Иван. Ниц лежит народ покорен, то по душе. Однако и Иуда был сначала покорен Христу ради хитрости своей. (Идет процессия с крестами и иконами.) Верить ли печерскому игумену, вышедшему навстречу мне, царю, с крестами и иконами? Игумен ли он? Не бесов ли сын? Да иные с ним. То не чернецы, а осквернители монашеского образа. Потребен ли им православный царь с сыном-наследником? Нет, им потребны цари-иконоборцы, чтоб на Руси, как в Царьграде, зло началось. Как от царя-иконоборца Льва Исавра да сына его Константина Гноетезного. (Кричит.) Рубите их! Печерскому игумену отрубить голову!
Грязной рубит голову игумену
Иван. Где воевода псковский Юрий Токмаков?
Токмаков (испуганно). Здесь я, государь милостивый!
Иван. Так-то ты, собака, блюдешь мою царскую власть! Во Пскове повсюду бунты и измены!
Токмаков (кланяясь). Государь милостивый, велел я поставить на улицах столы с хлебом-солью и всем жителям приказал земно кланяться и показывать знаки полнейшей покорности как буде выходить царь.
Иван. Истинно покорны ли?
Токмаков. Государь милостивый, жителя в оцепенении, многие исповедались, причастились, готовясь к смерти.
Иван (сердито). Чуют грех свой. Говорите, чуете ли грех? Отчего молчите о грехе?
Первый пскович (испуганно). Государь, у нас, псковичей, от ужаса горло пересохло и уста слиплись.
Второй пскович. Мы не против тебя, государь, Бог волен и ты, государь, над нами, своими людьми.
Третий пскович. У нас в летописях записано такое крестное целование: псковичам от государя, который будет на Москве, не отходить ни к Литве, ни к Польше, ни к немцам, никуда. А иначе будет у нас гнев Божий, глад, и огонь, и потоп, и нашествие неверных.
Иван (гневно). Вы, псковичи, изменили крестному целованию!
Токмаков. Мы не изменили крестному целованию. Псковичи, дабы очистить душу и отогнать страсти, приказываю самим нам пред благоверным царем опустить вечевой колокол.
Первый пскович. Вечевой колокол – то воля наша. (Плачет.)
Токмаков. Снять вечевой колокол, иначе будет кровопролитие. Проявим покорность. Я, князь, аки простой смерд сяду на ступеньки храма у ног твоих. (Под общий плач опускается вечевой колокол.)
Царевич Иван. Жителя псковские, отчего плачете?
Второй пскович. Мы, царевич Иван Иванович, по воле своей плачем.
Третий пскович. Разве что грудной младенец не плачет. Все плачут.
Токмаков. Теперь Бог и государь волен над Псковом и над нашим вечевым колоколом.
Иван (гневно). То покорство лживое. Не мне покорство, но сраму своему.
Входит юродивый
Юродивый. Царь, помысли ты о своем сраме!
Грязной. Рубить ли дурака, государь?
Иван. Токмаков, кто сей юрод?
Токмаков. То, государь милостивый, здешний юродивый Никола по прозвищу Салос.
Иван. Грек ли? По-гречески юрод – салос.
Токмаков. Государь, не ведаю, кто и откуда. Сего рода люди представляют из себя дурачков и осмеливаются говорить сильным людям то, на что не решился бы другой. Он и меня, воеводу, много обличал, однако в темницу я его не сажал, ибо пользуется он общей любовью народа.
Иван. Откуда ты, юрод?
Никола. Из мира сего. Мир вам, православные христиане.
Псковитяне. Государь милостивый, сего дурака по имени Никола многие почитают более чем за человека, почти за пророка.
Иван. Что ж пророчишь мне, Никола?
Никола. Пророчу тебе по внушению Божьему и подаю тебе совет ехать прочь из города, чтоб не было большого несчастья.
Иван (насмешливо). Которого несчастья? Казнить изменников, разве то несчастье? (Опричники смеются.)
Никола. Царь, оставь ужасны словеса свои. Приотстань от великого кровопролития и не дерзай еще грабить святы Божьи церкви. А ежели не можешь без кровавого мяса, то вот. (Достает из сумы кусок сырого мяса.)
Иван. Я христианин, не ем мяса в пост.
Никола. Ты хуже делаешь: ты ешь человеческое мясо. Неужели съесть в пост кусок мяса животного грешно, а нет греха съесть столько людского мяса, сколько ты уже съел?
Иван (насмешливо). Не из тех ли ты лживых пророков, что бегают из села в село нагие и босые с распущенными волосами, трясутся и бьются, и кричат: «Святой Николай! Святая Анастасья! Святая Пятница!» Таких мужиков и женок, и девок, и старых баб изымать надо и слать в монастыри дальние на работы. Особо же злобных казнить.
Грязной. Сделаем, государь. (Хватает юрода.)
Иван (злобно). Повелеваю с Троицкого и иных соборов колокола снять, забрать церковную утварь!
Никола (кричит). Кровопийца! Пожиратель христианского мяса! Ежели твои воины коснутся мечом хоть волоса на голове последнего псковского ребенка, будешь поражен громом. Ангел Божий хранит Псков для лучшей участи, не для разграбления.
Первый пскович. Николай святой, спаси нас!
Грязной. Это обманщик или колдун! Вели его зарезать!
Никола. Разрядится в огненной туче, которая, как ты сам видишь, государь, стоит над тобой. Сию минуту истинно сильная мрачная буря пришла. (Крестится.)
Слышно конское ржание
Опричный слуга. Государь милостивый, конь твой любимый царский пал.
Третий пскович. Царь содрогнулся.
Иван (испуганно крестится). Юрод, прошу молиться об избавлении меня, царя, и прощении мне моих жестоких замыслов.
Грязной. Государь, то обманщик и колдун. (Новый удар грома.)
Царевич Иван. Батюшка, ныне зима, а зимой громовы тучи разве громоносят? (Крестится.)
Никола. Пророчества мои почали сбываться. Предрекал я тебе беду, ежели почнешь свирепствовать в Пскове? Сейчас издох твой любимый конь, а и хуже будет. Поди прочь, Ивашка! Ивашка, Ивашка, до коих пор будешь ты без вины проливать христианскую кровь? Помысли о том и уйди, или тебя настигнет большое несчастье.
Грязной. Рубить юрода, государь?
Иван. Пусти, Васютка, юрода. Я же из Пскова тотчас еду в Старицу, а оттуда в Слободу.
Грязной. Казнить ли псковцев, государь?
Иван. Возьмешь лишь казну да иные частные имения, а казнить более не надобно. Поход окончен. (Уходит прочь.)
Никола. Куда ж ты, царь, хочу позвать тебя в пещерку у Волхова, в убогий вертеп. Угостить склянцой крови и частью сырого мяса да показать тебе души невинные мучеников, возносящихся на небеса.
Царь в сопровождении царевича быстро уходит
Занавес
Сцена 13
Новгород. Ночь. Кладбище у церкви Рождества-на-Поле. Горит большой костер. У костра греется разнообразный народ. Стоят сани и телеги с мертвыми телами. Кучи тел лежат на земле. Старцы погребают трупы
Иван Жигальцо. От зимы сей до лета погребать будем, да все лето погребать будем. Свозят кучами сюда к церкви Рождества-на-Поле, да вместе с телами утопленных, всплывших на поверхность воды. И я, нищий старец, с иными старцами их погребаю за ради Бога.
Первый старец (неся тело). Без церковного обряда хороним, прости нас, Господи! Прежде без церковного обряда хоронили самоубийц, скоморохов, еретиков, богохульников, людей, погибших в судебных поединках, кулачных боях и иных потехах. Ныне без обряда хороним народ честный.
Второй старец. То не наш грех. Того грех, кто аки лютый зверь всех сек и колол, и на кол сажал.
Первый новгородец (у костра). Избиение длилось до пяти седмиц. Тяжко сказать, сколько горя и ужаса нам предосталось. (Плачет.)