Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Она опустилась на жесткий ампирный стульчик у стены и села тихо-тихо, сложив руки на коленях, как благовоспитанный ребенок, которого привели в компанию взрослых. Она сказала:

— Расскажи мне, как это было. Откуда ты узнал?

— Я не уезжал из Хеттона после воскресенья.

— Из Хеттона?

— Разве ты не помнишь? Джон сегодня собирался на охоту.

Она нахмурилась, до нее не сразу дошли его слова.

— Джон… Джон Эндрю… Я… слава богу… — и она разрыдалась. Она беспомощно плакала, отвернув от Джона лицо и уткнувшись лбом в золоченую спинку стула[216].

Трагедия их любовной истории — в ее абсолютной пустоте; этот эпизод тем более убедителен, что автор очень мало говорит нам о любовниках и, за редкими исключениями, не пытается анализировать природу физической и эмоциональной привлекательности «бедного господина Бивера». Отношения между Бивером и Брендой вряд ли можно назвать любовной связью в подлинном смысле слова. Бренда со своим возлюбленным, похоже, заняты какой-то нелепой, разрушительной и ненужной игрой, возбуждаемые сплетнями знакомых, подстегиваемые, как в случае Бивера, соображением, что роман поднимет его престиж в обществе, и уверенностью Бренды в том, что она снова почувствует себя молодой. Дружба их постепенно угасает, как и должно было случиться. Как же странно, что редактор католического журнала обвиняет эту книгу в «упорной и дьявольской жестокости», называет ее «мерзкой», «дурно пахнущей» и считает, что ей не место на книжной полке безупречного католика![217]То, что книга жестокая, несомненно; и все же более «добродетельную» книгу я редко встречал на своем пути, хотя мистер Во настолько умный писатель, что не станет прилагать к ней откровенное нравоучение. Его новый роман оставляет странное ощущение, какое бывает после чтения строгих и бескомпромиссных Отцов Церкви, убежденных в том, что жизнь человеческая — хаотичное сплетение склонностей и страстей и что лишь немногие и очень сильные страсти достойны удовлетворения. Меня книга, как ни странно, забавляет и вдохновляет, но автор не виноват в том, что он такой блестящий рассказчик.

У мистера Во экономная манера повествования. Его портреты, особенно Джона Бивера и неугомонной миссис Бивер, которая занимается новомодным ремеслом, носящим название «дизайн интерьера», намечены несколькими по-кошачьи нежными штрихами. Во дорожит своим временем и временем читателя.

New Statesman, 1934, September 15, р. 329

Джон Хатченс[218]

Лучший роман Ивлина Во. Рецензия на роман «Возвращение в Брайдсхед»

© Перевод А. Курт и А. Резникова

Brideshead Revisited. — Boston: Little Brown & Co, 1946

«Я хочу рассказать вам о памяти, которая окрыляла массы», — говорит повествователь в новой книге поразительного английского сатирика 1920–1930-х годов Ивлина Во, которая называется «Возвращение в Брайдсхед». В этом глубоко прочувствованном и тщательно написанном произведении автор переходит из одного мира в другой, большой, мир: из безумного и шутовского Мейфэра, где упрощается все и вся, из мира забав, где все серьезное превращается в фарс, в мир, где мысли и чувства людей заслуживают доверия. Можно спорить о том, так ли искусен роман «Возвращение в Брайдсхед» с формальной точки зрения, как другие его книги — «Упадок и разрушение», «Мерзкая плоть» и «Пригоршня праха». Сейчас важно то, что книга значительнее и богаче и, скорее всего, это лучший по содержанию и стилю роман, появившийся в последнее десятилетие. Говорю это для тех почитателей Во, которые могли подумать, что он исписался. Важно и то, что книга подспудно свидетельствует об авторе и его росте как аналитика и художника.

Ивлин Во, несомненно, гениальный по точности и ясности художник, с которым не сравнится никто из современных англоязычных прозаиков. Это было очевидно с самого начала его писательской карьеры, и «Возвращение в Брайдсхед», отличаясь от всех предыдущих произведений совершенно особой интонацией, манерой изложения, местом действия, тем не менее, стал логическим продолжением выбранного пути.

«Возвращение в Брайдсхед» обладает той силой и глубиной, которые характеризуют Во как искусного писателя, находящегося на пике творчества, поражающего живым умом, не потерявшего ничего из уже достигнутого. Захватывающая история изложена образным языком. Так или иначе в ней подытожено и прокомментировано все характерное для нашего времени и общества. Почти романтическое ощущение чуда сочетается с дерзкими суждениями писателя-реалиста. Одним словом, это большой содержательный роман, открывающий сезон 1946 года; роман, выполненный с совершенством, превосходящий другие романы уходящего года, несмотря на их разнообразные достоинства.

От прежнего Во остается Во-моралист. Автор книги, безусловно, моралист, каковым был всегда. Если поглубже вглядеться в изображение веселой жизни Мейфэра, мы увидим, что автор выполняет древнюю функцию сатирика — подвергает суровой критике нравы и нормы общества. Излишне говорить, что он слишком крупный художник (и тонкий шутник, умеющий развлечь читателей), чтобы заниматься нравоучением. Избежать этого, однако, не удается, и сатирик все равно расправляется с абсурдом жизни, в том числе и с пустопорожними обычаями, а моралист ненавидит несправедливость и уверен в ценности разума и элементарной порядочности.

Если, помимо «Возвращения в Брайдсхед», вы читали другие вещи Во, то поняли, что, начиная с первой книги («Упадок и разрушение»), он был отлично оснащен для жанра общественной сатиры. Уже тогда он прекрасно знал, о чем говорит: мы имеем сведения из первых рук от человека, который жил в этом мире и, пожалуй, даже был его частью. Он пишет так, что его колкие остроты поражают жертву или пронзают ее насквозь, как того требуют обстоятельства. Его перо работает безупречно и быстро. Вы переходите от предложения к предложению, ощущая почти чувственное удовольствие от его умения подобрать точное слово, особую деталь для характеристики человека или места, восхищаясь его замечательным чутьем на все нелепое и смешное. Прочитав первые две страницы «Упадка и разрушения», мы понимаем, по меньшей мере, то, что в литературу пришел первоклассный мастер фарса:

…Ветераны-боллинджеровцы стекались в Оксфорд со всех концов Европы. Второй день тянулась кавалькада припадочных монархов в отставке, неуклюжих сквайров из обветшалых родовых поместий, проворных и переменчивых, как ветер, молодых дипломатов из посольств и миссий, полуграмотных шотландских баронетов из сырых и замшелых гранитных цитаделей…[219]

Если бы он даже больше ничего не написал после этого, его все равно бы помнили за тот яркий спектакль, который он устроил в романе, за великолепное безумство его лучших страниц: сатиру на спортивный праздник в школе, портрет бывшего взломщика, а ныне дворецкого в брюках для гольфа болотного цвета, махинации с «белыми рабынями» виконтессы Метроланд, подтрунивание над английской пенитенциарной системой. В этой книге мы ясно видим автора — молодого человека, вооруженного дубинкой и рапирой и прекрасно владеющего и тем и другим.

Ему было двадцать пять лет, когда он сочинял свою первую книгу и, возможно, от природного избытка сил пускал в ход дубинку чересчур часто. Отсюда — смешные имена в духе Теккерея (маленький лорд Тангенс, сын графа Периметра, лорд Какаду и др.), элементы экстравагантной комедии (любопытство виконтессы Метроланд, невинный Поль Пеннифезер, изгнанный из Оксфорда за то, что «пробежал по двору колледжа без штанов»). В «Мерзкой плоти» и «Сенсации» Ивлин Во вновь делает главным героем простака, чьи бесконечные злоключения, в сущности, следуют классическим образцам; но уже во втором романе его сатира становится необычайно искусной.

вернуться

216

Перевод Л. Беспаловой.

вернуться

217

После выхода романа «Черная напасть» (1932) главный редактор католического журнала «Тэблет» Эрнест Олдмедоу (1867–1944) развязал против писателя настоящую кампанию и в целом ряде публикаций довольно неуклюже обвинял его в безнравственности и других смертных грехах. В рецензии на «Пригоршню праха» Олдмедоу нехотя признал «бесспорный талант» автора, однако продолжил сетовать на его жестокость и снобизм (Oldmeadow Е. The Pity of It. / Tablet, 1934, vol. 164, n. 4922 (September 8), p. 300–301).

вернуться

218

Джон Хатченс [1905–1995] — американский критик и журналист; с 1946-го по 1948 г. — редактор книжного приложения газеты «Нью-Йорк Таймс».

вернуться

219

Здесь и далее роман «Упадок и разрушение» цитируется в переводе С. Белова и В. Орла.

46
{"b":"547341","o":1}