Так бы и уехал в свой Тольятти Леня Баскин, увезя с собой драгоценнейшие сведения, которые стали основой для разоблачения очень опасного преступника. Уехал бы, потому что, несмотря на свою показную храбрость, твердо решил как-нибудь перебыть в милиции до рассвета и сразу — на вокзал. Больше Леня не хотел испытывать судьбу, бог с ней, с этой «Явой». Уехал бы, не существуй в милиции твердый порядок — о всех происшествиях на территории каждого отделения милиции для ориентировки регулярно докладывать дежурному по городу. О случае с будто бы учиненной стрельбой в районе гостиниц ВДНХ было тоже сообщено. Представителем от уголовного розыска в комнате дежурного по городу был в эту ночь Петя Кулешов.

— Баскина этого ни в коем случае отпускать нельзя, — сейчас же отозвался он на звонок из отделения. — Пусть уложат поспать на несколько часов, а утром я его заберу. Может, и аукнется по одному серьезному делу.

— На, сам давай команду. Это твое ведомство, — передал трубку Кулешову дежурный по городу.

Дело, о котором упомянул Петя, было весьма неприятным. Это произошло с неделю назад в Подмосковье, на шоссе, неподалеку от водоохранной зоны. Двумя выстрелами в упор из охотничьего ружья шестнадцатого калибра был тяжело ранен в своей будке инспектор ГАИ. Преступник, овладев милицейским оружием — пистолетом Макарова и патронами к нему, скрылся.

На звуки выстрелов быстро подоспел, к счастью, оказавшийся неподалеку другой постовой. Он сейчас же вызвал «Скорую помощь» и опергруппу. Жизнь раненого милиционера удалось спасти. Но опергруппе не очень повезло. После долгих и трудных поисков были все же найдены два предмета, которые могли иметь — очевидно, имели! — прямое отношению к преступлению: обгорелый пыж из толстого серого войлока и свежий отщеп от ружейной ложи. С максимальной долей вероятности (во всяком случае, до заключения экспертизы) можно было утверждать, что пыж из того самого патрона с крупной дробью, которым было заряжено ружье преступника. Что касается щепы, то и мнение экспертов не надо было ожидать, чтобы сделать вывод: этот кусок дерева, покрытый с одной стороны темно-вишневым лаком, а с другой желтевший рваным изломом, формой своей тоже говорил, что был недавно частью ружейной ложи и отбит от нее в результате сильного удара.

Полную вероятность этого подтвердил и Михаил Никитович Цветков, раненный преступником инспектор ГАИ. Как только пришел в себя, Михаил Никитович потребовал, чтобы к нему немедленно вызвали сотрудников угрозыска. Он сообщил:

— Поздним вечером, когда на шоссе никакого движения не было, я зашел в будку погреться. Неожиданно дверь будки кто-то распахнул и, когда я шагнул навстречу, дважды выстрелил в меня из ружья с коротко обрезанными стволами. Я упал, но сознание еще не потерял. Когда неизвестный, наклонившись надо мной, принялся вытаскивать из кобуры пистолет, я вступил с ним в борьбу. Тогда преступник, отбросив меня в угол, двумя руками стал наносить мне беспорядочные удары ружейным прикладом. И я лишился чувств. Никаких особых примет преступника я указать не могу. Но заметил все же, пока был в памяти, что сам он высокого роста, физически очень сильный. Одет в суконную темную куртку и лыжную шапку, тоже темную, с козырьком.

А теперь вот Леня Баскин, обрисовывая внешность напавшего на него бандита, тоже упомянул черное полупальто, которое носил преступник. И лыжную шапку описал, весьма похожую. Было немало оснований предположить, что и пистолет, забранный не так давно у инспектора Цветкова, стрелял вчера в Останкине. Очень важными поэтому могли оказаться малейшие детали, которые сумел бы дополнительно вспомнить Баскин. Но он вдруг заупрямился. Встал со стула и решительно заявил:

— Мне завтра на работу. И я должен отправляться на вокзал. Через два часа поезд, а я еще билеты не купил.

— Торопишься?

Калитин, беседовавший с потерпевшим, даже записей никаких еще не вел, чтобы драгоценный свидетель освоился получше в новой обстановке перед подробным опросом. А тут, пожалуйста, на вокзал ему надо.

— Мне завтра на работу, — упрямо повторял Баскин. — А потом… — Леня подумал и категорически изрек: — А потом — я не желаю больше впутываться ни в какие уголовные истории. И вы не имеете никакого права меня насильно задерживать.

— Я даю тебе слово, Леня, — Павел Калитин понимал, в каком настроении парень. — Я даю тебе слово, что, если ты сам не захочешь нам помочь после того, что узнаешь, мы тебя и на вокзал отвезем, и билет поможем достать, и на поезд усадим, и даже ручкой на прощание помашем. Договорились?

— Ну?..

Павел рассказал о происшествии на шоссе, рядом с водоохранной зоной, о том, что от него, от комсомольца Лени Баскина, — только от него! — зависит возможность напасть на след вооруженного пистолетом преступника, который, может, в этот момент замышляет или осуществляет уже новое злодеяние.

— А с работой как же? — Леня был и заинтересован и явно польщен тем доверительным тоном, которым с ним разговаривал сотрудник МУРа. — И домой надо сообщить.

— Сейчас все организуем. Напиши вот здесь на бумажке, куда и что сообщить, и мы через свои органы в Тольятти немедленно уведомим всех, кого надо.

Еще через час Калитин пришел к подполковнику Миронову со своими предложениями.

— Прошу вас, Александр Титыч, немедленно доложить комиссару: нужна войсковая часть, чтобы срочно прочесать, буквально сантиметр за сантиметром, тот лесок, где стреляли в Баскина. Сами понимаете, что будет означать, если мы найдем гильзы от патронов с нашей маркировкой.

— А твой Баскин не фантазер? Не сядем мы в лужу?

— Нет, не фантазер.

— И так уж тебе нужна именно войсковая часть?

— Я не узнаю вас, Александр Титыч. Неужели надо вас уговаривать?

— Ты должен меня уговаривать, я — комиссара. А не проще поднять — тебе поднять! — трубку и позвонить в горком комсомола. Две-три сотни хороших ребят-дружинников — и игра сделана.

— Согласен. Спасибо за совет. Иду выполнять. И еще.

— Да?

— Уже несколько раз в течение последних месяцев Останкино становится ареной наших забот. Там еще сохранились отдаленные от основных жилых массивов, малонаселенные глухие места. Не считаете ли вы нужным доложить начальнику управления о том, что в этих районах следует усилить патрульную службу?

— Считаю.

— И последнее. Баскин оказался толковым, очень наблюдательным парнем. Вполне возможно, что с его помощью удастся создать более или менее точный словесный портрет преступника. Прошу вас разрешить привлечь научно-технический отдел к составлению фоторобота.

— Разрешаю. Все?

— Все.

— Сообщай мне, как будут разворачиваться события, скажем, через каждые два часа. А если с фотороботом выйдет, сейчас же давай команду на его размножение…

Позавтракав в милицейском буфете и потому еще больше подобрев, Леня Баскин сидел в комнате старшего лейтенанта Калитина и, когда он зашел, как раз вел очень содержательный разговор с Валерием Венедиктовым, тоже оказавшимся заядлым мотоциклистом.

— За работу, ребята, — подсел Павел к увлеченным собеседникам, объяснявшим друг другу ценность какого-то усовершенствования в машине новой марки. — Прежде всего, Леня, ты должен скрупулезнейшим образом, до самых малейших штрихов, описать внешность стрелявшего.

— Это башкирца-то?

— Почему «башкирца»?

— Разве я не говорил вам, что он в трамвае сказал?

— Говорил, но о Башкирии не упоминал.

— Так он сказал, что тоже приезжий, из Башкирии.

— И больше ничего?

— Еще, что по научным институтам бегал, что бюрократы там.

— И больше ничего?

— Я его спросил: имеешь ли ты сам отношение к науке. Он ответил: кое-какое.

— И больше ничего?

— Да вроде больше ничего существенного не говорил. А внешность я его запомнил так, что в лучшем виде нарисую.

— Давай рисуй. Все вспоминай: какие у него глаза, форма разреза, цвет зрачка, какие брови, цвет и форму волос, какие-нибудь особые приметы лица, манеру говорить, походку.