Сразу за усадьбой поставили ульи, организовали пасеку. Здесь же соорудили мшаник для хранения пчелиных домиков зимой.

Через два года просторный дом из четырех комнат с множеством сараев и сарайчиков стоял посреди переселенческой усадьбы, огороженной частоколом из тонких бревен. При доме были устроены: сыроварня, колбасная, коптильня, сушильня для рыбы, чуть подальше большое гумно для обработки снопов ржи и пшеницы, урожай обрабатывался не спеша всю долгую сибирскую зиму…

В доме красовались деревянные кровати, диваны и шкафы, сделанные отцом и братьями, своими руками изготовляли плетеную посуду для хозяйства: корзины и сумки…

Из лозы плелись кресла для отдыха, которые в летнее время ставили во дворе, перед домом. Вскоре купили на ярмарке в Канске цветных кур, шумно разгуливающих в огороженных птичниках, радующих всех домочадцев.

Из озера, неподалеку, привозили курам ракушки и галечник. Нестись птицы начинали с февраля, на праздник Пасхи уже красили обрядовые яйца.

Случалось, приходили лихие люди – обычно спрашивали продовольствие, – наверное, бездомные или беглые. Ян Янович всегда давал свиные окорока, картошку, сыр, копченую рыбу. Неизвестные люди исчезали надолго, чтобы появиться через год.

Зита Яновна Брэмс вспоминает: «Вдоль стен холодного чулана укреплялись жерди, очищенные от коры. На них надевались белые калачи, которые не портились на морозе. Моя мама всегда просила меня принести калачей к вечернему чаю, а мне доставляло удовольствие снимать калачи с жердочки».

Мед переселенцы применяли вместо сахара, сахар тогда очень ценился, а мед – не особенно, его было в изобилии. Заготовляли на зиму копченые тушки рябчиков, уток, глухарей. Дикой птицы водилось множество, только успевай ловить.

Но главной заботой родителей были посевы, хотя посевы принадлежали частнику, их приезжали смотреть агрономы из губернии, два раза в лето… Сажали ежегодно пшеницу, рожь, гречку, овес, лен, коноплю. Из конопли делали конопляное масло и плели веревки.

Климат оставался почти без изменений, и не помнит Зита Яновна, чтобы не уродилась пшеница или рожь. Картошка частенько давала неурожаи, но чтобы зерновые не уродились – не случалось. Всякое зерно вручную убирали, возили осенью на гумно связанный в снопы урожай и всю зиму обмолачивали не спеша. Здесь получалось безотходное производство, где и мякина, и солома, и зернышки, конечно, – все в дело применялось.

Когда купили овец, началось для переселенцев новое время. Овечью шерсть пряли тоненько, ткали сукно на ткацких станках дома и шили костюмы. Сукно красили красками, купленными в магазинчике Литвяковых, в деревне Сокаревка, где сейчас нынешние сады.

Очень любили заготовлять опята, которые собирали возами. Грибы сушили в духовке русской печки, после убирали на полати, как зимний припас. Бруснику в бочках не вносили в дом, ягода стояла прямо на улице или в огороде. Интересно решалась переселенцами проблема моющих средств. Мыло магазинное, туалетное покупалось крайне редко, только в подарок на большие праздники. Крестьяне варили мыло сами из жира и соды, добываемой у железнодорожников, дежурных по станции.

Для стирки пользовались специальным раствором березовой золы в кипятке, называемой щелоком. Разводился щелок в огромной бочке с притертой пробкой, белье замачивалось в таком растворе на сутки, а затем отстирывалось. Стирка считалась мужской работой, как одна из трудоемких.

На покос, жатву, сев одевались в белые, чистые одежды, готовились как на праздник, читали молитвы об умножении плодов земных, благодарили матушку природу и Бога. Иногда вызывали священника из села Заозерного для освящения серпов, кос, семян, дома крестьянского.

В тихие вечера после трудов праведных любил Ян Янович посидеть на скамье, устроенной на берегу быстрого Кана. Сверкающая гладь водяного простора, красноватые скалы, вечнозеленые кедры и сосны… Кружились над быстрой водой белые речные чайки, гнездились в обрывистых берегах стремительные стрижи и ласточки. Можно было любоваться сибирскими ланями, приходившими на водопой к Кану. Многие виды ланей и оленей исчезли совсем с территории Богуная, а было их более десяти.

Особенной красотой и доброжелательностью к человеку отличались толстороги. Это вид таежных коз с огромными загнутыми рогами, коричневым окрасом шерсти. Дикие толстороги позволяли человеку подходить к их стадам достаточно близко, а самки даже рожали детенышей возле крестьянских подворий, надеясь найти человеческую заботу в трудное время о своем козленке.

Сохранились воспоминания старожилов о прирученных бурых козах, доившихся чистыми сливками, желтого цвета. Молоко застывало в посуде, как сметана и имело высокую жирность, такую, что на нем жарили блины. Поселенцы старались не губить природу без нужды, прикармливали в стужу оленей и ланей.

Разводили дикого глухаря, который легко приручался, а спустя восемь месяцев достигал пяти килограммов веса. Кормились глухари всеми видами хвои, а гальку и ракушечник им насыпали тот же, что и домашним курам. Необычность глухаря состояла в его морозостойкости, птица не нуждалась в теплом сарае, не требовала большого количества зерна, довольствуясь зерновыми отходами. Кроме того, таежная птица имела необыкновенной красоты оперение, из которого изготовляли чудесные украшения и сувениры. Таежные глухари не улетали от людей, хотя могли это сделать. Дети переселенцев с других хуторов приходили просто смотреть на таежных красавцев. Замечательная птица глухарь!

Ян Янович полюбил сибирскую землю, отдал ее пашням все силы свои и был счастлив судьбой крестьянина.

Недалеко от плотины ГРЭС есть на обрывистом берегу скамейка. Сработана из листвяжных плах, скобленных топориком, установленных на каменные опоры. Рыболовы часто отдыхают на ней, не подозревая, что это и есть скамья хозяина Яна с исчезнувшего хутора Нижняя Лебедевка. Нет на земле Яна Яновича, но не заросли его пашни, служат людям.

Поведала мне старая бабушка Агафья в доверительной беседе про то, что сама видела и слышала.

Выдался тогда тихий зимний вечерок, засиделись мы, но и причина случилась. Не восемьдесят, не девяносто лет от рождения было бабушке Агафье, но сто первый стукнул! Дивные дела Господа!

Молодым всегда интересно узнать, что было, когда их не было. Мчится кипящее время, исчезает пустое, забывается мелкое. Но богунайское чудо отмывается, как золотой самородок, сияет ярче непонятой тайной.

Откроем по порядку.

Родилась бабушка Агафья в семье сибирского священника в селе Заозерном. Приняла от родителей самое доброе, христианское воспитание, без которого не смогла бы и понять, и оценить приключившееся таинство. А случилось все на холмах богунайских.

В то время умножалась ежегодно рыба в реках, птица в лесах. Разводился всякий пушной зверь в кедровой, в зеленой тайге, которую вырубали потом долго, но все-таки вырубили полностью. Пригодилась матушка-природа в смутные времена государственных переворотов. Только начались в столице гонения, сразу к нам, в дальнюю сторонку сибирскую, редкие люди приехали. От несчастья бежал народец, оставаясь в глухих сибирских заимках.

Приехали тогда в Сибирь духовные лица. Совесть народа, образованные ученые священники, монахи из Троице-Сергиевой лавры. Тогда, во времена оные, священникам трудно пришлось.

Служили они отечеству, мораль и законы веры предков проповедуя. Но не поняли их в стране, за двух-трех нечестивых всех праведников, без разбору, решили предать на истребление.

Прибыли в наши богатые края редкие эти люди и расположились рядом с зимовьем староверов, на Богунае. Судьба духовных лиц перекликалась с судьбой староверов, не изменивших веру собственную в гонениях царских. Приезжие монахи взялись за постройку. Вскоре поднялся вокруг поляны за третьим холмом крепкий частокол, а за ним избушки бревенчатые. Украсила скромное монашеское поселение просторная деревянная церковь. Приходили в новый монастырь удивленные крестьяне из местных деревень. Нравилось простым людям радостное место. Порядок, природная красота не испорчена, тропинка петляет между кедров могучих, белочки прыгают ручные, птицы поют, цветы лесные благоухают.