Поблизости нет никакого укрытия — приди ветер с любой стороны, и на льду будет не очень уютно. Вспоминаю небольшие шалашики-ширмочки, какими загораживали себя когда-то от ветра московские рыбачки, осваивая по зиме просторы подмосковных водохранилищ. Подобную ширмочку-шалашик в свое время я так и не приобрел, о чем сейчас немного и сожалею…
На ходу осматриваюсь вокруг и вижу впереди что-то вроде ледяных торосов. Нет, это не торосы, а камни-валуны, поднявшие на себе онежский лед. По осени эти камни, скорей всего, скрывались под водой и в начале зимы их прикрыл лед. Но вода стала уходить, спала по зиме, и камни поднялись, явили себя миру. Местами камней много — здесь разворотил лед уже целый подводный кряж-хребет долгой каменистой луды, подводного всхолмления. Направление луды от берега к островам легко угадывается. Иду вдоль камней и внимательно приглядываем ко льду. Вчера был выходной день — на льду были рыбаки. Я уже слышал, что эти места посещают по зиме любители рыбной ловли аж из Кондопоги. Для них это не ближний свет. В пятницу с вечера, сразу после работы, гонят они сюда на своих стареньких «жигулях» и «москвичах», ищут рыбу, встают на ночной постой к местным жителям и часто возвращаются домой с очень приличным уловом, И вчера, судя по всему, такие любители дальних путешествий были здесь — по дороге к озеру я видел свежие следы колес легковых машин. Значит, от воскресных рыбачков должны остаться лунки — удачливые для кого-то места так или иначе отметятся на льду.
Точно. Немного в стороне от груды камней, поднявших на себе ледяной панцирь, лунка, вторая, третья. Чуть дальше — еще и еще аккуратные окошечки во льду. Неподалеку от чужих сверлю свою собственную, самую первую лунку во льду Пялемского простора. Глубина чуть-чуть больше четырех метров… Что это: еще только скат с луды или так неглубоко здесь повсюду?.. Пока размышляю, прикидываю, является окунек, не очень малый, но все-таки не слишком подходящий для того, чтобы называться хозяином такой суровой воды. За ним другой — чуть покрупней… А дальше — тишина…
Новая лунка, совсем в стороне от камней-луды. Глубина та же — четыре метра с небольшим. Еще одна лунка — дно ровное, как пол в доме — ни глубже, ни мельче. Стараюсь отыскать подъем дна к каменной гряде. Нахожу, но ската, как такового, здесь нет — подъем ленивый, долгий. Устраиваюсь на глубине чуть меньше четырех метров. Уговариваю обитателей местных вод вступить со мной в переговоры. Меняю снасть — мормышки. Пока никакого ответа.
Солнце уже высоко, уже как следует припекает в спину, ледка в лунках давно уже нет. Снег вокруг раскисает на глазах, поднимаю и опускаю мормышку, как умею, играю этой снастью почти по всей глубине. И вдруг чувствую: кто-то остановил мою снасть и тут же, не отпуская мормышки, кинулся прочь от лунки. Я удерживаю слишком ретивого незнакомца и потихоньку поднимаю его ко льду. И тут чувствую легкий удар — словно мормышка, освободившись от прежней тяжести, впилась крючком снизу в ледяной край лунки. Осторожно поднимаю и чуть-чуть опускаю кончик удилища — никакого результата: крючок по-прежнему впился в лед. И только-только вспоминаю об отцепе, как моя мормышка оживает и тяжело падает вниз. Какие-то секунды — и на льду, отливая голубизной, светится своими доспехами красавец-хариус.
Из всех рыб, известных мне, хариус для меня рыба-сказка, так и не услышанная пока до конца. Я встречал хариусов и в реках и в озерах. Встречался с этой удивительной, быстрой и по-своему мудрой рыбкой у нее, в главное ее доме, в царстве хариусов, на Башкаусе и Чулышмане. Казалось, что еще? И все равно до сих пор даже само имя этой рыбки-подарка на счастье, звучит для меня самой трепетной музыкой…
Совсем недалеко от того места, где сижу я сейчас над своей лункой и любуюсь доставшимся мне подарком, к озеру приходит река, где и нерестятся, справляют свои свадьбы местные хариусы. Река по лету другой раз почти совсем мелеет, и хариус, зашедший в начале весны в реку, скатывается обратно в Онежское озеро. Здесь он зимует здесь снова готовит себя в дорогу к местам нереста и перед заходом в реку, перед самым началом большой воды, скапливается, как рассказывали мне мои друзья, перед устьем реки другой раз в очень большом числе.
Хариусам пока еще рано собираться возле самой реки — вода в реке еще не начала поднимать сдавивший ее лед, но видимо, что-то уже тревожит этих рыб-путешественников и они нет-нет да и появляются здесь, недалеко от своей родной реки.
Я жду еще хариуса. Но в этот день еще одной встречи с моей рыбкой-сказкой мне не выпало…
К полудню снег на льду совсем раскис — в кислую кашу рыбацкий сапог уходит по самую щиколотку — идти куда трудней, чем утром по морозцу. Мы завершаем ловлю и направляемся домой. Солнце, тепло — расстегивает куртки, сдвигаем на затылок свои головные уборы. Бредем по кислой каше, не торопясь, счастливые среди такого чудесного дня на весеннем льду.
Дома моя супруга, подверженная почти точно такой же болезни-страсти, как и я, принимается готовить уху — уху по-карельски… Большая глубокая сковорода, по дну сковороды ровно уложены рыбки, сверху кружочки лука, лист лаврушки, соль. Если есть под рукой картофель, то кружочки или полоски этого продукта, и до краев сковороды — вода. И все это варится, слегка кипятится-пузырится на медленном огне… Сварилась рыба, готов и бульон-уха. Самого бульона-ухи в ухе по-карельски совсем немного — так, почерпать ложечкой, но зато какой вкус! Какой аромат! Какая янтарная крепость!
После первой, долгожданной ухи приходят лень, сонливость. Лицо горит от утреннего солнца. Никуда не хочется больше идти. Только лежать с закрытыми глазами и еще и еще раз видеть свои утренние лунки. Но мирную тишину этих счастливых видений обрывает неожиданный визит — старший сын наших друзей является к нам с настойчивым предложением: пойти на рыбалку… Все утро, он, глядя на нас, мастерил какую-то свою особую снасть для подледной ловли. Он бы опробовал ее и без нас, но у него нет такого оружия, как коловорот, нет и насадки: мотыля, червей, которые здесь в большом дефиците даже по летнему времени.
Моя супруга отказывается от вечернего похода на озеро, мне же ничего не, остается делать, как снова плестись по раскисшему снегу туда, где утром первый раз в этом году встретил я долгожданную северную весну.
Погода вроде бы начала меняться — навстречу дует упрямый западный ветерок. А это совсем точно обещает назавтра хмарь-пелену по всему небу… До наших утренних лунок мы не добрались — остановились на полпути и сверлим лед. Глубина здесь побольше — почти шесть метров. И тут же ерши. Хорошие, крепкие ерши, эдакие кулечки-кулачки с хвостиками, набитые до отказа икрой… Я увлекся и скоро прикинул, что еще на одну замечательную уху — уху из ершей, этих самых ершей мне уже вполне хватит…
Пробую исследовать место вокруг — сверлю новые лунки, но там почти ничего, даже ершей не видно, хотя глубина та же самая. Возвращаюсь на старое место — и снова ерши выстраиваются в очередь к моей мормышке…
Вечером, когда за окном нашего жилища день почти совсем погас, мы дегустируем уху из онежских ершей… Хороша уха! Хороши ерши!
Следующий день. С утра пораньше снова на льду. Небо, как и угадывалось по вчерашнему вечеру, стало затягиваться мутной пеленой, но солнце еще просматривается через эту хмарь. С запада упрямо тянет все тот же неугомонный ветерок. Подставляем ему свои спины и останавливаемся там, где вчера вечером я промышлял ершей. Мне хочется идти дальше, к хариусам, но супруга категорически настаивает на том, чтобы остановились именно здесь, где вчера брал ненасытный ерш… Уступаю ей свою вчерашнюю счастливую лунку и устраиваюсь в стороне… Моя боевая подруга тут же добывает приличного окунька, за ним — второго. Ершей у нее пока нет. Я тоже стараюсь соблазнить окуней — дразню их легонькой блесенкой… Раз-раз — блесна отрывается ото дна, останавливается, зависает — и тут же кивок-пружинка ударом сгибается резко вниз… Один полосатый разбойник есть. Долго жду второго, сверлю еще и еще лунки — результат не очень: всего тройка окуней.
