Но начальство Павла придерживалось иной точки зрения. Розыск свою работу по делу Матюшина провел как положено. А что преступник, уже осужденный, бежал из колонии — здесь в первую очередь спрос должен быть не с МУРа.

— И чего вообще огород городить, когда группа воров хозяйствует в городе как хочет, — сердито выговаривал Павлу майор Вазин. — Поймай, тогда занимайся самокопанием сколько влезет. А сейчас действовать надо. Поэнергичней. Поцелеустремленней. Поцеленаправленней.

— Понять я вас, Павел Иванович, тут могу. А поддержать должен майора Вазина, — говорил и Степан Порфирьевич Соловьев, только несколько дней как приступивший к работе и сразу окунувшийся в хлопотливые розыскные дела.

— Зовите группу, старший лейтенант, — предложил Степан Порфирьевич. — Посидим все вместе. И вот Алексей Михайлович с нами. Прикинем еще раз, как и что.

Было так. Начиная с июля в самых различных районах Москвы группа воров — все говорило за то, что не один, а именно группа! — подбирала ключи к квартирам, хозяева которых были на работе. Только за последние две недели ноября буквально тайфун квартирных краж (их было девять!) прокатился по проспекту Мира.

Сотрудники МУРа тщательно проанализировали кражи по методу совершения, по времени, по тому, что прежде всего и как хватали жулики в квартирах. Создавалось впечатление, что всюду действовала одна и та же группа, главарем которой был изворотливый, предельно осторожный, видно, многоопытный рецидивист. Бывало, что в обворованную квартиру сотрудники угрозыска прибывали через десять-пятнадцать минут после посещения ее жуликами.

Все кражи происходили примерно в одно и то же время — с десяти до двенадцати часов дня.

Всегда преступники действовали с «прозвоном», то есть предварительно много раз звонили и, если кто оказывался дома, мгновенно испарялись.

Орудовали воры предпочтительно в новых жилых массивах. Выбирали отдельные квартиры, расположенные особняком, без соседей. Более других предпочитали 9—12-этажные крупноблочные дома-башни. Ясно было, что шли с верхнего этажа, начиная там «про-звон». На нижних, 3—4-х этажах краж не совершали: и сверху спускаются и снизу чаще люди идут.

Во всех — без исключения! — случаях воры удостаивали «визитом» лишь те квартиры, где в дверях стоял замок марки «Москва». Эти такие внушительные на вид запирающие устройства они вроде бы отмыкали одним мановением руки — на замках не было и намека на то, что над ними кто-то чинил какое-либо насилие.

Почти всегда преступники, войдя в квартиру, хватали лишь те вещи, что поближе, на видном месте, а не шарили по всем комнатам, по тумбочкам, шкафам, столам. Брали в первом попавшемся им на глаза гардеробе одну-две вещи, и все. Если комнаты изолированные, шли в ту, которая ближе к двери, а во вторую — ни ногой. Если смежные и в первой и во второй стоят гардеробы — хозяйничали в первой. Только если в первой комнате нет платяного шкафа (скажем, это столовая), то лишь тогда заскакивали во вторую.

Порой более ценные вещи оставляли. Лежат золотые часы, драгоценности, деньги, но не в первой, а второй комнате — не трогают. Следовательно, можно сделать вывод, что преступления не планируются заранее, скажем с помощью «наводчика», который ориентировал бы воров, что где лежит и когда хозяева в отсутствии. Группа действует с налета: кто-то из соучастников стоит «на стреме», а остальные, не успевая даже как следует сориентироваться, оглядеться, берут что под руку наиболее подходящее попадется — лишь бы побыстрее, лишь бы поменьше времени находиться в квартире и не попасться.

— Прошу разрешения перебить товарища майора, — привстал со своего места Павел. — До сих пор с обоснованностью его обобщающих рассуждений в принципе могу согласиться. А с выводами — никак.

— Садитесь, Павел Иванович. И не надо спрашивать разрешения: мы ведь просто беседуем. Пожалуйста, высказывайте ваши возражения.

— Раз преступники решились на ограбление квартиры и если они действуют, как вы утверждаете, Алексей Михайлович, группой, состоящей по крайней мере из трех-четырех человек…

— Из трех…

— Пускай из трех. То они постараются извлечь из каждой кражи максимум выгоды. Один, допустим, оберегает сообщников, стоит «на стреме». Но двое других, проникнув в квартиру, неужели будут стоять один возле другого? Конечно же нет. Один бросится к шифоньеру, другой станет перерывать вещи на трельяже, ища деньги, ценности. Можно ли себе представить, что на троих они выносят из квартиры одну-две вещи, и то отнюдь не самые ценные. И так не один раз, а все время в десятках зафиксированных нами уже случаях.

— Значит, по-вашему выходит, что свидетели из разных концов Москвы сговорились и дружно плетут околесицу? Так прикажете вас понимать, — первым не выдержал тактического рисунка дискуссии майор Вазин.

— Я сам, Павел, спрашивал Макодеда Бориса Михайловича с проспекта Мира. Ты же знаешь, что он показал. Могу принести, Степан Порфирьевич, протокол допроса, — внес свою лепту в обсуждение Петр Кулешов.

— Не надо. Я помню, — удержал его рукой полковник. — Этот Макодед неожиданно вернулся домой. Кажется, в обеденный перерыв. Так?

— Да, да, в обеденный.

— И увидел около двери своей квартиры женщину и двоих мужчин, один из которых будто бы возился с замком. Верно?

— Я могу продолжить, Степан Порфирьевич. Но несколько с иных позиций взглянув на показания свидетелей. Можно? — сказал Павел.

— Прошу вас, старший лейтенант. Полезно взглянуть и с других позиций.

— Вы сами сказали, «будто бы возился с замком». А может, и не возился? Потом «потерпевший», вместо того чтобы принять меры к задержанию очевидных, по его мнению, воров, что сделал? Бросился в квартиру, чтобы проверить, не похитили ли что у него так и не успевшие открыть замок жулики. А когда выскочил снова на лестницу, то никого уже не увидел. И вот, на основании «версии» Макодеда, мы ищем сейчас в Москве женщину и двух мужчин, составляющих «воровскую группу».

— Можно мне? — как школьник в классе, поднял вверх руку Валерий Венедиктов. — И, не ожидая разрешения, обрушился на своего начальника группы. — Так нельзя, Павел. Есть и другие аналогичные показания.

— Домыслы. Поползли слухи: кто-то где-то будто бы видел двух мужчин и одну женщину.

— Не домыслы. Ответь на два вопроса.

— Отвечу.

— Известно ведь, что при «прозвоне», когда преступников видели, они больше в этом доме краж не совершали?

— Разумеется, известно. Дальше что?

— Ты знаешь, что по поручению Алексея Михайловича мы с Петром мобилизовали дружинников и за два дня обошли все дома от Рижского до ВДНХ?

— И из нескольких сотен опросов обнаружили семь случаев, когда в квартиры действительно звонили по ошибке. Товарищ майор, ты и Петя считаете это за подтверждение версии о группе. Я же полагаю обратное — преступник, назовем его условно Главарь, и рассчитывал на совпадение, что мы пойдем по ложному следу. На самом же деле, я в этом убежден, Главаря никто не видел.

— Не могли же действительно люди так единодушно говорить неправду? Почему ты считаешь заслуживающим внимания только те откровения, что исходят от тебя?

— Не кипятись, Валерий. А почему не предположить, что свидетели заблуждались? Добросовестно заблуждались. Они выдавали желаемое за действительное потому, что им очень хотелось участвовать в разоблачении преступников. Таким образом, вольно или невольно, но они создавали искаженное представление о положении вещей, толкали нас на ложный след.

— Отдадим кесарю кесарево. Ваши рассуждения, Павел Иванович, и более страстные и куда лучше логически выстроены. И я это говорю не потому, что готовлю себе «отдушнику» на случай, если вы окажетесь правы.

Полковник оглядел подчиненных, ожидающих его решения. Неторопливо поднял кверху и несколько раз пригладил белые пряди — еще не подобрал, видимо, нужных слов, чтобы поточнее выразить мысль.

— И мне представляется, — продолжал он, — что весьма похоже все это на действия хитрого, дальновидного одиночки-волка, за плечами которого столько ловушек и капканов, что он учен-переучен. Но мы с вами, Павел Иванович, в своих предположениях опираемся не на факты, а лишь на умозрительные построения. Что же касается версии о группе, то пусть некоторые, но мы имеем тут реальные основания для действий. На что же нам ориентир держать? Скажите сами.