Прожекторы ярко овещали территорию не только с внешней стороны, но и внутри периметра. Покатые крыши длинных двухэтажных строений с узкими окнами казались облитыми серебром в лучах света. Одно, второе, третье… сколько их тут? Между ними я заметила натянутые веревки с бельем, но не углядела ни единой живой души. Бараки? А государственный флаг у входа вон в тот «белый дом» – явный признак административного корпуса.

Охранник толкнул в плечо, заставляя изменить направление движения, и повел к одиноко примостившемуся бетонному зданию, серому и безликому. Я невольно замедлила шаг, пытаясь определить его назначение. Карцер? Морг? От страха какие только мысли не лезли в голову.

Санитарный пункт. Я прочла это на табличке у дверей. Приободрилась – боль в руке пока отходила на второй план по сравнению с проблемами адаптации, но я знала, что ночью рана даст о себе знать. Обработка и лечение бы ей не помешали. А может, удастся уговорить снять браслет и продемонстрировать отличие от лекхе?

В помещении стоял невыносимый запах хлорки. Меня снова передали из рук в руки, сопроводив короткими пояснениями. Хмурый мужик в брезентовом фартуке, повязанном поверх свитера с высоким горлом, походил скорее на мясника. Он выдвинул из подсобки металлический бак и снял крышку.

– Раздевайся. Все вещи сюда.

Я уставилась на него как на полоумного. Оглянулась – провожатый с каменным лицом встал у дверей и положил руку на дубинку, укрепленную на поясе.

– Я не буду раздеваться. Немедленно позовите кого-нибудь из администрации! Я хочу с ними поговорить!

Мясник окинул меня тяжелым взглядом.

– Ты в первый раз, что ли? Я повторять не буду. Раздевайся, – он натянул по локоть толстые резиновые перчатки, словно собирался чистить отхожее место.

– Но я – не лекхе! Вы совершаете ошибку!

Тяжелые ботинки громыхнули по полу, когда мужик шагнул ближе. Похоже, к моей просьбе никто не собирался прислушиваться.

– Если мои вещи необходимо проверить, то можно, чтобы это сделала хотя бы женщина? – попробовала защититься я.

– Проверить? Это все мы сожжем, – мужик с треском вытряхнул меня из кофты.

Охранник тоже подступил, готовый помочь в случае дальнейшего сопротивления. При мысли о том, что сейчас начнут щупать грубые мужские руки, меня передернуло.

– Хорошо! – отскочила я. – Сама! Все сама сделаю!

Под взглядом двух пар глаз пришлось раздеться. Я демонстративно кинула в бак платье, колготки, обувь и поежилась, оставшись в одном белье. Старалась напомнить себе, что пока ничего страшного не происходит. Они же при исполнении, значит, не могут нарушать должностные инструкции.

– Чего встала? – грубо окрикнул мужик в фартуке. – Не тяни время.

Я сглотнула. Намек, конечно, поняла, но раздеваться догола было унизительно. Неужели они сами не видят, что на мне надето дорогое белье? Эти кружева стоили Ивару немалых денег. Разве лекхе носят такое? Я одернула себя. Может, работники гетто и не понимают, что оно дорогое? Отрешенные взгляды, механические движения – они просто выполняют свою работу и хотят справиться с ней побыстрее.

– Снимай! – прозвучал угрожающий приказ.

Я представила, как руки в резиновых перчатках рвут на мне тонкое кружево, и скрипнула зубами. Спустила с плеч бретели, стащила по бедрам вниз трусики. Кинула все в бак. К счастью или к ужасу, но ничего во взглядах обоих мужчин не изменилось. Не появилось ни вожделения, ни любопытства. Пустота и равнодушие. И неизвестно, что было страшнее, оказаться когда-то голой перед Жоржем, от которого так и несло садизмом, или стоять вот здесь, в санитарном блоке, с людьми, начисто лишенными каких-либо эмоций.

Мужик в фартуке взял в углу что-то наподобие щетки на длинной ручке и указал мне на следующую дверь.

– Туда.

Босиком по холодной кафельной плитке я пошлепала в указанном направлении. Сердце болезненно сжалось при виде пустого помещения с углублением для стока воды по центру и нависающим сверху душем. Продолговатое окно под потолком было приоткрыто, оттуда врывался прохладный вечерний ветер, но запах хлорки все равно оставался невыносимым. По коже пошли мурашки.

– На середину.

Я встала над стоком. Тут же сверху брызнула почти ледяная вода. Храбриться больше не осталось сил, и я позорно завизжала, обхватив себя руками. Химический привкус капель, попавших в рот, заставил отплевываться. Обожженная кожа на запястье отреагировала на соприкосновение с жидкостью такой болью, что у меня подкосились ноги. Я согнулась в три погибели, инстинктивно прижимая руку к животу, пока мужик в фартуке начал обходить вокруг и немилосердно драить щеткой мое тело везде, где удавалось достать.

Пытка длилась, наверно, часа три, хотя мне могло просто показаться. По крайней мере, мужик даже не запыхался. Когда вода выключилась, я дрожала в ознобе так, что зуб на зуб не попадал. В меня швырнули какой-то тряпкой.

– Вытирайся.

Как могла, я промокнула влагу на коже, а когда сообразила, что сменной одежды никто не собирается давать, завернулась в застиранный до серого цвета кусок ткани и дрожащими пальцами прихватила концы на груди. Больная рука горела огнем. Казалось, я попала в ад, из которого уже никогда не найду пути обратно. Только гордость не давала еще сломаться окончательно, начать ползать в ногах охранников и бессмысленно унижаться в слабой надежде, что хоть кто-то сжалится.

После принудительной помывки меня повели в следующее помещение. Здесь обнаружилась медицинская кушетка, застеленная белой простыней, железный шкафчик и стол со стулом. Мужик усадил меня на край кушетки, отошел к шкафчику. Я напряглась в ожидании дальнейших манипуляций.

– Руку!

На всякий случай я вытянула здоровую руку. В предплечье ткнулось что-то твердое. Работник отошел, а моему взгляду открылся фиолетовый оттиск на коже с надписью «ДЭЗ». Дверь хлопнула, и только тогда я сообразила, что мужик в фартуке ушел.

Оставшись одна, огляделась. Если бы среди медицинских приборов удалось разглядеть скальпель! Но попадались лишь пузырьки да склянки. Мне пришла в голову мысль найти шприц и воспользоваться иглой от него, как оружием. Но от кого отбиваться? От охранников с дубинками?

Послышались шаги. Я сжалась в комок и подтянула ноги под кушетку. В смотровую вошел высокий пожилой мужчина в белом халате. Продолговатое лицо, орлиный нос, высокий лоб с залысинами и белоснежный пух на затылке. Рядом семенила молоденькая девушка в форме медсестры. Светлые кудряшки так и подпрыгивали на плечах при каждом движении. Хорошенькая.

– Ну, здравствуй, дорогая! – неожиданно ласково обратился ко мне мужчина. Он поискал взглядом стул, обнаружил его и подтянул к себе, чтобы присесть. Медсестра положила на стол папку и зазвенела чем-то на металлическом подносе. – Меня зовут Илларион Максимович.

Проблеск хоть какой-то человечности в разговоре заставил меня потянуться к собеседнику, как мотылек летит на огонь.

– М-меня зовут К-кира…

– Ш-ш-ш! Помолчи, – оборвал он и нахмурил седые брови, – будешь отвечать только на мои вопросы. Поняла? Кивни.

Я судорожно затрясла головой.

– Хорошая девочка, – он бросил взгляд на браслет, – из социально опасных?

– Н-нет. Это ошибка. Я…

– Та-а-к, дезинфекция пройдена, – как ни в чем не бывало, продолжал он, осматривая уже другую руку с фиолетовой печатью. – Людочка! Запиши про дезинфекцию. Кожные покровы чистые.

– Да, Илларион Максимыч, – охотно откликнулась медсестра и принялась делать пометки в бумагах.

– Расслабься, – обеими руками врач надавил на мои плечи и заставил улечься на спину. Помог закинуть на кушетку ноги. Я продолжала трястись и ждала каждого нового действия с затаенным дыханием. Они будут делать мне больно?

– Сколько тебе лет? – он размотал мое нехитрое одеяние и принялся осматривать тело. – Людочка! Живот спокойный.

– В-восемнадцать. Но я не лекхе… неужели…

– Половой жизнью живешь?

Я поморщилась от проникновения мужских пальцев в тело и закусила губу от неприятных ощущений.