– Держи. Хорошая лошадь. На твоем месте я бы ее заныкал.

Я стояла на коленях, а пресс поднимался передо мной, и мозг работал как камера: наблюдал и записывал, не осознавая.

Сначала я видела: Талис прошел сквозь солдат, словно их не было. Талис, великий ум, ВЛ, основатель института обителей, Кандагарский мясник, Талис, который правил нами и спас нас от самих себя, так давно, что почти превратился в легенду. Одетый для верховой езды в несколько слоев одежды: джинсы, потертый плащ, криво застегнутый жилет. Он был худощав. И молод.

– Уилма, тебе причитаются очки за смелость. Но скажи на милость: ты что, на самом деле считала, что я тебе все это просто так спущу?

Арментерос глядела на него со скепсисом и раздражением.

– Кто вы такая?

– Я же сказал: Талис. Биологический организм я, конечно, позаимствовал. Надеюсь, никого это не шокирует. Иногда нужен личностный подход.

Он сплел пальцы и вытянул руки ладонями вперед, щелкнув суставами. От этого движения открылась татуировка Лебединого Всадника: крыло, манжетой охватывающее запястье. Такой знак никто не подделает. Не осмелится.

– Без крыльев? – спросил Бёрр. – А жаль, пусть бы крылья были.

– Голубчик, они пристегиваются. И крылья мне не нужны. Я не Лебединый Всадник. Я – первопричина существования Лебединых Всадников.

Арментерос посмотрела на его руки, на лицо. Облизнула пересохшие губы.

– Допустим, я вам поверила. Почему бы не прострелить вам башку?

Талис поднял брови.

– Для начала, Рэйчел – это тело зовут Рэйчел – наверняка не одобрила бы. Но это так, к слову. Дело в том, что я лишь копия; застрелив меня, только забрызгаешься. Кроме того, я оставил работать кое-какие эффектные программы из серии «Разнести весь Камберленд», и так будет жалко, если я окажусь не в состоянии их отменить, да? – Он взъерошил рукой волосы, стряхивая пыль. – Я ведь не просто так считаюсь стратегом, задающим тон эпохе.

– Конечно, – сказала Арментерос.

– Ты, в общем, тоже, только ты из плоти и крови. Так что давай поговорим.

Талис втиснулся между Бакл и Арментерос, посмотрел на мониторы, нахмурился и достал из кармана очки. Надев их, он прищурился, сморщив нос.

– Я смотрю, вы тут ловко организовали канальчик связи, пробивающийся сквозь помехи. Свяжитесь тогда с базой, разузнайте, нет ли срочных новостей. Маленькая овцеводческая ферма, где живет ваша дочь, – она в округе Харрисон, хмм? Около Синтианы?

– Бакл, – кивнула Арментерос.

Бакл опять поднесла руку к уху и снова включила наушник.

– Интересно насчет Харрисона, да? – продолжил Талис. – В незапамятные времена войны всегда вели дети бедных. Когда Некто решал, что за тот или иной клочок земли стоит бодаться, умирал всегда Никто. Все изменилось, когда Некто примерил на себя шкуру непосредственного участника игры. – Он убрал очки и поднял глаза на Арментерос. – Харрисон для вас многое меняет.

– Никаких сообщений о проблемах в Харрисоне не поступало, – сказала Бакл.

Арментерос посмотрела на Талиса, и морщины вокруг глаз стали у нее еще глубже.

– Да, все верно. – Он улыбнулся блестящей улыбкой. – Богом забытое местечко. Если его стереть с лица земли, даже в новостях не покажут. Другое дело, если дотянуться до Индианаполиса.

Рука Бакл еще оставалась прижатой к уху. Пауза. Потом адъютант посерела. Потрясение проступало на ее темной коже, пока лицо не стало похожим на немытую сливу.

– Все, – прошептала она. – Индианаполиса нет.

– «Мы – всего лишь пыль на ветру», – процитировал Талис. – По крайней мере, вы. Итак. Я планирую сделать очень просто. Скажем, по одному городу в день. Пока вы не вернете мою обитель. Следующим, думаю, станет Колумбус, но, может быть, я просто подкину монетку.

– У нас по-прежнему в руках королевские заложники, – напомнила Арментерос.

Талис склонил голову набок:

– Тут такое дело. Это я изобрел такую схему, когда детей убивают ради высоких целей. И веду большую игру. Ты правда считаешь, что, если пристрелить несколько пятилетних малышей, я сбавлю обороты? – Он похлопал Арментерос по плечу. – Так как насчет моей принцессы? Отпустите ее, пока вы меня не разозлили.

– Бёрр, – приказала Арментерос.

– Что? А! – Толливер Бёрр пожирал глазами Талиса, как театрал, размышляющий, не сбегать ли за розами, чтобы бросить кумиру на сцену. Наконец он обернулся. – Да, генерал, все в порядке. Думаю, мы остановились не слишком поздно, Грета сможет сделать еще один дубль. Мы сейчас все вернем в исходное положение.

– Бёрр, просто развяжите ее. И проверьте, что там с помехами. Отключите канал связи. Ни один бит информации не должен просочиться сюда или отсюда.

– Хорошо, хорошо. – Бёрр склонился над ящиком с оборудованием.

Оттуда он вылез с мультиинструментом и передал его капралу, которого взял себе вроде как ассистента, затем повернулся к монитору. То есть получается, рук я не лишилась. Капрал дотронулся кончиком мультиинструмента до сковавших меня ремней. Мигнули индикаторы. Липучка отключилась. Я выдернула руки и согнулась пополам, прижав их к себе. Избавление от ужаса подкосило меня так, как не смог подкосить сам ужас. Я тряслась и рыдала, все фиксируя, но ничего не осознавая.

– Наверное, на рассвете, – мечтательно произнес Талис. – Просто чтоб красиво было. Рассвет. Город. Бабах. Надо где-нибудь пометить, чтобы не забыть.

Он подхватил меня на руки и понес внутрь.

Я бы охотно сказала, что Талис уверенно вошел в мизерикордию в развевающемся плаще, раскидывая камберлендцев, как ноябрьские листья.

Я бы с удовольствием сказала, что он одним движением смахнул все чужеродные железки, оставленные Толливером Бёрром на старинной дубовой полировке, и возложил меня на стол для карт, как принцессу в хрустальный гроб. Я хотела бы сказать, что получилось красиво. Мне хотелось, чтобы было красиво. Чтобы я была принцесса, спасенная волшебником. Чтобы Талис воздел руки и одним словом излечил меня. А камберлендцы чтобы пришли в смятение.

Но в смятение никто не пришел. Никто не имел ни малейшего представления, как выглядит Талис. Он не был похож на себя – неказистый, весь в пыли и воняющий лошадиным потом, он щурился после тускло освещенного зала, откуда только что ушел, и пошатывался под моим весом, как мог бы пошатываться обычный человек под весом довольно длинного и неплотно набитого мешка картошки – притом что картошка заходилась в истерике. Камберлендцы, которые явно приспособили мизери под монтажную студию, подняли голову от рабочих планшетов и карточных игр. У большинства на лице было написано раздражение, лишь некоторые казались крайне удивленными, но никто не испугался.

Талис свалил меня на стол, между кабелями Бёрра и режиссерскими раскадровками. Я бессильно всхлипывала.

– Эй! – Один из камберлендцев, здоровенный, краснорожий, встал. – Девочка!

Талис, не удостаивая солдата вниманием, склонился надо мной. Его глаза сияли, как два солнца. Он был такой ослепительный, что через пелену слез я видела четырех Талисов.

– Тихо, тихо, – сказал он, словно говорил с лошадью. – Попросить тебя расслабиться будет, пожалуй, бесполезно, но просто не сопротивляйся, договорились?

Так успокаивая меня, Талис подсунул руку мне под плечо, навалился всем весом, а второй приподнял мне руку за локоть. Лицо его нахмурилось, пока он искал нужный угол, а потом он неожиданно дернул мне руку точным уверенным рывком. Плечо хрустнуло – но не успела я вскрикнуть, как боль в этом плече отключилась. Как будто заклинанием волшебника. Вот и сказка, которую я хотела.

– Эй! – крикнул солдат.

Талис вправил мне второе вывихнутое плечо. Боли вдруг стало настолько меньше, что казалось, ее вообще нет. Боль ведет себя не так, но сейчас я про это забыла. Я перестала всхлипывать. Краснолицый камберлендец схватил Талиса за шею.

– Чем это ты тут занимаешься?

Талис чуть оживился.

– Я? – просиял он широкой улыбкой, полной деланой невинности. – Да так все как-то. Примеряю чужое тело, разгоняю скуку, стираю города с лица земли… Меня зовут Талис. Может быть, вы обо мне слыхали?