— Слова! Это только слова! Мне не надо было возвращаться в хижину Дельбо. Но я хотел знать, кто же похоронен на моем месте. И я увидел Талу, она была одинока. Приближалась весна. Меня словно околдовали…

— А если бы ты туда не поехал, то умер бы от туберкулеза, я бы никогда не увидела тебя и Луи вообще не было бы на свете. Папа, я люблю тебя несмотря ни на что. Я буду защищать тебя, мама поймет. Посмотри, какая красота вокруг! Солнце освещает снега, сияют сосульки на крыше. Ты еще не видел Киону здоровой, когда она улыбается. Это зрелище прекраснее, чем этот пейзаж!

Молодая женщина чуть не плакала. Жослин вдруг понял, что она ни разу не упрекнула его, что она пытается его утешить. Его дочь проявила такое благородство, что он устыдился собственной слабости.

— Я горжусь тобой, Эрмин! — сказал он. — Ты прекрасный человек. Я боялся твоего презрения, но нет, ты, похоже, меня простила.

— Позавчера, в Квебеке, я тебя ненавидела, — призналась она. — Я наконец поняла, почему Тошан был в такой ярости, почему в нем кипело столько ненависти. Это из-за тебя. Но он не говорил мне правду, потому что Тала заставила его поклясться сохранить тайну. Я должна была догадаться… Он отдал чужаку Кьюта, хаски, и сжег твои сани. Что ж, папа, будь храбрым! Поезжай в Валь-Жальбер, поговори с мамой и объясни ей всё, на этот раз всё без утайки!

Жослин поднял глаза к небу. Он отрицательно покачал головой. Вся его дрожащая от холода фигура будто говорила «нет». Эрмин испугалась, как бы он сам не заболел.

— Бедный мой папа, у тебя ужасный вид! Готова поспорить, что ты со вчерашнего дня ничего не ел. И даже не переодевался.

— Да, у меня под пальто выходной костюм, — угрюмо подтвердил он. — И как ты объяснила мой поспешный отъезд бедной Лоре?

— Мама вовсе не слабая, и ты это прекрасно знаешь, — заметила Эрмин с грустной улыбкой. — Давай вернемся в тепло! Ты выпьешь чего-нибудь горячего. Сестры могут приготовить тебе кофе или чай.

Угрюмое настроение отца и его молчаливое послушание огорчали Эрмин. Она поручила его вниманию медсестры, а сама поднялась на второй этаж, в палату своей маленькой сестрички. Болезнь ребенка разорвала полотно лжи. Эрмин ожидало трогательное зрелище: Тала дремала на кровати, прижимая Киону к груди. Девочка тоже спала, слегка причмокивая во сне губками, похожими на лепестки цветка.

Молодая женщина присела на стул и стала молиться наивными словами, как делала это в детстве.

«Добрый Господь, дай нам мир, сохрани живыми всех, кого я люблю. Я не хочу жить в разлуке со своим мужем, с моими детьми. Отныне я знаю, где мой путь, и больше с него не сойду…»

Жозеф Маруа вовремя успел предупредить Онезима Лапуанта, и тот приехал забрать Эрмин и Жослина из Роберваля на удивительном автомобиле, который смастерил сам, чтобы ездить даже по толстому слою снега. Это был маленький грузовик, вместо передних колес у которого были длинные полозья.

Обратный путь был трудным, их бросало в стороны и подкидывало на пригорках. Дорога была уже, чем в прежние времена, всюду выросли новые деревья, словно желая окружить и завоевать Валь-Жальбер — поселок-призрак.

Эрмин была на удивление словоохотлива, скрывая за притворной веселостью свою нервозность. Чем ближе становилась цель их поездки, тем сильнее она боялась встречи с матерью.

— Табарнак! — выругался Онезим. — Видел только что Шарлотту, потому что это я забирал все семейство из Шамбора. Моя сестра выросла, настоящая мадемуазель, с хорошими манерами! Вы уже знаете, что наш отец умер месяц назад? По крайней мере, оттуда, где он теперь есть, папаша не сможет опустошать мои запасы карибу! И никому больше не причинит вреда!

Эта необычная поминальная речь шокировала Жослина. Он перекрестился и сердито посмотрел на водителя.

— Я ей сказал, что может приходить в дом, когда захочет, — добавил он серьезно. — Отец больше не будет к ней цепляться.

— Она поступит, как посчитает нужным, — ответила Эрмин. — Примите мои соболезнования.

— Спасибо, но я-то и слезинки не пролил! А у Маруа тоже новости: Симон разорвал помолвку со своей девушкой. Если спросите меня, то я считаю, что этот парень никогда не женится!

— У него еще есть время, — отозвалась молодая женщина.

Они въехали в Валь-Жальбер. На улице было темно. Жослин попросил Онезима высадить их возле того места, где раньше находилась церковь. Само здание давно снесли, но осталось нечто вроде парковки, где часто останавливались автомобили и грузовики.

— Хочу прогуляться немного, — сказал Шарден в свое оправдание.

— В такой холод? — удивился Онезим. — Ну, как знаете!

Эрмин попрощалась с крепким парнем, которого боялась, когда была подростком. Она вдохнула морозный воздух, счастливая снова оказаться в том месте, где прошли ее детство и юность.

«Каждый раз, когда я сюда возвращаюсь, я испытываю приятное волнение, — подумала она. — Однажды я покажу мой дорогой поселок Кионе. Благодарение Господу, она поправится!»

Единственным щитом от неотвратимой ярости Лоры для Эрмин была обворожительная картина, запечатленная в ее памяти: личико Кионы. Ближе к вечеру, когда она вошла в палату попрощаться с Талой, то с удивлением увидела, что маленькая больная сидит, уцепившись за складки простыни всей силой своих крохотных ручек. Жослин, который тоже был в палате, поддался непреодолимому очарованию ребенка. Он стоял и смотрел на нее как зачарованный.

Для своих десяти месяцев Киона демонстрировала удивительную волю к жизни и желание веселиться. Несмотря на то, что она еще часто кашляла и в ее маленькой груди слышались глухие хрипы, малышка улыбалась.

«Я не найду подходящих слов, чтобы описать эту крошку, — думала молодая женщина. — Ее улыбка — самая нежная в мире, самая красивая! Она вся светится, даже когда нездорова! Какое облегчение, что худшее позади. Доктор сказал, что она вне опасности. Следующим летом она сможет играть с двойняшками, у них всего два месяца разницы. Как это будет умилительно!»

Жослин поддерживал Эрмин, поскольку снегоступов у них не было и идти было тяжело. И все же они наконец добрались до крыльца большого дома. Его окна ярко светились в темноте. Из гостиной доносились детские крики. Они бесшумно проникли в коридор с навощенным паркетом. Мирей уже суетилась на кухне, это было ясно благодаря аппетитному аромату.

Лора сидела в гостиной у печки. Зимой это было ее любимое место. Она чинила кружево на домашнем халате. Можно было подумать, что женщина никогда и не уезжала из поселка. Шарлотта украшала елку, вокруг нее сновали двойняшки и Мукки. Мальчик пытался снять шарики из разноцветного стекла, висящие на нижних ветках. Он был очарован их мягким сиянием.

— Все у нас по-старому! — радостно воскликнула Эрмин. — Можно подумать, мы никогда и не ездили в Квебек!

Ее мать не ответила. Жослин не осмеливался подойти к супруге.

— Пойду переоденусь, — сказал он.

— Советую тебе остаться! — отчеканила Лора. — И тебе тоже, Эрмин. Шарлотта, иди наверх, к Мадлен и Луи. Да поторопись, елку нарядишь позже.

Девочка поспешила подчиниться. Мирей, заглянувшая было в гостиную, тоже получила распоряжение:

— Помоги Шарлотте, ей не поднять двух малышек одновременно. А потом ты спустишься и закроешься у себя в кухне. Мне нужно спокойно поговорить с мужем и дочкой!

Эрмин сняла шубу и шапку. На сердце у нее стало тяжело. Отец ее не двигался с места, уставившись на угли в печном окошке.

— А где Бадетта? — спросила молодая женщина. — Мама, да что с тобой такое?

— Бадетта приедет завтра, ночным поездом. Она хорошо воспитана и подумала, что нам нужно устроиться и подготовить дом к приему гостьи. А теперь я расскажу, что со мной. Хочу задать вам двоим один вопрос: вы принимаете меня за идиотку?

Они озадаченно уставились на нее. Лора показалась им очень красивой в своем гневе. В ореоле шелковистых волос, снова выкрашенных в платиновый блонд и коротко стриженных, ее прозрачно-голубые глаза сверкали. Она сидела очень прямо, словно была готова отразить любой удар.