Сверкает что-то небывалым светом да неземным сверканьем. Да не железным или медным, а прямо-таки чистым золотом блещет горка песка на старой рогожке.

Обмер наш Гаврилушка от нежданного подарка, дух ему весь перехватило. Не верит он еще глазам своим и смотрит с превеликим вниманием на чудо. Так и есть!

Уложено перед пришельцем на сырой земле богатство – не богатство. А ни в сказке сказать, ни пером описать.

Сокровище золотое там лежит. Большая горка из ценного-драгоценного песочка. Словно парчу древнюю кто-то расстелил на рогожке. Матушка! А сверху-то, сверху!

Насыпаны запросто разные самородки. И не простые, а наши, богунайские. Зовутся они золотыми тараканами среди старателей. Желтоватую спинку видно на них. Видны еще подобия малых ножек. И даже будто с глазками блестящие головенки у них.

Отмыли все сокровище давно еще. Сверкает оно и блестит да переливается в ладошке искрами на все золотистые лады.

Сгинул, видно, хозяин великого клада золотого. Пропал где-нибудь в медвежьей или волчьей стороне или с разбойником лихим, басурманом, на узкой тропе не поделился. Бывает всякое, на то она и дремучая тайга суровая.

А как нет владельца, то чего добру пропадать, бери для пользы дела.

Возомнил уже Гаврилушка, что пришло на него великое счастье. Пригляделся и удивился.

Венчается золотая горка самыми большими в наших местах самородками. Прозвали их лошадиными головами. Сами они, драгоценные, умещаются на детской ладошке. Поражает же вид такого золота, чудесный и предивный. Имеются на лошадиной голове и глазки, и малые зубки рядочком в приоткрытом ротке. Найдешь на месте даже ушки золотые.

Страх даже пробирает. Как получается в природе такое? Выплавляет словно какой-то искусник игрушки из золота и во глубине сырой земли прячет. Красота. Тайна.

Любуется сибиряк несметным да несчетным тем богатством. Позабыл про все на свете. Возмечтал серьезно да с полным размахом.

Освободит его золото от бед мирских. Начнет Гаврила Аристархов новую жизнь при мощном капитале. Перейдет богач сразу в купеческое сословие, да на первые места.

Золото настоящее в смуглых ладонях так и искрится, играет, так и манит в широкую новую жизнь-праздник.

И сколько же его здесь? Куда хозяин прежний подевался?

Даже на глазок прикинь – и то, может, два пуда наберется.

Мелькнуло еще в головушке последнее сомнение. Поторопился новый владелец проверить свою ценную находку. Есть на то способ старый и простой. Поднял Гаврила с горки лошадиную головку, поднес ко рту и на белый зуб попробовал.

Нет, точно, смотри-ка ты, настоящее оно, подлинное. Поскреб еще острым ножом и убедился, что наградила крестьянина матушка-природа таинственным кладом.

Пересыпал Гаврилушка драгоценное золото в чулочек шерстяной, вязаный. Взял поначалу немного. Подошел к выходу, примерился, обдумал, как вылезать будет. И пожалел.

Показалось ему, что мало прихватил он богатства. Лежит себе оно, родимое, тут запросто и всякому любопытному доступно.

Нет, надо удаченьку свою не пропустить. Три раза вот так возвращался счастливец наш за сокровищем. Пока не набрал, сколько могло за пазуху войти.

Снял всю вершинку горки золотой. Стал наверх выбираться. Пришлось потрудиться, но все же кое-как до белого света по камешкам да выступам удалось охотничку добраться до краю.

Выпорхнул Гаврилушка душой на поляну и, не помня себя и ног под собой не чуя, домой полетел.

Лесом-лесом, да и вышел на радостях к родной Сокаревке. Облаяли его сельские собачонки, переглянулись меж собой соседки.

А Гаврила и не видит ничего, спешит женушку обрадовать. Работящая хозяюшка у него. Следит, чтобы в семью добро приносил. Думаешь, раз любит мужичок выпить, значит, можно ему указывать и ждать от такого нечего, кроме убытка. Смотри же! Покорятся скоро все Гавриле! Будет он всем кормилец и великий благодетель. Оденется в жилетку с цепкой золотой. А на ней часы луковкой.

Толкнул хозяин калитку и на сосновое крылечко взошел. Распахнул широко дверцу и жену зовет: «Полинушка! Есть разговор». Потребовал из светлицы детишек увести и еле дождался, пока Полинка с ними управится. Вернулась женушка и сама не утерпела узнать про охоту, что там стряслось.

Усадил ее счастливец за стол и дрожащей рукой из-за пазухи находку вытянул. А уж из чулка так и сыпется на стол обеденный струя золотая.

Всплеснула красавица Полина белыми ручками. Отродясь таких сокровищ не видала. Страшно. И чудно.

Щедрой рукою рассыпал перед красавицей-женою счастливец гору золотую. Никогда не бывало в избе такого богатства.

Мерцает снизу тускло скромный песочек. Венчают вершинку горки блестящие золотые тараканы – самородки богунайские.

А на самом верху уложил Гаврила славные лошадиные головы. Сияют они золотыми глазками. Стихло все в крестьянском доме.

Заломила Полинушка белые рученьки. Батюшки! Откуда же этакое великое и страшное сокровище да богатство? Не сыскал ли клад подземный от лихого разбойника? Нет, ума не приложить к такому чуду.

Смеется усталый хозяин и отвечает не спеша. Провалился, говорит, сам я в лесную шахту.

Сразу не выбрался и решил осмотреться. Оставлено там было на самом дне сокровище золотое. Брошено на многие лета. Проверил я все как есть. Золото настоящее.

Куда там хозяин делся, что и как – неизвестно. Одно для Гаврилы важно. Разбогатеем мы. Станет Гавриил Аристархов первым на деревне купцом. Прославится по всему уезду, а то и дальше. Торговать будет серьезно. Оденет семью в шелка. Сапоги себе хромовые купит и часы на цепочке, с музыкой.

Хвалился еще долго счастливец грядущими базарами да ярмарками, обозами да лавками.

Размечталась совсем и работящая Полина. Забылась на кисельном бережке молочной реки. Тут рак-то и свистнул.

Вдруг потрепал ее муженек по белой ручке. Заблестели хитрые глазки его себе на уме. Говорит он ласково так: «Ступай-ка, милая женушка, к той моей бабке винокурихе. Подай ей от Гаврилы золота и пусть нальет для меня самого лучшего самогона. Да пусть не жалеет, сразу три полных штофа наливает. Плачу золотом. Так-то!»

Опустила добрая Полинка от стыда ясные очи. Поняла, откуда хмельной ветер дует. Рано упало на буйную головушку страшное богатство. Любил и раньше выпить, а теперь и вовсе утонет. В общем, раздавит золотая гора сластолюбивого Гаврилку. Захлебнется и пикнуть не успеет. Не знает весельчак премудростей трезвой жизни. Пока думала, а уж хозяин ее выхватил прямо из горки хороший самородок. И, не долго думая, жене распрекрасной вручил.

Как будто для путнего дела. Чудной такой. Увидела глазки его Полина. Покачала умной головой и, вздыхая, сказала сущую правду: «Ну все, как начнешь ты пить, и не увижу я белого света».

Тяжело переживала она питейные безобразия. Правильно заметила. Как возьмется, бывало, почтенный супруг за штоф, так пиши пропало. Убегает из дому и кот, и покою нет, и денег не сыщешь.

Правда все. А муженек и спорить не стал, потому как вскоре сделался навеселе. И пил целых две недели. Отказать ведь не мог себе совершенно в спиртном напитке. Заливалась работящая Полина с детьми на печке горючими слезами.

Пролетели те черные две недельки за плотскими увеселениями. Хорошо погулял наш сибиряк. Да, видно, в последний раз. Сколько ни пил крестьянин, а забыться от липкого страха не мог. Подкралась к сердцу смертная тоска. Уплыли от него сладкие мечты. Понял вдруг наш богатей, что выходит из него жизненная силушка и не может никак вернуться.

И вот как первый колокол грядущей беды ударил.

Очнулся однажды Гаврила серым утречком после скромных тех седмиц, а на сердце кошки скребут, решил прихорошиться с похмелья березовым гребешком. И вот что из того получилось. Прихватил гребнем волнистую русую прядь. Потянул, чтобы расчесать, да так и ахнул. Так и сел. Выпали разом из буйной головенки кудрявые пяди. Взялся в испуге хозяин поверить и другие пряди на прочность.

И понял, что ничего не осталось. Пришел волосам горький срок. Выпали родные волосы как один. Остался бедолага, как древний старичок – без единого родного волоска на макушке. Прямо беда.