– За три-пять дней, я бы сказала, – уточнила Зи.

Небрежно, мимоходом. Я готова поклясться, что удержала голос в пределах маски учебника, не дала ему выскользнуть из-под нее, но почувствовала внезапно устремившееся ко мне внимание Да Ся. Она верно поняла, что я делаю.

В отличие от Хана.

– От трех до пяти дней – до чего? – спросил он.

– До того, как закончится вода, скорее всего.

Я не удержалась и мельком глянула в лицо Элиану, как бросаю взгляд на Паноптикон. Губы у Элиана были крепко сжаты. Я тут же опустила глаза. У вздымающегося козьего бока видна была коленка Элиана – его коленка и подергивающийся бугор под одеждой: паук. Я знала, что паук будет слушать. И понимала, что балансирую на краю – на самом-самом краю того, что допустимо сказать.

– Саскачеван всегда был задворками, но после всех изменений климата он совершенно высох, и панполярное правительство решило перевезти все население. Мы перегородили дамбой залив Джеймса, чтобы реки превратили его в новое озеро Великое, а побережье Гудзонова залива в новую житницу. Эта модель рационального природопользования хорошо изучена.

Голос у меня звучал ровно, но я умоляла: «Стой. Подумай. Не делай этого. Пожалуйста».

– Рационального… – У Элиана дрогнул голос.

Без предупреждения он вдруг выпустил козу и встал. Лупоглазка отскочила назад и лягнула задними ногами, как опытный боевой конь. Мне пришлось высвобождать руку, так что равновесие восстановить я не успела – и в результате неизящно грохнулась на спину. Коза унеслась. Элиан встал надо мной, а за ним вырисовывался Паноптикон.

– Меня уже тошнит от рационального. Ответь мне на один рациональный вопрос, принцесса Грета. Твоя мать допустит, чтобы ты погибла?

– Несомненно, – ответила я, лежа на спине в пыли.

Следующие несколько дней это «несомненно» волдырем саднило у меня во рту. Элиан не обращал на меня внимания, а я игнорировала его. Даже когда козы вышли на жару – это легко было понять по тому, что они стали шумнее петухов и принялись сексуально домогаться бочек с водой, – даже тогда я обнаружила, что размышляю над этими словами, проигрываю этот момент в памяти.

Снова и снова мысленно просматриваю, как Элиан спрашивает о том, что у него нет права знать, о том, о чем ни один ребенок в обители никогда не спросит у другого. «Твоя мать допустит, чтобы ты погибла?»

Моя – допустила бы. Несомненно.

Она была бы убита горем. Колебалась бы. Она начала бы войну только в том случае, если бы все остальные варианты не оправдались. Обители хорошо выполняют свою задачу. Из-за них малоимущие государства не решались начинать войны с целью получить то, что им необходимо; состоятельные государства не решались отказывать обоснованным требованиям. «Обители, как-никак, двигают переговоры, – сказано в Изречениях. – Считайте, что вносят свою лепту».

Но я бывала на озере Эри. Можно сказать, болото: камыши, крики дроздов, драги, поднимающие на поверхность тяжелые металлы, которые когда-то осели на дне загрязненного озера. В те времена, когда оно еще было озером.

Допустить, чтобы то же самое сотворили с озером Онтарио, моя мать не могла. И я знала, что не допустит. Она родилась наследницей престола и хорошо научилась хладнокровию и бесстрашию, которых требует корона. Она бы упорствовала, сколько возможно, но если бы камберлендцы не уступили, она бы не приняла их требований. Она бы допустила мою смерть.

«Несомненно».

И так же несомненно, что Элиан неспроста задавал эти бесконечные вопросы о козах. Он добывал информацию о «королевском визите».

В тот год визит нам наносила семья переселенцев из Саскатуна, грохотчики, которые сортируют мусор заброшенного города при помощи вращающихся барабанов размером с дом – грохотов, откуда они и получили свое прозвище.

Грохотчики и «королевский гость» прибыли в первый день сентября. По счастью, моей когорте в тот день выпало быть на вершине холма, у загона Красавчика Принца Чарли – мы передвигали заборы, огораживая свежее пастбище. Оттуда была видна открытая прерия.

И над ней поднималось облачко пыли.

Грего заметил первым – и застыл, а имплантированные радужки в его глазах резко захлопнулись.

Хан тронул его за локоть.

– Не пугайся. – Никто другой не сделал вывода, что Грего боится, а Хан – легко и откровенно. – Это наверняка «королевский визит».

Так оно и было. На наших глазах из пыли медленно появилась группа – нестройно идущие люди, которые длинными палками гонят впереди себя коз. Гости представляли собой странное зрелище для глаз, привыкших в обители к упорядоченным построениям: мужчины, женщины, дети, все бредут вместе. Когда они приблизились, стало видно, что головы и лица у всех замотаны от пыли тряпками. Длинные плащи, сшитые из разноцветных лоскутов, украшали блестящие кусочки металла, отчего издалека люди напоминали искры на воде.

Мы, в наших белых одеждах заложников, сгрудились в кучу и смотрели.

Но что же Красавчик Принц Чарли? Старина чуть с ума не сошел от запаха коз и впал в ярость, почуяв аромат приближающегося «королевского гостя». Его зрачки были широкими, как врата ада, а рога украшали остатки всего, что он пытался уничтожить: куски ограж дающей проволоки с ворот, люцерна из кормушки и, наконец, сверху был насажен кусок цукини.

– Бе-е! – выкрикнул он.

Я была убеждена, что по-козьи это означает: «Умри, неверный!»

Визитеры подошли уже на расстояние крика. Их было десятка два. Женщина – наверное, бабушка или прабабушка – и всевозможные взрослые, подростки, дети, все шли вместе и выстраивались, как им заблагорассудится. Они гнали десяток коз, которых собирались спаривать с Чарли. Козла – собственно, «королевского гостя» – сопровождал особый эскорт – коренастая молодая женщина, державшая его на поводу. Чарли уловил запах самок.

– Ммме-е-е! – простонал он. (По-козлиному – «Ух ты, девчонки!»)

Семья грохотчиков дошла до какого-то условленного камня и остановилась.

– Почему они застряли? – спросил Элиан.

Но в следующую секунду мы уже увидели почему. То, что я приняла за камень, было шаром из надзирателей, перепутанных, как змеи в спячке. Они разобрались по одному: их оказалось пара десятков, большей частью некрупные. Гости опустили свои пожитки. Пауки-надзиратели трогали мешки, принюхивались, забирались внутрь. Пауки-няньки, как тот, что мучил Элиана, взбирались на самих людей.

– Контрабанду ищут, – сказал Хан.

– Да, было бы классно! – вздохнул Элиан. – Представляешь, каких делов в этом местечке могло бы наделать одно хорошее взрывное устройство?

Конечно, в следующую секунду он уже стоял на четвереньках – пораженный разрядом, но все еще с мечтательными от мысли о бомбе глазами.

У одной женщины в толпе к спине был привязан младенец. На наших глазах паучок взобрался по заплечной сумке и взгромоздился ребенку на голову. Вероятно, сканировал, хотя с такого расстояния можно было только догадываться. Тэнди отвернулась, Да Ся, казалось, сейчас стошнит. Честно сказать, вся процедура потрясла и меня своей беспардонностью и чрезмерной тщательностью. Они ведь пришли всего-навсего осеменять коз. Элиан поднялся на ноги и вложил свою тревогу в медленную растянутую фразу:

– Господи. А у нас тут безопасно?

– Обители в безопасности, – сказал Хан. Какое психическое уродство – жить в таком месте и не уметь считывать подтекст. – Талис их охраняет. Вспомните Кандагар.

– Такое трудно забыть, – с каменным лицом сказал Грего, и он не шутил.

Да, мы помнили про Кандагар. Двести лет назад один народ под названием куши нанес удар по Обители-7 в попытке отбить своего юного короля-заложника. Талис ответил тем, что залпом орбитального оружия стер с лица земли их столицу. От Кандагара он камня на камне не оставил, никто не выжил.

«Тут и к оракулу не ходи, – гласили Изречения. – Эти Дети – мои. Только дотроньтесь до них, и люди будут вечно вас поминать».

– Ме-е-е! – завывал Чарли, и «королевский гость» тоже задул в свою трубу: