Кончался рабочий день, и Алька никогда теперь не забывала заглянуть перед уходом в каморку старшего вахтера, охранявшего помещение. И во всеуслышание напоминала ему:

— Не забудьте, Михей Платонович, еще разочек проверить, все ли двери заперты. Сами знаете, какая у нас обстановочка.

Мстительный и злобный человечишка, мелочный, живущий пустяковыми, ничтожными интересами, сумел добиться своего. С легкой руки Альки Суриной вокруг Ольги в тресте образовалась атмосфера подозрительности, недоброжелательства.

Нашлись такие сослуживцы, которые, подобно Альке, не здоровались с Ольгой, старались избегать ее, не говорить с ней. Их, таких людей, в тресте оказалось не так уж много. Но Ольге с ее болезненной, а теперь еще более обострившейся мнительностью казалось, что ей объявлен всеобщий бойкот.

— Что с тобой, Олюшка?

В один из вечеров Игорь навестил Ольгу, узнав у дворника номер квартиры — до сих пор он у Котовых не бывал, провожать ее Ольга разрешала только до подъезда. После памятного посещения Большого театра она больше не звонила ему. На работу, чтобы только не встречаться, ездила не на метро, а с двумя пересадками, на трамвае и троллейбусе.

— Почему ты стала избегать меня? Я уже все перебрал в голове, даже самое худое. Ну, думаю, встретился Ольге не «князь», а «граф». — Игорь пытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной, совсем не его. И Ольга не выдержала. Она захлопнула перед Игорем дверь парадного. Стояла, вся окаменев, не уходя, и слышала, как Игорь там, за дверью, часто дышал, будто не мог отдышаться после бега по лестнице. Как тяжело топтался он возле звонка, не решаясь еще раз нажать кнопку. И как потом медленно, останавливаясь чуть не на каждой ступеньке, пошел вниз.

…Сто свечей, заключенных в маленький светлый баллончик, до предела накалили за долгие часы горения настольную лампу. Все ее металлические детали и даже белый стеклянный абажур дышали жаром. Павел Калитин, как пришел из управления в светлой, заправленной в брюки рубашке (день выдался в Москве на редкость жарким), так и сидел, не переодеваясь, как обычно дома, в тренировочный костюм. Давно спала Лида. Он старался не шелестеть листами бумаги, когда писал или рассматривал документы. А потом и бумаги отложил в сторону. Сидел, думал, старался представить себе воочию, как все было, что переживала Ольга, как сложилось все дальше.

Да, Ольга еще более замкнулась. Ни с кем не делилась, даже с матерью — самым близким человеком, — как тяжело ей приходится. Все люди стали казаться Ольге либо враждебными, ненавидящими и ее и друг друга, либо чужими, безразличными, занятыми только собой и своими делами. Даже против Игоря она старалась себя настроить.

Рано утром Ольга приходила на работу, забирала почту и возвращалась обратно только вечером — объектов у треста, клиентуры всякой было столько, что она едва успевала всюду побывать. Никто ее не контролировал, никто не интересовался, как она проводит день. Доставлена почта — и хорошо.

С деньгами у семьи Котовых было туго, как никогда: ведь из скромной курьерской зарплаты по приговору суда теперь ежемесячно вычитали еще пятнадцать процентов. А соблазнов у Ольги оказалось превеликое множество. Как будто нарочно, в тех конторах, министерствах, научно-исследовательских институтах и общественных организациях, куда она носила почту, люди оставляли в пустых кабинетах то настежь распахнутые створки шкафа, то открытый ящик стола, а порой даже дверцы сейфа с еще покачивающейся в скважине связкой ключей.

Павел потом отметит в обвинительном заключении те учреждения, в которых отсутствие самого элементарного порядка создавало почву, помогало совершению преступлений.

Для частного определения суда в обвинительном заключении еще будет материал о руководителях и общественных организациях треста, где работала Ольга. Окажись среди них более чуткие, отзывчивые люди, и, вполне вероятно, даже можно сказать более уверенно — никогда бы не было заведено второе уголовное дело на Ольгу Котову. Ведь в комсомольской организации треста даже не знали как следует, что произошло с Ольгой до того, как она пришла к ним на работу.

В тресте писали всякие бумаги в суд — характеристику дали Ольге приличную, даже взятие на поруки оформили. Но именно «оформили». Не человек и его судьба волновали руководителей монтажного треста, а стремление смыть пятно с чести коллектива. Хотя честь коллектива требовала совсем иного.

Когда Павел сообщил партийной организации треста о своем намерении довести до сведения суда, что способствовало новому падению Ольги, там начались крупные разговоры. Люди будто прозрели и увидели себя в очень неприглядном свете. Жаль, что это случилось слишком поздно.

Теперь Павлу для выполнения замысла оставалось только одно — найти Игоря. Это оказалось самым трудным, так как, кроме имени и того, что он студент, тогда ничего не было известно. Помогла та же Александра Федосьевна Губанчикова — соседка Котовых.

— Чего греха таить, когда малый этот к Ольге нагрянул, я одним глазком его заприметила. Уж больно хотелось посмотреть, что за орла себе нашла Ольга.

— И что же?

— Так я этого Игоря потом встретила на нашей АТС. Телефон у нас в квартире отключили, будто за неуплату. А мы уплатили, только немножко не в срок, Я и пришла выяснить, что к чему. Телефон, значит, чтобы включили.

— Извините, Александра Федосьевна…

— Сейчас, сейчас дойду до точки. До чего вы, молодые, нетерпеливые. Значит, я этого Игоря там и встретила. Он за загородкой деревянной, что у них там в зале сделана, расхаживал как все равно хозяин. Не иначе он работает на АТС. А уж знают его там непременно…

Так Павел познакомился с Игорем Ветлугиным. Они сразу понравились друг другу и перешли на «ты». Было много общего и в складе характера и в направленности интересов этих славных парней, обладающих природным даром, который очень многого стоит, — умением отбрасывать все наносное, второстепенное и видеть в людях их суть.

Когда Павел раскрыл всю подноготную поступков Ольги и откровенно сказал, почему он так настойчиво разыскивал Игоря, тот некоторое время ошеломленно молчал, переживая и обдумывая услышанное. Потом проговорил голосом немного хриплым, севшим от волнения:

— Как же это я не вмешался, когда следовало? Видел же все. Чувствовал, неладное что-то у нее дома или на работе. Деликатничал, считал неловким навязывать свою помощь. А еще психологом себя считал. Слушай, можешь на меня полностью рассчитывать. Я готов…

— Давай обойдемся без лишних слов. Лучше их заменить действием. А то уже все сроки миновали, и пощады мне от начальства больше не будет. Согласен, если сейчас устроим вашу встречу?

— Конечно!

Павел взял телефонную трубку, набрал четырехзначный номер и попросил, чтобы к нему доставили заключенную Котову. А когда Ольгу привели, он отослал конвоира и сам сел за самый дальний в их большом кабинете стол, стоящий у двери. Его настолько поглотило изучение взятых с собой бумаг, что он как бы совершенно отсутствовал в комнате. Но и при желании обостренный слух Павла не смог бы ничего воспринять. Казалось, двое находившихся возле окна слова не проронили друг с другом. Но минут двадцать спустя, когда Павел поднял голову, то по лицам и Ольги и Игоря он увидел, что план его имел полный успех.

Правда, Ольга оттаивала, становилась разговорчивее, откровеннее очень медленно. Но с каждым днем процесс этот ускорялся. Теперь Ольга сама говорила Павлу Ивановичу:

— Вот здесь-то и при таких-то обстоятельствах я то-то взяла.

И испытывала облегчение, как бы снимая с себя каждый раз еще частицу давившей ее тяжести. Они установили, подробно описали и подкрепили свидетельскими показаниями восемнадцать краж.

Трудная, кропотливая эта работа была необходима прежде всего для самой Ольги. И еще так требовал закон. Потому что признание обвиняемого еще не все. Чтобы положить его в основу обвинения, вину надо доказать.

Немало сил также ушло на розыски вещей. Ольга досконально помнила, где и что брала, в какие комиссионные магазины и когда сдавала или кому из знакомых продавала. Удалось вернуть потерпевшим их вещи на сумму, которая превысила 400 рублей.