Наша жизнь пошла прахом из-за этого случая, из-за моего страха, что меня признают преступником. А ведь мы могли бы жить счастливо, в мире и покое. И вместе воспитывать нашу дочь. Ужас! Столько прекрасных лет потеряно безвозвратно!

Жослин неловко утер слезы, струящиеся по щекам. Лора тоже плакала. Для нее это оказалось слишком.

— Ты был невиновен? — сказала она. — Господи, это не просто ужас, это катастрофа! Она разлучила нас, а наше единственное дитя выросло, не зная своих родителей!

Эрмин растроганно смотрела на них. Она осознала масштаб их семейной трагедии.

«Мои родители! — думала молодая женщина. — Впервые я говорю эти слова, когда они оба рядом со мной…»

И она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Я думаю, вам не помешает подкрепиться, — более доброжелательным тоном сказала Эрмин. — Пойду принесу джина и печенья.

— Спасибо, дорогая, — отозвалась Лора слабым голосом. — Я совсем без сил.

Молодая женщина вошла в кухню. Неутомимая Мирей как раз чистила картошку.

— От меня что-то скрывают? С каких это пор мадам принимает в кабинете, а не в гостиной?

Она говорила шутливым тоном, но в нем слышались нотки волнения:

— Если это судебный исполнитель или нотариус, лучше, если вы мне скажете! Мадам разорилась? Меня увольняют?

— У тебя нет повода волноваться, Мирей, — ответила Эрмин. — Ты скоро узнаешь, кто пришел. Это очень близкий родственник.

— Близкий родственник, — пробормотала та себе под нос. — Рассказывай какие хочешь глупости, моя девочка, но я-то не дурочка! Происходит что-то нехорошее, вот что я думаю!

Эрмин решила, что Мирей, верная своей привычке, должно быть, подслушивала у двери.

— Ну ладно, — уступила молодая женщина. — Только не говори ничего Шарлотте и Хансу. Мой отец жив! Жослин Шарден жив! Похоже, он узнал, что мама собирается замуж, и решил приехать.

— Господи Иисусе! — воскликнула домоправительница. — Но, глядя на тебя, я бы не сказала, что ты рада!

— Года два назад я украсила цветами его могилу. Я молилась за него, а он в это время жил где-то… Мирей, мне нужен кофе, джин и что-нибудь перекусить.

— Не нравятся мне твои мысли! Эрмин, у тебя теперь есть мать и отец — чем не повод для улыбок?

— Слишком поздно, — отрезала молодая женщина. — Лучше бы он приехал, когда я жила без родителей в монастырской школе. В канун Рождества я часами смотрела на улицу Сен-Жорж и верила, что вот-вот появится упряжка, которой будет править он, мой отец. Но она так никогда и не появилась. Я зла на него, Мирей, это сильнее меня. Но если бы даже я и хотела обрадоваться, это невозможно — он болен туберкулезом.

В нескольких фразах она рассказала домоправительнице, как познакомилась с неким Эльзеаром Ноле, который, по мнению докторов, был обречен на скорую смерть. Этот человек оказался Жослином Шарденом.

— Он не мог за это время выздороветь, — добавила она. — Думаю, он пришел, чтобы попрощаться. И я не хочу привязываться к нему, если скоро мне предстоит его потерять. Но маме снова придется страдать из-за него!

— Он — твой отец, и ты обязана его уважать, — отрезала Мирей.

— Но для меня он чужой! — возразила Эрмин и расплакалась.

Домоправительница встала, вытирая руки о фартук. В порыве искреннего сочувствия она притянула Эрмин к себе.

— Моя крошка, ты совсем извелась. Я вижу, как тебе плохо. Но надо быть сильной, волнения только начинаются, помяни мое слово! Свадьбы не будет, мсье Ханс упадет с небес на землю. А тебе нужно беречь себя. Думай о хорошем: скоро приедет Тошан, на Рождество у тебя родится чудесный малыш…