— Друг мой Ваня, не говори красиво и… опять нелогично. Чего же ты вместе со мной бился так над обвинительным заключением? Как понять твое усердие с письмом в колонию?
— Так и понять надо, без всяких обиняков. Я тоже твердо стою на позиции, что срок — это не только кара, а тот минимальный отрезок времени, который нужен, как бы это поточнее сказать, для восстановления личности, вот как. Почему я — за то, чтобы поддержать Котову, дать ей возможность поскорее вернуться к близким. Она заслужила это. Я только против того, чтобы частный случай возводить в принцип и понимать приговор суда как акт негуманный или недостаточно гуманный, не помню точно, как ты сказал.
— Бросьте, братцы, спорить, — попытался утихомирить горячих оппонентов Петя Кулешов. — Каждый из вас по-своему прав. Насчет Котовой — ничего не скажу. Но среди наших подопечных мне приходилось встречать таких, для «восстановления личности» которых ни суды, ни колонии ничего не могут сделать. Закоренелые, ничем не прошибаемые рецидивисты. Освобождают их — как же иначе, свой срок отбыли, — а они несут людям новое горе. Как быть? Прибавить бы надо по суду срок заключения таким неисправимым — нельзя, гуманизм наших законов не позволяет.
— И вообще, — вступил в разговор Валерка Венедиктов. — Даже механизмам положен отдых и профилактический уход. Мы же договорились, что о работе не будем, а вы опять за свое. Предлагаю обсудить такую животрепещущую проблему, как шансы наших хоккеистов в матче с канадцами.
Друзья вскоре расплатились. Вышли на улицу. И прежде чем отправиться по домам, решили заглянуть на минуточку — как не зайти, рядом ведь оказались! — в «Гастроном» № 1, знаменитый елисеевский магазин, который москвичи почему-то упорно предпочитают называть по имени его давнего владельца.
Около одной из касс сгрудилась группа покупателей. Сергей Шлыков не преминул вклиниться в толпу и махнул друзьям рукой, приглашая их подойти. Люди уже расходились, видимо, произошло недоразумение. Внимание любопытных привлек, как это нередко бывает, совсем пустяковый инцидент. Средних лет женщина, вытирая платком глаза, что-то смущенно объясняла стоявшему перед ней высокому черноволосому капитану милиции.
— Обозналась, — разъяснил друзьям Шлыков, уже успевший войти в курс дела. — Приняла товарища капитана за какого-то своего знакомого, который не очень деликатно обошелся с нею.
Друзья переглянулись. Чтобы к офицеру милиции, да еще в форме, да еще публично предъявлялись такого рода претензии! Странно. И так как водочки совсем не пил только один Павел — пусть остальным досталось всего по сто граммов, все равно! — вперед подтолкнули Калитина. Павел сразу вошел в роль.
— То есть как это не деликатно? — поднял он брови. — Мы из городского управления МВД. Будьте добры объяснить, гражданка, о каких претензиях идет речь.
Гражданка стала еще более энергично всхлипывать, и вместо нее ответил капитан милиции, как выяснилось — приезжий, из Баку.
— Говорит, обозналась. Разыскивает, говорит, капитана милиции, будто задолжавшего ей крупную сумму. Такой же, говорит, высокий, черноволосый, как я…
— Так. Что-то мне не нравится эта история. Лучше бы с ней сразу же разобраться. Не возражаете, товарищи?
Расстроенная гражданка — она назвалась Райской — и капитан милиции из Баку не возражали. Излишне говорить, что по соображениям, которые уже приводились, сопровождал их на Петровку, 38 конечно же опять Калитин.
И вот что поведала Райская дежурному по управлению.
В одно из прошедших зимних воскресений Москва, как всегда, устремилась за город. В часы таких вот особенно сильных людских приливов прежде всего безропотно приняли на себя многократно возросшую нагрузку поезда метрополитена. На станции «Кировская» в вагон, и без того, казалось, заполненный до отказа, вклинилась большая группа хохочущих, раскрасневшихся юношей и девушек с рюкзаками, лыжами и традиционными гитарами. Когда поезд тронулся, плотную массу пассажиров, составлявших теперь как бы единое целое, резко качнуло. Вскрикнула женщина с сумками в руках — она не успела схватиться за поручень и потеряла равновесие. Мужчина, который стоял рядом, поддержал соседку за локоть. Женщина поблагодарила.
Случилось так, что и женщина и мужчина вместе сделали пересадку и вместе вышли на одной станции — на «Электрозаводской». Мужчина любезно предложил свою помощь — поднести сумки, если спутница, разумеется, не сочтет это назойливостью с его стороны. Спутница уже имела возможность во время поездки в метро составить некоторое представление о внешности вежливого пассажира. Теперь, при дневном освещении, он произвел на нее еще более выгодное впечатление. Выше среднего роста. Худощавый. Стройный. Как-то по-особому подтянутый, с развернутыми плечами, твердой и вместе с тем легкой походкой, словом, с такой выправкой, какой обычно отличаются военные. Лицо немного продолговатое. Черты тонкие. Холеные усы. Не фатовские, подбритые, а благонадежные, солидные, как у бывших офицеров, оставивших усы еще со времен войны. Вежливо снятую темно-серую велюровую шляпу держит в руке. Такое же, под цвет, темно-серое добротное ратиновое пальто распахнуто. На лацкане черного костюма виден ромбик выпускника военной академии. Белая нейлоновая рубашка с твердым воротничком. Со вкусом подобранный галстук — голубовато-стальной, с черными полосками. В тон костюма и модные узконосые ботинки без шнурков и шелковые носки.
Все рассмотрела женщина. И пристальность ее внимания вовсе не была случайной: нежданный попутчик пришелся ей по душе.
Благоприятное впечатление оказалось взаимным. Короче говоря, следователь Первомайского райотдела капитан милиции Дмитрий Филиппович Петров очень скоро стал почти совсем родным человеком в доме Ираиды Михайловны Райской. Такой внимательный — ни одного визита без милых пустяков, без цветов. Всегда у него в портфеле бутылка вина, конфеты. Общительный, веселый.
— Не хотела я заявлять, — волновалась Райская. — Бывший офицер Советской Армии! Капитан милиции! Такой образованный, интеллигентный, тонкий. Нет, я отказываюсь понимать случившееся. Не мог же сотрудник органов милиции опуститься до вульгарной кражи. Поэтому я и решила подождать еще немного. Зачем его зря компрометировать.
По рассказу Райской все выглядело действительно весьма непонятно. Более того — настораживающе.
— Мне приходится быть с вами до конца откровенной: Дима уже фактически жил у меня. Нередко оставался ночевать. Естественно, что я дала ему ключ от квартиры: там, видите ли, шел ремонт, а я предпочитала быть в это время на даче. Он тоже иногда туда приезжал. Ходил обычно в штатском. Но порой надевал и форму. В доме у нас капитана многие знали. Управдом, дворники, лифтерши называли по имени-отчеству, всегда почтительно здоровались. Вот Василиса Тихоновна, лифтерша, дежурившая в тот день, и сообщила мне, когда я вернулась вечером, что Дмитрий Филиппович заезжал на такси, примерно часа в два, и увез телевизор — у нас «Рубин» — и приемник «Эстонию». Пока шофер выносил их и устанавливал в машине, Дмитрий Филиппович беседовал с лифтершей. Сказал ей, будто я просила временно переправить это «хозяйство» на дачу, а то мне одной там скучновато. И с тех пор Дима пропал. Я пробовала позвонить в Первомайский райотдел милиции, но там мне сообщили, что капитана Петрова у них нет, есть лейтенант Петров. И тот в командировке.
Случай беспрецедентный. Дежурный по управлению немедленно доложил руководству. Райскую тут же повезли в Первомайский район, познакомив со всеми офицерами, которые были на работе. Показали фотографии отсутствующих.
— Может быть, вы путаете, капитан не Первомайский район называл?
Хотя сотрудникам управления было уже ясно, что Райской повстречался обыкновенный аферист, перед Ираидой Михайловной разложили еще и снимки из личных дел всех офицеров Петровых, служащих в московской милиции.
Надо отдать должное Ираиде Михайловне: зрительной памятью обладала она превосходной. Экспертам научно-технического отдела только и оставалось, что зафиксировать в определенном порядке подсказанные Райской приметы Лже-Петрова. Получился словесный портрет, весьма напоминающий Олега Матюшина, мошенника самой «высокой квалификации», на воровском жаргоне — «разгонщика». Чтобы совершать «разгон», необходимы длительная, кропотливая и строго замаскированная подготовка, знание психологии намеченных жертв и подлинный артистизм исполнения. Преступникам из молодых за «разгон» и браться нечего: все равно что сразу с повинной в милицию идти. Поэтому и осталось в этом избранном клане только несколько уцелевших могикан, известных уголовному розыску наперечет. Где Матюшин сейчас? Сидит? На свободе? Ответ на этот вопрос последовал сразу же: месяца нет, как отбыл очередное наказание и освобожден. Привлекался за мошенничество уже двенадцать раз.
