Василий Шуйский. В Московской судебной палате множество дел незаконно опальных, чьи имения пограблены. Ты, Борис Годунов, воспользовался моментом, чтоб получить от казны вотчины казненных и опальных. Как прежний любимец царский князь Борис Тулупов впал в немилость, обличен был в измене и посажен был на кол, то царь Иван Васильевич велел отнять старинную волость Тулупова да отдал тебе, Годунову. Тогда и мать князя Тулупова замучена была вместе с ним, а имение ее отдали тебе, Годунову. Заодно с ними и другие казненные. Князь Михайло Плещеев, Василий Умнов, Алексей Федорович старый Мансуров, Федор Яковлев да Григорий Алексеевич Колтовский и прочие. Отошли все те вотчины тебе, Годунов.
Годунов. Те приношения даны мне против моей воли, сиречь насильно. О казненных скорблю, много отдал уж на поминовение. Кормовая книга Иосифо-Волоцкого монастыря указывает вклады мои, Бориса Годунова, на вечное поминовение братьев Умных, князя Тулупова и матери Тулупова, замученной вместе с ним. Ныне же, после смерти царя Ивана Васильевича, во славу благочестивого царя Федора Ивановича, объявляю, что жертвую Старицкую вотчину село Неверово, отданное мне при опале за бесчестье, что потерпел от князя Тулупова, в Иосифо-Волоцкий монастырь на вечное поминовение казненных и замученных.
Никита Романов. Ты, Годунов, прежнего государя окрутил, ты и нынешнего окрутить желаешь.
Годунов. Сие есть Богово. Не обнести тебе меня, Никита Романов, не осрамить, не опровергнуть, не оговорить.
Никита Романов. За твоими лукавыми речами ты, Борис, шел к возвышению. Жена твоя, честолюбивая и злая дочь Малюты Скуратова, имевшая на тебя, мужа, великий вплыв, беспрестанно побуждает тебя к возвышению, подвигает и ободряет, не останавливаясь ни перед какими средствами, и успокаивает твою совесть, когда она колеблется. Чем выше ты становишься, тем настойчивей жена твоя побуждает тебя преодолевать совесть.
Годунов. Жена моя от церковного брака. То Дмитрий от седьмой, незаконной жены, а ты в том незаконном браке кумом был.
Никита Романов. Борис, а знаешь, что ведомо стало, что при живом царевиче Дмитрии корм для поминовения в обходник списал, как об убиенном?
Годунов. То лжа. Корма ставят монастырские братья о поминовении разных лиц, а на Дмитрия не ставил.
Никита Романов (сердито). Ты к царству стремишься, в палате в чепях золотых у трона стоишь. В пирах как чашу государеву пьют за государя и за других государей, то и за тебя, Бориса, тост. А по обилию и роскоши стол твой не уступает царскому. Яства на тридцати восьми оловянниках. Пиры твои царские. (Кричит.) Ты из подлого народа! Ты не можешь быть царем! Ты!.. Ты!.. Ты!.. Батушо-царушо-царушо! (Падает.)
Федор Романов. Батюшка околдован! (Вместе с Иваном Романовым поднимает упавшего Никиту Романова.)
Никита Романов. Батушо-батушо-царушо! (Громко смеется.)
Федор Романов. Батюшка внезапно лишился речи и рассудка! (Плачет.)
Царь Федор. Здрав был дядюшка мой Никита Романович, немощен стал и безумен. Сказано, кто пьян или безумен умирает, и тело его у церкви положат, и пения Божьего не будет, и душе мука. (Плачет.) Бедный дядюшка мой!
Годунов. Зовите скорей лекаря! Родион Биркин, беги за лекарем!
Иван Романов. Глядите, бояре, дядя нашего царя Никита Романович Романов-Юрьев, третий по завещанию усопшего государя Ивана Васильевича, а назначен наряду с Борисом Федоровичем. Тот же, не желая иметь никаких соперников у власти, да подложил нечто Никите Романовичу.
Годунов. То есть наклеп на меня. Не я, а судьба то совершила.
Федор Романов (кричит). Ты, Борис, рабоцарь, велел околдовать батюшку! (Бросается с ножом на Годунова. Схватка. Федора Романова хватают.)
Басманов (тревожно). Ты ранен, Борис Федорович?
Годунов (держась за окровавленное плечо). Ранен, но не опасно.
Мстиславский (испуганно). Мы, Борис Федорович, того не желали.
Василий Шуйский (растерянно). Такого беззакония мы не допускаем.
Иван Шуйский. Беззакония ли? Двоюродный брат царя Федор Никитич, сильный духом, не мог далее скрывать своего гнева.
Федор Романов. Жаль, что ранил тебя, Борис, не опасно, как задумывал. Нечестивый лукавый властитель, дьявол-чаровник! Казни меня теперь, околдовавший отца моего и вселивший безумие в честную его голову! (Целует боярина Никиту Романова в голову.) Благодарю тебя, царь веков Иисусе Христе, Боже наш, царствующий с Отцом и Духом Святым, что сподобил нас быть убитыми невинно, как и сам ты, невинный агнец, заклан евреями-богоотрицателями.
Годунов. Невинно ли? Ведь хотел ты меня зарезать! Ангел же мой – святой князь Борис, девиз его – «Не пролей крови невинной».
Петр Басманов. Государь Борис Федорович, виновным головы рубить по приговору, прежде всего Романовым да Головину.
Головин. Прими души наши в свои живительные руки, Господи! (Крестится.)
Иван Басманов. Борис Федорович, надобно изложить поименно, кто из думных угрожает твоей жизни.
Мстиславский. Мы, вожди Думы, желали бы мира при правлении отечеством. Не пожалуешь ли ко мне на званый пир, чтоб за чашей медовой помириться?
Василий Шуйский. Не рады и мы, Шуйские, тому греху и кровопролитию. Придешь ли, Борис?
Годунов. Про то помыслю. Государь наш усопший, царь грозный Иван Васильевич, не умел обходиться без плахи и веревки, а я, Борис, никогда не тороплюсь с ними, но, ежели надо, применяю. Ныне же отвечу на интригу не кровью, а ссылками. Сослать Романовых и Головина в отдаленные города и содержать их под строгим присмотром.
Петр Басманов. Исполним, Борис Федорович.
Царь Федор. Борис, позволь мне с моим двоюродным братом Федором Никитичем попрощаться!
Годунов. Прощайся, государь, с ним надолго.
Царь Федор (обнимает Федора Романова). Верь в благочестие Иисусово!
Федор Романов. Храни тебя Бог, царь Федор Иванович! Не мысли ни о чем временном и преходящем, но мысли лишь о твоей великой земле, ее городах и о бесчисленном множестве верного тебе народу православного. (Крестит царя Федора. Царь Федор Иванович и боярин Федор Никитич целуются.)
Годунов. Имеешь ли какое желание, боярин Федор Никитич?
Федор Романов. Заказал я в Волоколамском монастыре латинскую грамматику, писанную славянскими буквами, то прошу прислать ее ко мне в ссылку, чтоб хоть она там доставила мне много удовольствия.
Годунов. Так велю сделать.
Никита Романов (хрипит). Ты, Борис, царюшшо, ты… (Хрипит.)
Андрей Щелкалов. Вишь, Борис, не желал боярин Никита Романов признать тебя царем! (Смех. Входит лекарь Люев.)
Люев. Что тут стряслось, Борис Федорович?
Годунов. Звал тебя к боярину Романову, погляди его, а потом попользуй и меня.
Люев (подходит к Романову). Похоже, исступление ума, также трясовица. Вести боярина домой, я к нему приду. (Никиту Романова уносят. Федора и Ивана Романовых и Головина уводят.)
Мстиславский. Мы, Борис Федорович, идти можем?
Годунов. Идите.
Мстиславский. Желаем тебе, Борис Федорович, скорого выздоровления. (Бояре уходят.)
Годунов (Люеву, перевязывающему Годунову раненое плечо). Что с боярином Никитой Романовым?
Люев. Поражен параличом, лишился употребления языка.
Годунов. Долго ли проживет?
Люев. Умрет скоро.
Годунов. Был он мне весьма опасен, судьба скоро избавила меня от него. Сын его Федор бросился на меня с ножом, да вишь, не допустил Господь.
Люев. Рана не опасна, Борис Федорович. Прикладывать надо к ране кал котов или кошек, смешивать с горчицею. Также мозг петуховый с вином пити для укрепления.