Я пыталась не следить за ним, но получалось плохо.

Колючая масса тыквенных побегов царапала мне ладони и запястья.

В конце концов Зи встала передо мной, заслонив обзор, и схватила меня за руки. Она подняла их так, что наши предплечья соприкоснулись, как у бойцов.

– Нам не обязательно здесь находиться.

– Но я хочу…

–…работать в саду, собирать урожай, как раньше. Но нет нужды. Тебе ни к чему себя мучить.

Я рассмеялась и подавила смешок.

– Да, действительно, и так достаточно.

Зи подняла выше наши соединенные руки и прижала их мне сначала к одной, потом к другой щеке. Я коснулась лбом ее лба. О, Зи… Во сне я видела ее коронованной. Но и в короне она не была бы так величественна, как сейчас.

– Не обязательно выказывать неповиновение и надежду на лучшее именно здесь, – сказал Элиан. – Верь мне, я фермер. Пырея всюду хватает.

– Да благословят пырей все боги. – Зи отпустила мои руки и обняла меня за талию. – Идемте, ваше королевское высочество. Идемте полоть чеснок.

Я бросила взгляд на сарай, где мои будущие палачи демонтировали яблочный пресс. Там же хранились наши мотыги.

– Что они там делают? – спросил Хан.

– Я схожу, – вызвалась Тэнди.

Ее свободно распущенные волосы стояли как венец вокруг головы, и через них светило солнце. Она прошла так, что солдаты расступились, на мгновение исчезла в сарае и появилась с тремя мотыгами на плече:

– Больше не осталось.

Как-никак, вся школа вышла в сад.

Одну мотыгу взяла я, другие две – Зи и Элиан.

– Спасибо, – поблагодарила я Тэнди и всех их.

Голос оказался тоньше, чем мне хотелось. Мы пошли к садовым террасам. От группы у сарая отделились двое солдат и направились за нами. Никто на этот счет ничего не сказал.

Чеснок рос на одной из самых нижних террас. Там было прохладнее, хотя солнце сушило последние капли грязи и голая земля недавно засаженной грядки трескалась, как ложе высохшего озера. Пахло осенью. И чесноком, конечно. Тень посадочного индуктора простерлась над нами, как часовая стрелка. Мы стояли под наблюдением солдат и смотрели вниз, на поле люцерны и излучину реки Саскачеван.

– Как думаешь, мы сможем добраться до реки? – тихо спросил Элиан.

Ни Зи, ни я не оглянулись на камберлендцев и их ружья, хотя, конечно, прикидывая ответ на этот вопрос, их нельзя было не учитывать.

– Возможно, – кивнула Да Ся. – Но с какой целью?

У нас не было лодки, а если говорить о самоубийстве, топиться – это медленно. Этот процесс могут прервать. Вряд ли эта сверкающая вода станет для нас каким бы то ни было путем к спасению.

– Надо, по крайней мере, об этом подумать, – заметил Элиан. – О том, чтобы выбраться отсюда.

– Я думаю, – сказала Зи. – Все время.

У меня сердце чуть не разорвалось, когда я услышала ее слова. Они рвали мне сердце потому, что… я-то о побеге никогда не думала.

Вниз по склону разнеслось жужжание бензопилы. Яблочный пресс глубоко увяз опорами в утрамбованной земле, и Толливер Бёрр приказал, чтобы его вырезали пилой.

О, сентябрьские дни – какие же они долгие.

«Довольствуйся настоящим», – написал Марк Аврелий. Но у меня не получалось. Проходили колючие секунды. День немного поносил жару, а потом снял, как пиджак. Когда Толливер Бёрр прислал за мной, я уже дрожала от холода.

Прежде всего он мне улыбнулся. Потом отошел на шаг назад, сложил пальцы рамкой и посмотрел на меня сквозь нее.

– Хмм, – сказал он.

И мне стало неловко. Неловко!

– Я искренне надеюсь, что соответствую вашим требованиям, мистер Бёрр.

– Толливер, – рассеянно ответил он, словно уже устал настаивать и почти махнул рукой. – Грета, ты великолепна! Ты просто картинка! Но… – Он описал в воздухе петлю. – Может быть, душ?

Яблочный пресс стоял рядом в густой траве. Я старалась не замечать его, но, по правде, видела очень отчетливо: светлые участки дерева, где были отпилены подпорки, крупинки слюды на гранитном поддоне. Крутить рукоятки они посадили пару механических пауков.

– Душ, – сказала я.

Бёрр улыбнулся и кивнул:

– Чтоб ты выглядела на все сто!

Я искренне пожелала, чтобы если меня снова стошнит, то хорошо бы сделать это на хрустящую белую рубашку Толливера Бёрра.

– В обители нет душа, мистер Бёрр.

– Хм, – снова сказал он. – Ну, нет так нет. – И добавил через плечо: – Джинджер, принеси принцессе ведро и салфетку, чтобы умыться.

И потом снова повернулся ко мне:

– Грета, у тебя больше ничего нет надеть? Или, может, поискать тебе чего-нибудь?

Мне подумалось о платье из парчи с цветами, том самом, что в моем сне превратилось в удава.

– Мистер Бёрр, я останусь в этом.

– Но…

– Если вы хотите сделать из меня мученицу, монашеская одежда будет уместной.

– Мученицу! О нет! Думаю, так далеко дело не зайдет. – Толливер Бёрр обвел руками все вокруг, охватив камеры и свет. – Я профессионал, Грета. Тот, кто убеждает. – Он снова улыбнулся. На его ссохшемся лице улыбка вышла как у трупа. – Ничего такого не потребуется, обещаю.

И возможно, он прав. Грядут парламентские выборы… значит, общественное давление…

Давление! Зря я об этом подумала. «Давление…» И больше я уже думать не смогла. Интересно, меня накачали наркотиками или я просто так испугалась?

– Я обладаю приоритетом выхода в эфир на общественных каналах, – болтал Толливер Бёрр. Я едва прислушивалась. – Зрительская аудитория может оказаться бес прецедентной по объемам. Я уверен, что Панполярная потребует от правительства спасти свою принцессу. И, кроме того, разумеется, мама любит тебя.

«Разумеется».

Кто-то поставил у моих ног ведро мыльной воды. Я посмотрела на него и попыталась вспомнить, что надо делать. Бёрр взял салфетку, аккуратно вытер мне лицо, вымыл по очереди каждый палец.

– Ты великолепна, Грета! Очень естественно.

Я очнулась и закричала:

– Не прикасайтесь ко мне!

– Во-от, – подбадривающе сказал он. – Это все естественные реакции, дорогая моя. Не старайся играть. Честное слово, ты прекрасно справишься.

Я отпрянула от него и попятилась. Два солдата подхватили меня под локти.

Всю жизнь меня учили ходить спокойно. Но сейчас… я боролась. Почему я не должна бороться? Все было безнадежно, невозможно, но я все равно сопротивлялась, и меня пришлось тащить – хоть я и не визжала, но хотя бы кричала и брыкалась.

Кто-то с силой опустил меня на колени; когда я снова встала, еще кто-то резко дернул мои руки и положил их на каменный поддон. Я ударилась подбородком о камень. Во рту появилась кровь. В глазах зажглись черные искры. Везде солдаты. У них пластиковые ремни со смарт-липучками. Я сопротивлялась, но солдатам и десяти секунд не потребовалось, чтобы привязать меня, за запястья и за локти. Я дергалась и натягивала ремни. Они впивались в кожу, оставляя краями следы. Я еще разок дернулась, не в состоянии заставить себя остановиться.

А потом затихла.

Поддон был низким; я неудобно скорчилась, копчик оказался на уровне плеч. Сделав глубокий вдох, я опустилась на колени. С достоинством. Все же традиция. Королева на плахе.

Я подняла глаза.

Когда Бёрр позвал, камберлендцы оторвали меня от Да Ся и Элиана. Я с отчаянием смотрела куда-то мимо пресса, мимо камер, мимо Бёрра, высматривая, что стало с моими друзьями.

Они стояли позади шеренги солдат, спиной к террасам. Тэнди и Атта держали Зи. Она кричала и брыкалась, как я только что. Грего так и замер с тыквами в руках, а Хан вцепился в него, разинув рот. Элиан стоял рядом с Арментерос. Он схватил ее за локоть и, казалось, плюет ей в лицо. Адъютант Арментерос, Бакл, держала Элиана за свободную руку. У меня в ушах стучала кровь, я не слышала, что они говорят.

Бёрр отходил от пресса, разглядывал его с разных ракурсов, поправлял камеры и слегка двигал рассеиватели, ставя галочки на планшете. Я смотрела на свою когорту, смотрела на Элиана, восстанавливая дыхание и пытаясь сосредоточиться. Никого из малышей видно не было. Может, всех увели в здание обители? Это правильно. Они могли превратиться в неуправляемую толпу. И кого-то раздавить. Я посмотрела на свои руки, на напряженно сложенные на сером камне пальцы. Действительно. И кого-то раздавить.